Владимир Мартов - Карл Великий

• Название: Карл Великий
• Автор: Владимир Мартов
• Издательство: Армада
• Жанр: История
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0767-Х

Два произведения о великом властителе Европы Карле Великом, составившие эту книгу, посвящены двум разным периодам жизни этого неординарного государя.

В. Мартов воссоздает образ юного Карла и рассказывает о начале его пути к вершинам власти.

Роман А. Сегеня охватывает длительный период жизни короля и императора и повествует о великом строителе государства, человеке, много сделавшем для становления современной Европы.

---

– Он – великий франк. Ему многое простительно.

– Но ведь он не сарацин и не язычник, чтобы иметь много жен.

– У него одна жена. Вы, ваше величество.

– А кто же тогда вы? Разве вы, Химильтруда, не жена ему, когда он приезжает и живет здесь, в Ахене, по полгода?

– Со мной он погружается в мир своей молодости.

– Вот как? А я полагала, что в мир молодости он окунается со мной, а с вами – в мир вашей с ним общей старости.

– Это не так. Я знаю, что в наши счастливые минуты он видит меня такою, какой я была, когда мы впервые повстречались.

– Вероятно, вы были необыкновенно хороши собой?

– Не исключено.

– Давайте выпьем еще вина. И вы расскажете мне о вашей с ним молодости. Можно?

Воспоминания обволокли душу Химильтруды, и она, раскрепостившись под действием вина и легкого разговора, распахнула им двери и ставни, выплескивая на свою собеседницу. Они проболтали всю ночь и легли спать только под утро. А на другой день Фастрада попросила Химильтруду познакомить ее с Пипином. Химильтруде не очень-то хотелось этого, но в конце концов она поддалась уговорам своей гостьи, нежданно-негаданно оказавшейся столь дружелюбной.

Горбун произвел на Фастраду отталкивающее впечатление, и в первые минуты она даже не умела его скрыть, что не утаилось от внимательного взгляда Химильтруды, которая, впрочем, подумала: «Она не способна прятать свои чувства. Лишнее доказательство ее простодушия и искренности». Пипин соблюдал все правила вежливости и разговаривал с королевой весьма учтиво, но смотрел на нее при этом так, будто новая жена его отца приехала сюда, горя желанием увеличить его природное уродство. Постепенно Фастрада сумела справиться с отвращением к неприятному горбуну, попросила его показать ей сад, взяла под руку и так бродила по садовым дорожкам, старательно ухоженным садовниками под руководством Химильтруды. Здесь, оставшись с Пипином наедине, Фастрада вдруг заговорила с ним о том, о чем он сам постоянно думал, но ни с кем бы не решился заговорить:

– Пипин, мы ведь с тобой ровесники и можем общаться по душам. Ведь так?

– Да, ваше величество.

– Ведь ты – самый старший сын нашего любимого короля. Так?

– Так.

– Самый старший и самый обиженный. Хорошо ли это, что твоим сводным братьям – все, а тебе – ничего? Хорошо ли, что Карломану даже присвоено твое имя, а ты тем самым как бы зачеркнут? Хорошо?

– Я не знаю.

– Знаешь! По глазам твоим вижу, что знаешь. Так вот, и я разделяю с тобой твою обиду. Я – друг твой. Ты веришь мне?

– Не знаю.

– Опять «не знаю»! Да что ж ты за человек!

– Я не человек. Со мной никогда не считались как с человеком.

– О! Теперь я вижу то, что таится в твоей душе. Там – справедливое недовольство судьбой.

И справедливость должна быть восстановлена.

– Каким образом?

– Я пришлю к тебе сюда, в Ахен, надежных людей. Они научат тебя, что делать. Твой отец слишком увлекся расширением своих владений, а древние земли франков чахнут, в то время как для саксов делается все, чтобы только они больше не бунтовали. Каролинг получил под свою опеку чуть ли не всю Нейстрию, а опекает ли он ее? Нет. Он все время при отце, воюет, путешествует где-то вдалеке от своих владений. А Людовик, помазанный королем Аквитании? А Пипин, который бывший Карломан? Они – то же самое. Ты – настоящий и законный наследник древней короны франков. Австразия и Нейстрия должны быть завещаны тебе, а не Каролингу.

– Но я никогда не готовился к борьбе за свои права.

– Это не беда. Я привезла тебе в подарок такое, что поможет тебе воспрянуть духом.

– Что же это?

– Магический зуб зверя Ифы.

– Зверя Ифы?! Я слышал о нем!

– Правда, не весь, а только часть. Но зато главную часть – самое острие зуба, в котором и заключена вся основная магическая сила. Ты ведь знаешь, что, только овладев этим зубом, Карл начал побеждать своих врагов направо-налево?

– Да, знаю. Значит, самое острие? Где же оно?

– Я привезла с собой ларец. Там оно и содержится. Я должна буду тайно передать тебе его.

Имея эту реликвию, ты добьешься всего, чего заслуживаешь. Так и Алкуин говорит.

– Алкуин? Человек, которому открыты глаза в будущее?

– Да, он верит в твое предназначение. Он говорил мне, что уже очень скоро, возможно, даже – в следующем году ты будешь вознагражден за все свои страдания, обиды и страхи. Если, конечно, ты хочешь этого.

– Хочу, – тихо скрипнул зубами горбун.

Глава одиннадцатая Всюду идут расправы

И еще пять лет слоновьей жизни пролетели в блаженном багдадском саду Бустан аль-Хульд под бережной опекой преданного Аббаса. Слон привык к здешней пище, привык к тому, что он Фихл Абьяд, привык время от времени веселить пирующих двуногих фокусами с монетами, которые он умел отличать одни от других по тому металлу, из которого они были сделаны, с мышами, которыми слон любил прочищать себе хобот, и многими другими забавами. Мыши особенно веселили зрителей, и слон чувствовал это. Он нарочно не спешил, когда исполнял этот трюк. Под ноги ему высыпали несколько штук мышей разной величины, и он принимался тщательно выбирать, какая именно подходит больше, хотя особой разницы и не было. Просто – так интереснее для зевак. Наконец, выбрав нужную, он нежно брал ее хоботом, затем резко втягивал до самого хоботного основания, наслаждаясь тем, как зверек корябает внутренние стенки хобота своими крохотными коготками, и тихонько выдувал ее, но не до конца, а так, чтобы можно было снова втянуть. Так, помучав мышь, помурыжив ее туда-сюда, Фихл Абьяд выстреливал наконец ею либо в небеса, либо прямо в зрителей, если Аббас по приказу халифа давал ему направление, в кого именно из гостей нужно выстрелить мышью.

Халиф Харун был поначалу хорошим двуногим, особенно в юности, но с возрастом он стал охладевать к белому слону, все меньше играл с ним. Став же халифом, он и вовсе начал портиться в характере своем, все реже и реже Фихл Абьяд видел, как он смеется, глядя на его выкрутасы, а однажды, когда, по заведенному обычаю, слона подвели к нему, чтобы Фихл Абьяд поцеловал кончиком хобота край туфли великого халифа, Харун ар-Рашид вдруг ни с того ни с сего злобно ударил слона прямо по кончику хобота. От обиды и боли слон издал тихий свист и ошеломленно попятился.

Пять лет сплошных заговоров. Еще бы не испортиться характеру! Мало было избавиться от Хади и сесть на освободившийся трон, следовало безжалостно истребить всех приближенных брата и на их место посадить преданных себе людей. Он не доверял никому, даже своей любимой и любящей жене Ситт-Зубейде. Лишь три человека стали его единственными доверенными лицами – Джафар, Ицхак и Масрур. Джафар Бармакид, чей отец, Яхья ибн-Хамид, верой и правдой служил и Аль-Мансуру, и Аль-Махди, занял место своего родителя у трона Харуна ар-Рашида. Он помогал ему раскрывать заговоры, сам шпионил, иногда даже переодеваясь в женскую одежду, чтобы удобнее подслушивать разговоры. Ицхак ибн-Бенони ан-Надим, сын знаменитого багдадского купца, доставивший вместе с папашей в Багдад белого слона, ездил по свету и всюду подговаривал людей к заговорам против халифа, чтобы потом визирь Джафар Бармакид имел возможность эти заговоры раскрывать. Евнух Масрур, чернокожий суданец, слыл в Багдаде самым жестоким человеком. Он был и телохранителем халифа, и безотказным палачом.

Никому другому Харун не доверял обезглавливать заговорщиков, и рука Масрура, без устали рубившая эти несчастные головы, должна была бы до самого плеча сделаться красной от крови, но почему-то по-прежнему оставалась иссиня-черной.

Все реже веселая улыбка озаряла лицо молодого халифа, все чаще глумливое и злобное выражение появлялось на этом лице. Случаи проявления великодушия становились так редки, что хорошо запоминались. Как с тем слепым стариком.

Как-то раз слепой бродячий сайид из Басры пришел к Харуну ар-Рашиду и сказал:

– О великий халиф! Говорят, ты так могуществен, что по твоему приказу лекари могут излечивать от слепоты. Вылечи меня, и я буду молить Аллаха, да ниспошлет он тебе исполнение всех твоих желаний.

Ухмыльнувшись, Харун наклонился к Джафару Бармакиду и прошептал:

– Подшути над ним так, как ты умеешь.

– Но ведь это святой сайид, известный во всем мире своей праведностью, – возразил Джафар.

– Пусть, – капризно топнул ногой халиф. – Я хочу развлечься.

– Будь по-твоему, государь, – вздохнул визирь и так сказал слепому старику: – Слушай меня, сайид. Я, великий визирь и лекарь халифа, прописываю тебе снадобье, от которого ты прозреешь. Возьми три унции ветра, три унции солнца, три унции лунного сияния, три унции света из лампы, смешай все это, подержи полгода на ветру, потом положи в ступу и толки полгода. Потом переложи в расколотую чашку и ешь сие лекарство без соли и специй каждый раз в полнолуние по три драхмы, и когда оно иссякнет – ты прозреешь.