Фуксия Данлоп - Суп из акульего плавника

• Название: Суп из акульего плавника
• Автор: Фуксия Данлоп
• Издательство: "Амфора"
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-367-01338-2

Эта книга — рассказ об английской девушке, которая отправилась в Китай учить язык. Однако сила любви к еде изменила судьбу иностранки, ставшей с годами настоящим знатоком восточных кулинарных традиций и рассмотревшей Поднебесную во всем ее многообразии.

Лауреат ряда престижных литературных премий Фуксия Данлоп открыла для себя Китай в 1994 году. С тех пор она овладела тайнами создания самых невероятных чудес китайской кухни. И с радостью делится ими с другими людьми.

Увлекаясь повествованием, вы переноситесь с бурлящих жизнью рынков провинции Сычуань на равнины северной Ганьсу, из оазисов Синьцзяна в очаровательный старый город Янчжоу… Так перед вами распахиваются двери в мир одной из самых удивительных цивилизаций, и поныне не оставляющей равнодушным каждого, кто с ней соприкасается.

---

Сейчас, вспоминая прошлое и зная, что эпидемия атипичной пневмонии пошла на спад, уже не верится в тот ужас, которым все были охвачены. Некоторое время действительно казалось, что болезнь накроет весь Китай и унесет многих, очень многих людей. Начало панике положили загадочные смерти в Гонконге. Их удалось связать с мором в Гуандуне, о котором утаили местные власти. Затем вирус стал распространяться по всей стране, были зарегистрированы очаги инфекции в Пекине. Больных переводили на карантин во временные госпитали.

В конце концов после долгих раздумий я решила остаться. Отчасти потому, что времени для проведения исследований оказалось мало. Меня ждала работа на Би-би-си, и, вздумай я уехать, неизвестно, когда в следующий раз мне подвернулся бы случай посетить Китай. Но отчасти это был и фатализм. В ходе моих китайских приключений мне уже доводилось попадать в рискованные ситуации. Я ездила по горным дорогам вдоль ущелий в дряхлых грузовых автомобилях, а однажды попала в настоящий буран, настигший меня поздним вечером на одном из горных перевалов Тибета. Мне доводилось есть весьма сомнительные блюда — как с точки зрения их состава, так и гигиены. Двадцать шестой день рождения прошел вообще жутковато — на ужине, который для меня устроила одна из мафиозных группировок города Ланьчжоу. Мне едва удалось спастись от беспорядков, организованных против иностранцев, которые начались после того, как авиация НАТО разбомбила посольство Китая в Белграде в 1999 году. Да и вообще — сколько я провела часов на ресторанных кухнях со скользкими полами, уворачиваясь от поваров, которые носились, размахивая острыми ножами или сжимая в руках сковородки с кипящим маслом!

В первую мою поездку по Китаю меня не оставляло беспокойство. Каждый раз, перед тем как приступить к трапезе, я обваривала кипятком палочки и пиалу для риса. Непременно уточняла у водителей, так ли уж им необходимо выпивать полбутылки водки, прежде чем садиться за руль и вести машину по Тибетскому нагорью в кромешной тьме. Позже я поняла: если ты взаправду хочешь познакомиться с другой культурой, необходимо выйти из кокона, который сам для себя создал. Нужно преломить хлеб с местными жителями — как в переносном, так и в буквальном смысле слова. Да, это связано с определенным риском, но без него — никак. Через некоторое время всевозможные опасности перестали меня беспокоить.

Помнится, как после туристического похода по опасному каньону Прыжок Тигра (Хутяося) я на автобусе возвращалась зимой по провинции Юньнань обратно в Лицзян. В автобусе ехали еще трое англичан. Они заметили, что водитель засыпает. Это действительно было так. Я глянула в зеркало на ветровом стекле и увидела, что у водителя слипаются глаза и он лишь чудовищным усилием воли продолжает держать их открытыми. Автобус полз по извивавшейся змеей горной дороге, с одной стороны которой зиял обрыв. Снедаемый беспокойством англичанин попросил меня пойти поговорить с шофером по-китайски. Я спросила водителя, как он себя чувствует, и в ответ услышала, что с ним все прекрасно и он не заснет. Пожав плечами, я вернулась на место, однако глаза оптимиста за баранкой по-прежнему продолжали слипаться. Англичанин, которого заверения водителя ничуть не успокоили, сел с ним рядом и на протяжении двух-трех часов пел ему песни, чтобы тот не заснул. «Что же нам делать с пьяным матро-о-сом? Что же нам делать с пьяным матро-о-осом?» — и так всю дорогу вниз под горный уклон. Время от времени рулевой поглядывал на поющего англичанина с таким видом, словно рядом с ним сидел сумасшедший. Этот маленький эпизод хорошо иллюстрирует то, как я изменилась, ведь и мне тоже казалось: мой соотечественник явно перегибает палку.

Однако на решение остаться в Хунани повлияло кое-что еще. Я чувствовала, что меня с Китаем связывают крепкие, неразрывные узы — как эмоционального, так и профессионального плана. Мои друзья-китайцы не бросают страну, когда с ней случилась небольшая беда, так почему же я должна поступать иначе? Китай стал частью моей жизни, и сложившиеся отношения вполне можно сравнить с брачными обязательствами.

Когда я впервые очутилась в Хунани, так вышло, что почтовый поезд дополз до Чанша еще до рассвета. Первым мне попался на глаза отталкивающего вида вокзал, построенный в советском стиле. Хотя у меня в городе не было знакомых, в моем рюкзаке лежал список телефонных номеров и рекомендательных писем от людей, вращавшихся в кулинарных кругах Чэнду. Кроме того, приятель снабдил меня номером телефона своего друга, отыскавшего мне в Чанша съемное жилье. Я глянула на часы — еще не было и пяти утра, поэтому звонить не имело никакого смысла. Идти же было некуда, так что я свалила багаж на пол в обшарпанном вокзальном кафе и несколько часов просидела над чашкой чая, разглядывая фигуры бродивших в полусумраке людей. Потом позвонила по нужному номеру, и за мной заехали на мотороллере.

Первые дни меня не отпускал шок. Прежде мне думалось, что Хунань напоминает Сычуань, ведь две провинции располагались рядом. Выяснилось, что на деле все совсем иначе. Будто я попала в другую страну. Даже местный диалект оказался серьезным испытанием. Несколько недель я не понимала ни слова, за исключением тех случаев, когда собеседник переключался на путунхуа. Мелодика хунаньского диалекта сильно отличалась от певучего сычуаньского говора. Хунаньский выговор звучал напористо, немного агрессивно и резко, как стаккато. Люди на улицах, непривычные к иностранцам, просто тупо на меня пялились — ни следа того тепла и проявления любопытства, с которыми я сталкивалась в Чэнду. Я-то думала, что уже знаю Китай, но, как всегда, недооценила его масштаб и многообразие. В Хунани я с ужасом поняла, что мне придется заново изучать плоды совершенно другой культуры.

Никакого особого плана по приезду в Чанша у меня не было. Моя методика исследований китайской кулинарии проста, но не отличается особой упорядоченностью. Я просто отправляюсь в то место, где готовят интересные блюда, и узнаю о них все, что только можно. Пытаюсь свести знакомства с местными шеф-поварами, писателями, работающими над кулинарной тематикой, и членами официальной кулинарной ассоциации. Прочесываю книжные магазины и библиотеки в поисках печатных источников. Однако главным образом делаю то, что для меня наиболее естественно: разговариваю с каждым встречным-поперечным о еде, а потом, вооружившись блокнотом и ручкой, отправляюсь с ним к нему же на кухню. Моя работа сродни поиску сокровищ, поскольку я никогда заранее не знаю, что принесет мне новое утро. Иногда попусту трачу день за днем, иногда — наоборот, знакомлюсь с человеком, и он мне через полчаса вручает пять не издающихся более поваренных книг.

Разговоры о еде — лучший способ завести в Китае друзей. Здесь эта тема — излюбленная. Стоит мне упомянуть о сфере моих изысканий, как собеседника будто прорывает. В процессе исследования китайской кулинарной традиции я почерпнула гораздо больше общих сведений о Срединном государстве, чем мне бы это дало изучение каких-то отдельных социальных или политических вопросов. Люди за столом теряют бдительность. И все же, если работа над книгой о сычуаньской кулинарии доставляла мне радость и наслаждение от начала до конца, исследование хунаньской кухни стало для меня опытом иного рода, благодаря которому вдребезги разбилась часть моих иллюзий.

Я заселилась в квартиру, располагавшуюся в квартале, застроенном бетонными коробками, где жили рабочие. Дом был мрачен, как и большинство зданий в Чанша. Когда-то столица Хунани, возможно, и выделялась красотой. Первым письменным упоминаниям о городе три тысячи лет. На протяжении двадцати веков он оставался культурным центром. В 1938 году во время боев с японцами город был сожжен дотла. Храмы, дома с двориками, великолепные старинные рестораны — все сгинуло в дыму и пламени. От старой части практически ничего не осталось, за исключением, пожалуй, небольшого участка городских стен династии Мин и академии Юэлу, где с 976 года китайцы получали классическое образование и которая сейчас располагается в самом центре Хунаньского университета. Старый город в том виде, каким я обнаружила его в 2003 году, представлял собой пару захудалых улочек у берега реки, датировавшихся послевоенными годами. Единственные памятники старины виднелись под ногами — древние каменные плиты, которыми была вымощена одна из улиц (сейчас их тоже убрали, чтобы сделать там современную пешеходную торговую зону). Остальной город являл собой мрачные серые нагромождения бетонных коробок и транспортных развязок, окутанных удушающим саваном дыма с фабрик. Кроме того, весной 2003 года почти каждый день лил дождь.

Только оказавшись в Хунани, я смогла оценить всю исключительность Сычуани, и насколько просто там было жить, будучи иностранкой. Сычуаньцы такие спокойные и очаровательные! В их поведении, словно в блюдах их кухни, чувствуется сладкий привкус. Хунань резка и лишена компромиссов. Люди здесь не склонны церемониться. Местные блюда, приправленные свежими, сушеными и маринованными чили, по сравнению с сычуаньскими гораздо более вызывающе остры. Острота чили здесь сочетается с напористым кислым вкусом уксуса и маринованных овощей, а также прямолинейной солоноватостью ферментированных черных бобов. Сычуаньская паста из бобов и чили, обладающая сочными осенними красками, практически не играет никакой роли в местной кухне, хунаньцы предпочитают режущий глаз алый цвет свежих и маринованных чили.