Мухаммед Теймур - Место на земле

• Название: Место на земле
• Автор: Мухаммед Теймур
• Издательство: Издательство Детской Литературы Министерства Просвещения РСФСР
• Жанр: Детская проза
• Год: 1957

О Египте, старом и новом, написано множество книг. Путешественники, побывавшие в этой живописной и яркой стране, любили делиться своими впечатлениями и часто издавали книги в ярких обложках с «живописными» названиями: «Улыбка сфинкса над Египтом», «Земля солнечного бога», «Египет — родина волшебства», «Египет — сад аллаха», и т. д.

А сейчас перед вами книга о Египте, написанная египетскими писателями, и во всей этой книге вы не встретите ни одного упоминания о пирамидах, или о знаменитых колоссах Мемнона, или о сфинксе, или о прославленной красоте Нильской долины — ни слова о том, что издавна считалось гордостью Египта и привлекало сюда богатых туристов со всего света.

Для детей среднего и старшего возраста

---

И вскоре он вспомнил меня. Вернее, он вспомнил своего ученика, маленького мальчика, которым я был десять лет назад: казалось, это воспоминание не доставило ему радости. Должно быть, он вспомнил хвосты из цветной бумаги, выговоры директора и всеобщее к нему пренебрежение.

Однако я продолжал говорить о событиях давно прошедших лет, тех лет, которые уже не повторятся и ничем уже не обогатят нашу жизнь.

Я ему напомнил его слова, которые стали самым светлым воспоминанием моего детства и помогли мне выбрать жизненный путь. Я сказал, что ценю его с давних пор.

Казалось, он удивился, но потом, помедлив немного, начал рассказывать о том, как его переводят из одной школы в другую; о министерстве, которое не дает ему повышения; о своих коллегах, которые стали инспекторами, а он все еще остается простым учителем. Рассказал о своей жене — он с ней развелся, но продолжает посылать ей деньги, почти всю свою зарплату. А сын — сын бросил школу и пошел сниматься в кино…

Я напомнил ему, что меня прозвали «профессором химии». В первый раз за время нашего разговора он улыбнулся и стал внимательно слушать мой рассказ о том, как я занял первое место на химической олимпиаде, как поступил в университет, как окончил его и получил звание магистра, затем доктора наук.

— Сейчас я занимаюсь преподавательской деятельностью, — закончил я.

Услышав эти слова, он разразился веселым смехом, от которого затряслось все его тело, потом похлопал меня по плечу и сказал:

— Бросьте шутить, любезный, бросьте!

Я показал ему удостоверение, где было обозначено мое ученое звание, и прибавил, что достиг всего этого только благодаря ему. Было заметно, что он все еще сомневается в правдивости моих слов:

— За этот короткий срок вы стали… доктором? Доктором химических наук!

Я еще раз повторил:

— И все это благодаря вам.

Я говорил это с юношеским энтузиазмом, с ученическим почтением, с тем благоговением, с каким начинающий музыкант обращается к знаменитому маэстро.

За все время, проведенное в школе, я не помню случая, чтобы аль-Хифни-эфенди был доволен судьбой. А теперь, вглядевшись в его лицо, я вдруг увидел, что старый учитель, может быть, впервые в жизни счастлив!

Он потирал руки, поглаживал живот и, отложив в сторону газету, широко улыбался, обнажая пожелтевшие зубы и повторяя:

— О боже! Вот ведь один из Дамиетты стал человеком! О боже!..

Я сказал ему, что многие из его учеников добились успехов в жизни. Но он не слушал меня, охваченный неведомым ему до сих пор ощущением радости.

Поезд подошел к Меади. Он чуть не забыл, что ему пора сходить. Он горячо пожал мне руку, бормоча слова благодарности. Не знаю, за что он благодарил меня. Я проводил его до дверей вагона. Поезд тронулся, а старый учитель еще долго махал мне рукой, радостный и улыбающийся. Казалось, что счастье переполняет его, что оно светится в его глазах.

Он был похож на ученика начальной школы, который неожиданно для себя получил аттестат с отличием.

СУБХИ ГАНИМ

Директор школы

Перевод Г. Шарбатова

Хотя немало времени прошло с той поры, когда случилась эта история, я помню ее так отчетливо, словно она произошла только вчера.

Помню, как я неожиданно очутился в кабинете директора школы. На голове у меня, под феской, надетой набекрень, лежали три куриных яйца. Содержимое этих яиц разбрызгалось по всему просторному кабинету.

Много лет тому назад, когда я еще учился в сельской начальной школе, случилось все это. В наших деревнях, где жизнь прекрасна своей простотой, существовал тогда — да и теперь еще существует — обычай, согласно которому при покупке и продаже обменивают товар на товар. Например, можно было в обмен на куриное яйцо получить определенное количество бобов. А для меня не было лучшего лакомства, чем бобы. Я грыз их на переменах, а иногда и во время уроков. Но чтобы доставлять себе такое удовольствие, требовались деньги. И вот я повадился лазить в курятник, который помещался на крыше нашего дома. Бывало, заберусь туда вечером тайком от матери и утащу яиц сколько нужно. Утром отдаю их бакалейщику, чья лавка помещалась рядом со школой, и взамен получаю на весь день запас бобов, конфет и других вкусных вещей.

Замечая пропажу яиц, моя мать стала подозревать, что к нам повадился какой-то зверь или несколько зверей, которые лазают в курятник и поедают яйца. Однако вскоре она начала сомневаться в возможности существования такого зверя, который не оставляет следов, а яйца пожирает вместе со скорлупой. Кроме того, курятник надежно запирался.

— В него может проникнуть только представитель рода человеческого, — говорила моя мать.

Семья наша состояла из трех человек: кроме матери и меня, был еще только мой младший брат, который в то время умел лишь ползать на четвереньках. Поэтому все подозрения матери пали на меня. Она стала громко бранить меня, обвиняя в воровстве яиц. Но я не желал ни в чем сознаваться и усердно твердил, что это не я, что ничего не знаю о пропаже яиц, да и вообще я их в глаза не видел.

Но мать не успокоилась. Слова, которые я говорил в свое оправдание, оказались не в силах рассеять ее подозрения. Она стала следить за мной и за курятником. Но и я был настороже, так что она ни разу не смогла застигнуть меня на месте преступления. Тогда она пригрозила, что пойдет к директору школы и обо всем расскажет ему. На это я ответил так, как отвечают все дети в подобных случаях:

— Подумаешь, директор! А что он мне сделает?!

На следующий день моя утренняя добыча состояла из трех яиц. Я и не думал, что мать собирается выполнить свои угрозы, и потому, положив яйца на голову под феску (более надежного места не найти!), взял книги и отправился в школу, вручив свою судьбу аллаху.

Но не успел я выйти со двора, как заметил, что мать идет за мной. Я не придал этому никакого значения. «Мать хочет просто припугнуть меня», — подумал я и зашагал по направлению к школе. Яйца по-прежнему лежали у меня на голове, под феской. Но вот я уже возле лавки бакалейщика. Здесь я обычно выкладываю свою ношу. Оборачиваюсь назад и вижу, что мать следует за мной по пятам. Заходить в лавку уже немыслимо, и я продолжаю свой путь прямо в школу. А яйца все там же — на голове, под феской.

Первый урок только что начался. Я быстро прошел в класс, а мать засеменила в кабинет директора…

Я уселся на свое место и, поглядывая то и дело на дверь, принялся за чтение корана в надежде на благополучное окончание дня. Но не тут-то было — меня вызвали к директору.

Я тщательно выровнял феску и, призвав на помощь аллаха, шагнул в кабинет директора. Мать все еще сидела там, и, увидев ее, я порядочно струсил.

Усевшись поудобнее в своем кресле, директор смерил меня с головы до ног проницательным взглядом и произнес:

— Что ж это ты, сынок?.. Мать жаловаться на тебя пришла.

Я начал оправдываться. Тогда господин директор, видимо считая, что одного лишь словесного внушения мне мало, решил преподать мне более конкретный урок послушания. Своей благородной рукой он дал мне такую затрещину, что голова моя едва удержалась на плечах, а феска… феска не удержалась у меня на голове, и тут директор обнаружил, что и он и я живописно измазаны яичным желтком и белком. Он застыл от изумления, а когда очнулся, меня в кабинете уже не было. Быстрее птицы я мчался прочь от школы.

С того дня мать больше не жаловалась на пропажу яиц.

ХУССЕЙН АЛЬ-КОББАНИ

Сахарная болезнь

Перевод А. Султанова

Нервы мои напряжены до предела. Я стою у дверей и жду, когда экзаменационная комиссия вызовет меня сдавать экзамен по разделу «Глазная хирургия».

Экзамен по внутренним болезням я уже успешно выдержал и теперь должен собрать последние силы для этого решающего испытания. Я весь дрожу, мне кажется, что еще никогда в жизни я не испытывал подобного нервного напряжения.

Но вот наконец и моя очередь. Получив билет, номер 21, я направляюсь в палату, где лежат больные. Не обращая внимания на экзаменаторов, разместившихся за столом в дальнем углу комнаты, я разыскиваю больного, у которого на груди должен быть номер 21 — в соответствии с номером выпавшего мне билета. Вот пациент найден. Он оказался бледнолицым деревенским старцем с окладистой пепельно-грязной бородой. Я должен поставить ему диагноз и доложить экзаменаторам. Я не предвидел особых трудностей с моим больным, рассчитывая путем опроса быстро разузнать историю его болезни и установить точный диагноз.

Я взял его за руку и повел в полутемную комнату — кабинет диагностики. Сердце мое по-прежнему билось учащенно: ведь день был решающим — день последнего дипломного экзамена, к которому я две недели готовился с таким волнением. Осмотрев глаза больного и установив, что он страдает трахомой, я приготовился писать подробную историю болезни с указанием причин, симптомов и путей ее лечения. Зная, что наличие сахара в моче имеет косвенную связь с трахомой, я, между прочим, спросил у старика: