А. Бриллиантов - Труды по истории древней Церкви

• Название: Труды по истории древней Церкви
• Автор: А. Бриллиантов
• Издательство: «Издательство Олега Абышко»
• Жанр: Религия
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5–89740–131–7

"К вопросу о философии Эригены. К истории арианского спора. Происхождение монофизитства" - собрание работ выдающегося историка Церкви Бриллиантова, ученика Болотова. В настоящий том сочинений вошли многочисленные работы А. И. Бриллиантова, написанные им за период с 1899 г. по 1913 г. и касающиеся как философско–богословских тем, так и ключевых проблем древнехристианской истории вообще и арианства в частности. Труды ученого отличают тщательная разработка материала, продуманность и убедительность аргументации, взвешенность автора в итоговых выводах по всесторонне исследуемому вопросу.

Для всех интересующихся историческими путями Православия.

---

ZКаков будет исход из него? Может быть, мне следовало бы теперь написать только слова: religiosum est divinari.[670]

Но во всяком случае ложные шаги нежелательны, и быть может дружественное «schiedlich friedlich» — не худший modus agendi, чтобы избежать их.[671]

В недолгую еще историю наших сношений уже было, к глубокому сожалению, произносимо дрянное словечко «уступка».[672] Но тот, от кого ждут «уступки», или не имеет права уступить, или не имел права[673] требовать…

И конечно, никаких затушевывающих истину общих мест, никаких перетолкований точного смысла тех или иных мнений.[674] Не много доброго обещала бы попытка русских [687] у Августина находить только θεολογούμενον восточных отцев Церкви;[675] но я сомневаюсь также в чьем бы то ни было научном праве — и восточных отцев изображать только в виде предшественников Августина, так что inAugustino patet, quod in orientalibus latet. Думаю, что русские богословы никогда не согласятся с тем взглядом, что учение Августина есть завершение, или «увенчание здания», θεολογούμενον^ отцев Восточной церкви.[676] Многие ли верят этому даже на Западе? Можно ли оспаривать, что Августин не был знатоком учения восточных отцев Церкви?[677] Пусть он был глубокий мыслитель; но разве он не стоит в истории как величина изолированная? И самое августиновское θεολογούμενον[678] не походит ли скорее на φιλοσοφούμενον?[679]

Краеугольные понятия[680] восточного φιλοσοφούμενον:[681] Πατήρ, Υίός–Λόγος, Πνεύμα взяты буквально[682] из Св. Писания: можно ли это сказать об августиновском «mens ipsa, notitia mentis, amor — memoria, intelligent, voluntas»?

Греческие отцы и Августин[683] шли в богословии своими самостоятельными путями и пришли к двум вовсе не тождественным φιλοσο–φούμενα. Об августиновской[684] гегемонии в спекуляции о Св. Троице не должно быть речи.[685]

Еще одно, последнее слово. По поводу моего тезиса 26[686] меня могут спросить: что же расторгло общение[687] единой кафолической Церкви?

Отвечаю, не обинуясь:[688]

Его расторгло римское папство, этот старый наследственный враг кафолической Церкви, нужно думать — враг и до самых последних времен, который тогда лишь перестанет существовать, когда упразднится и последний враг — смерть.[689]

Введение к нижеследующим тезисам[690] I

В нижеследующих строках позволяю себе изложить[691] мое представление о тех образах, посредством которых св. отцы приближают к пониманию человеческому тайну бытия Св. Духа.

Прежде всего — две общих оговорки:

[688] 1. Ипостаси Св. Троицы различаются между собой только τω τρόπω της υπάρξεως, причинными отношениями, как αίτιον — αιτιατά.

Отношение причины, τό αϊτιον, и следствия, τό αίτιατόν, есть отношение логическое, по которому причина предшествует следствию, есть prius в отношении к нему. Но человек никак не может высвободиться из‑под условий пространства и времени. Следовательно, логическое prius в человеческом мышлении, как психологическом факте, неизбежно превращается в хронологическое prius: человек думает сперва (по времени прежде) о причине, потом — о следствии. Поэтому метафизическое свойство существа Божия — вечность — вневременность — для человека безусловно не представимо. Мы можем думать об этом свойстве только его искажая: божеское «от вечности» есть для нас моментальный акт, совершившийся в самом отдаленном уголке, создаваемом нашим воображением; божеское «всегда» — для нашего представления есть непрерывно длящийся процесс, слагаемый из терций, секунд, минут, часов. Божеское «вне пространства» есть нечто для нашего воображения совершенно не реализуемое; самое лучшее, что мы можем сделать, для того чтобы понять внепространственное, состоит в том, что мы заменяем это «вне пространства» наименьшим мыслимым пространством, так называемой математической точкой.[692] Божеское «везде» в нашем представлении дано с характером пространственной протяженности.

Когда математик вынужден бывает логарифмически усчитывать дробь '/10, он принимает ее за целое число 1 000000000 (тысяча миллионов) = log 9, 000 0000. Правда, он присоединяет к этому логарифму корректив, приписывая за мантиссой 9, 000 0000 еще отрицательную характеристику —10.[693] Но это memento[694] практически применяется лишь в итоге, в процессе же сложения логарифмов 10 копеек продолжают фигурировать под видом миллиарда рублей.[695] Что для математика отрицательная характеристика[696] 10, то для богослова оговорка «θεοπρεπώς», «богоприличноо. Бессильные бороться с теми искажениями, которые вносит в догмат наше мышление, мы их опротестовываем и отрицаем, когда говорим, что «всегда» и «везде» мы понимаем бездетно и внепрост–ранственно, богоприличным образом. И я, пользуясь в дальнейшем широко образами временно–пространственными, заранее опротестовываю их как неизбежную [689] фальшь, — как астроном протестует против движения Солнца вокруг Земли, хотя по–прежнему видит только восход и заход Солнца, а не вращение Земли вокруг своей оси.

2. Вторая оговорка — против рассудочного характера дальнейших разъяснений.[697] Думаю, однако, что некоторые излишества в этом отношении неизбежны потому, что образы, о которых будет речь, указаны св. отцами, боровшимися с арианством. Историческое положение требовало того, чтобы во имя высшего разумения начал христианства отцы, одушевленные живейшим сознанием богоподобных черт, запечатленных в конечном существе человека, выступили против арианской логики как άλογος καί ασοφος и ее победили на ее же почве.

II

Отцам IV в. предлежала задача:[698]

a) убить арианизм в корне, показав, что Сын Божий есть истинный Сын Отца. В православном богословии понятие о Сыне — богословское, в арианстве — космологическое. В православных системах Сын есть «для Отца», δια τον Πατέρα (Ям. 6,57), необходимость бытия Сына мотивируется непостижимо таинственным строем (λόγος, τρόπος) внутренней жизни Божества: Сын есть ad intra·, в арианстве Сын существует для мира; в строе внутренней жизни единого всесовершенного и вседовольного Бога нет мотива к бытию Сына; но так как без посредства Сына всесовершенный Бог не мог бы создать несовершенный мир, то Сын есть ad extra, как ипостасный посредник между бесконечным и конечным.

b) Показать неслиянность Ипостасей Св. Троицы.

с) Показать, что Отец и Сын и Св. Дух поистине единосущны, т. е. дать опорные точки для человеческого ума, чтобы представить такое единство существа, которое не есть наблюдаемое в мире простое единство рода («равносущие»), но истинное единство единого Бога. Это доказательство сводилось [690] к положению о της θείας ούσίας ή προς έαυτήν αρμονία, ο τό συνεχές божеской сущности, в которой нет никакой διαστήματος τίνος άνυποστάτου κενότης, никакого пустого «не существующего» промежутка.' Поэтому три Ипостаси суть συμφυείς, συνημμέναι, εχονται αλλήλων, ήρτηνται προσεχώς («сросшиеся вместе», «соприкосновенные», «держатся друг за друга», «плотно счленены» (прилегают непосредственно)), так что мысль человеческая в едином естестве не может открыть пустого пространства, κενεμβατεΐν, «ступить в пустое место», подобно тому как глаз человека не в силах усмотреть в радуге точную границу между переливающимися призматическими ее цветами.

Хорошо известно, что мышление древних св. отцев отличается характером целостности, не знает рубрик, к которым привыкает наша мысль с детства, и сводит к единству и свои доводы и положения, ими подтверждаемые. Так, например, их богословская аргументация лишь очень редко дает нам возможность уяснить, насколько в ней понимаются, как различные, понятия из области онтологического откровения, с одной стороны, и понятия из области икономического откровения — с другой.[699] И пояснение трех приведенных выше положений ведется весьма нередко у св. отцев совместно. Подле сравнения тайны Св. Троицы с солнцем, лучом и слиянием обращает на себя внимание формула — так сказать — аналитическая. Исходя из той истины, что в слове Христа «во имя Отца и Сына и Св. Духа» указан адекватно точный — насколько человек разуметь может — порядок Ипостасей, абсолютно верно соответствующий внутреннему бытию триединого Бога, свв. отцы устанавливают положение, которое звучит как математическая формула: А: В = В: С. Отец стоит в таком же отношении к Сыну, в каком Сын ко Св. Духу; или: Сын есть образ Отца, Св. Дух есть образ Сына.

Логическая основа первой части этого равенства следующая: для человека безусловно не представим Отец без Сына или Сын без Отца. «Есть Отец: следовательно есть Сын», — эта мысль не есть даже вывод; это — простое заявление факта. Для человеческой мысли между понятиями «Отец» и «Сын» нет и быть не может никакого посредствующего понятия.

Следовательно: αα) между существом (естеством) Отца и существом (естеством)[700] Сына не может быть никакого посредства.

[691] Следовательно: ββ) Ипостась Сына συνεχώς ήρτηται (непосредственно счленяется) с Ипостасью Отца, т. е. Сын есть второе Лицо Св. Троицы, и для человеческого мышления существует безусловная необходимость понимать Сына именно как второе (т. е. предполагающее как Свое prius, Свое πρεσβύτερον, только одну и единственную Ипостась, а именно первую Ипостась) Лицо.[701]