Сергей Брилёв - Фидель. Футбол. Фолкленды: латиноамериканский дневник

• Название: Фидель. Футбол. Фолкленды: латиноамериканский дневник
• Автор: Сергей Брилёв
• Издательство: Издательство «Зебра Е»
• Жанр: Политика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5 94663 590-5

Предлагаю читателю вместе со мной проникнуть через границы. По земле — из Парагвая в Аргентину, из Уругвая в Бразилию. По воздуху — в Венесуэлу из США, из Гватемалы на Кубу, в Чили из Британии. Понятное дело — речь пойдёт о Латинской Америке. Естественно, не обойдётся без английского следа — не зря же я столько лет провёл в Лондоне. Само собой, не обойдётся и без следа русского. Эти три линии тем более сойдутся в главе, где я попытаюсь собрать воедино доселе разрозненные сведения о тайном участии СССР в войне за Фолклендские (Мальвинские) острова. Сразу беру набор участников этой войны в кавычки, потому что та война не была «англо-аргентинской». Берусь доказать — это была репетиция большой, возможно, мировой войны за Антарктиду.

...На берегах Южной Атлантики проникнем в «тайны уругвайского двора», этими тайнами до сих пор окутан первый чемпионат мира по футболу, прошедший в Монтевидео...

---

— С этим центральным кругом связана ещё и большая политическая интрига. Именно здесь, когда Уругвай оставался последней страной, где ещё были разрешены дуэли, стрелялись два величайших политика своего времени, Хосе Батжже-и-Ордоньес и Вашингтон Бельтран. Более метким оказался Батжже. Но и это не всё.

— Вы имеете в виду, что здесь же, в этом центральном круге стадиона «Насьональ», было совершено и первое футбольное самоубийство? — спрашиваю я, памятуя о печальной, но действительно первой в мире истории с футбольным самоубийством. Дело было в 1918 году, и здесь, в центральном круге, покончил с жизнью бывший игрок «Насьоналя» Абдон Порте, когда понял, что возраст и силы уже не те и играть за любимый клуб он больше не сможет.

— Это действительно так. Но и не забывайте о самом главном. Главное в том, что именно на этом поле, задолго до того, как здесь разбили футбольный стадион, клятву верности свободе дал основатель нашей страны Артигас! Именно здесь его провозгласили вождём восточного народа. Взгляните на трибуны! В какие цвета они выкрашены?! В синий, белый и красный! Это цвета его флага! И это цвета нашего клуба!

Естественно, Буэнос-Айресу такой «распоясавшийся» Артигас не был нужен. Дело стремительно шло к войне. Так бы вечно это и продолжалось: война Аргентины с уругвайскими сепаратистами, а Бразилии — с уругвайскими республиканцами, если бы в это время у берегов Ла-Платы не появились... англичане.

Только когда я приехал работать в Лондон, я понял, что многое из того, что считал исконно уругвайским, на самом деле было привнесено в Уругвай именно англичанами. Ну, например, в Лондоне меня совершенно не шокировали, как я считал, уругвайские, а на самом деле английские отдельные краны с холодной и горячей водой, без смесителя. Предполагается, что добиваешься нужной температуры, играя струями, предварительно закрыв раковину. Из неё и умываешься, в ней и плещешься.

Но, естественно, британцы появились на берегах Ла-Платы не только со своими раковинами, но и со своей тогдашней культурой «разделяй и властвуй». Британцы ведь тоже пытались под шумок наполеоновских войн заполучить оставшиеся бесхозными колонии в Южной Америке. И уже высаживались в Монтевидео, где даже начали издавать первую в стране газету «Южная звезда». Именно мощь королевского британского флота и заставила правителей в Буэнос-Айресе и Рио-де-Жанейро прислушаться к предложениям Лондона оставить Монтевидео в покое. Ни вашим, ни нашим. Не аргентинская провинция и не бразильская провинция, а независимый Уругвай. То есть Британия выступила как своего рода повивальная бабка независимого Уругвая.

И тогда понятно, почему это вся остальная Латинская Америка после Фолклендов сносила памятники Черчиллю, а уругвайцы, наоборот, установили на набережной Монтевидео новый бюст, и смотрит сэр Уинстон в сторону Аргентины. Понятно, почему и Бланес изобразил на своей картине не просто британский флаг, а британский «Юнион Джек», то есть не просто союзный флаг Соединённого Королевства, а именно военно-морскую его вариацию.

Естественно, англичанами двигал не столько благородный политический идеализм, сколько трезвый коммерческий расчёт. С полным на то основанием они рассчитывали, что порт Монтевидео станет для них опорной точкой «свободной торговли», а сам Уругвай — эксклюзивным потребителем именно британских товаров, услуг и навыков.

Кто тогда думал, что через сто лет главным таким навыком будет... английская игра в футбол?! Кто тогда думал, что в честь столетия спонсированной англичанами независимости как раз «Столетием», «Сентенарио» назовут уругвайцы новый красавец стадион в Монтевидео?! Именно на этом стадионе и пройдут финальные матчи первого чемпионата мира по футболу. И, словно по заказу, решающим матчем того чемпионата станет... Уругвай — Аргентина. Вот такой клубок!

Впрочем, есть в этом рассказе одна неувязочка. В 1830 году ещё и сами англичане в футбол в современном понимании не играли. А это означает, что Британия, выступив повивальной бабкой уругвайской независимости, потом осталась Уругвай и «нянчить». И таким образом, в Монтевидео переняли и те британские навыки, которые у самих британцев возникли позже. Но что же произошло за 100 лет между провозглашением уругвайской независимости и постройкой стадиона «Сентенарио»? Что позволило Уругваю не только насладиться плодами английского посредничества, но и перехватить у «большой родины» футбола инициативу и право стать «малой родиной» футбола всемирного? Для того чтобы ответить на этот вопрос, отвлечёмся от истории и перенесёмся в день сегодняшний.

Монтевидео, Уругвай, май 2006 года. Окрестности узловой железнодорожной станции, железнодорожного депо и железнодорожного переезда «Пеньяроль». Да, да, совпадение не случайное. «Малая родина» легендарной футбольной команды, про которую я уже мельком писал, — именно здесь.

Зрелище — жуткое. Вот уж действительно задворки. А ведь это всего пять-шесть километров от набережной, где Монтевидео предстаёт эдаким южноамериканским «филиалом» благополучной Европы. А здесь... Ещё на подъезде проезжаем перекрёсток, на котором перевернулся грузовик с яблоками. И прохожие- уругвайцы, которые ещё недавно, в моём детстве, в такой ситуации помогли бы водителю собрать разбросанные по мостовой плоды, теперь, воровато оглядываясь, спешат подобрать эти яблоки, запихнуть за пазуху сколько уместится.

А при подъезде к самому Пеньяролю мы ошиблись поворотом и очутились на блошином рынке. В Уругвае уличные рынки называются «ферия». И действительно — феерия, живописная такая барахолка, под которую в центре Монтевидео перегораживают улицы на выходные. Скорее даже светская тусовка. Например, старьёвщиком может выступать знаменитый адвокат или дантист, который ходит сюда не торговать, а общаться. А даже если продавец и по профессии торговец, то это такой обаятельный типаж Хыо Гранта из «Ноттинг-Хилла». А здесь, в Пенья- роле... Ну чистой воды блошиный рынок. Не с лотков, а с разложенных на мостовой тряпиц продают какие-то ржавые запчасти, использованные зажигалки, какие-то бесформенные обноски. А «фирменное» благоухание Монтевидео, запах подслащённого жареного арахиса, который продают тут же, перемешивается с вонью текущей вдоль мостовой собачьей и человечьей мочи.

И вот мы стали аккуратно так, осторожно разворачиваться. Чтобы не задеть. А в ответ — брань. Что «понаехали тут» на своих шикарных автомобилях. Хотя ехали мы на побитом микроавтобусе «Тойота».

Жуть!

А ведь, по историческим меркам мгновение назад, это был прогрессивный район. Рабочий, но наподобие того, что в подмосковном Орехово-Зуеве строил «прогрессивный капиталист» Савва Морозов. Принцип тот же: создать новые реалии, «гнездо санитарии и прогресса». Но была «рабочая аристократия», а стали рабочие выселки с полукриминальными персонажами, убивающими время на барахолке, где все пытаются что-то продать и почти никто ничего не покупает. А за зарослями кустов вдоль дороги видны брошенные фабричные корпуса...

Сматываемся с улицы, где блошиный рынок. Точно помню дальнейшие передвижения. Разворот. Налево. Две улицы прямо — опять налево. Три улицы прямо, направо — и оказываемся там, где хотели оказаться и, собственно, провести съёмку. Железнодорожная станция «Пеньяроль».

Одна из немногих, которые ещё действуют. Точнее, пассажирский перрон — видно, что в запустении уже давно. Что бы там с помпой ни обещали все без исключения последние правительства о возрождении пассажирских линий, теперь — всё. Закрылся даже центральный вокзал имени того самого Артигаса в Монтевидео. Переделали в «шопинг-центр». Но на путях депо «Пеньяроль» какие-то пассажирские вагоны ещё стоят. К нам подходит станционный смотритель. Оборванный, но со всей латинской важностью спрашивает, чего это мы тут делаем с телекамерой. Говорит, что требуется разрешение старшего. Но и не особенно сопротивляется, когда оператор Игорь Кузнецов продолжает снимать. Это служителей станции «Пеньяроль» лишь наполняет чувством собственной значимости.

Печально всё это. Но завязывается разговор.

— А что это у вас там за пассажирские вагоны стоят? — спрашиваю у стрелочника.

— А у вас «бусо», свитер красивый. Не наш. Импортный. Сколько стоит? — Ну как отвечать на такой вопрос?! Свитер как свитер. Но в переводе на бюджет смотрителя «Пеньяроля» стоит пару-тройку его месячных окладов. Уж не помню как, но ухожу от этого вопроса.

— Так что за вагоны стоят?

— Эти-то? Ну, на них пенсионеры катаются.

— То есть как это пенсионеры?

— Ну, регулярных маршрутов больше нет. А вот пенсионерам — членам профсоюза железнодорожников можно совершать поездки к достопримечательностям. По праздникам.

— Оригинально. А что вообще говорят? Может, восстановят пассажирское сообщение?