Клас Эстергрен - Джентльмены

• Название: Джентльмены
• Автор: Клас Эстергрен
• Издательство: Издательство Ольги Морозовой
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-98695-045-7

Боксер и пианист Генри Морган живет в необычной квартире на улице Хурнсгатан в Стокгольме. С ним живет и брат Лео, бывший вундеркинд, философ и поэт-шестидесятник — ныне опустившийся тип. В доме происходит множество странных событий. Братья Морган, поистине, загадочные персонажи. Во всяком случае, по мнению писателя «Класа Эстергрена», который появляется в удивительной квартире летом 1978 года, после того, как у него украли все, кроме двух печатных машинок. Поселившись в одной из комнат квартиры братьев Морган, он оказывается втянут в душераздирающую драму.

Читатель становится свидетелем разнообразных приключений братьев Морган в Стокгольме и других европейских столицах, пока не наступает час решающего испытания мрачной шведской зимой 1979 года.

Талант рассказчика и хитросплетение интриг приводят к финалу, в котором сам повествователь пытается понять, что же произошло с героями на самом деле. Но и финал не является финалом — сюжет написанного двадцать пять лет спустя романа «Гангстеры» берет начало там, где заканчивается история «Джентльменов».

---

Видимо, к концу марта сорок четвертого года Туре Хансон твердо решил выяснить, что происходит за его аккуратным станком. Он никак не мог выбросить это из головы, он страдал манией порядка, манией контроля и чистоты, заиканием и спазмами в ноге; стоит ли удивляться, что все вышло так, как вышло?

Как только фабричный сигнал возвестил об окончании того рокового рабочего дня, Туре, как обычно, сложил свои инструменты, отправился в раздевалку, сел и стал переодеваться. Туре не спешил. Когда в помещении осталось всего несколько парней, Хансон сделал вид, что идет домой, но на самом деле вернулся в цех. Там уже погасили свет: все спешили к автобусам, битком набитым усталыми рабочими.

Туре Хансон долго стоял в каморке у входа в раздевалку, прежде чем решился подойти к стенке цеха, где находилась лестница, ведущая наверх к поперечной балке. По балке можно было добраться до столба, пристроиться там и несколько часов наблюдать за цехом.

Хансон старался как можно тише красться вдоль балки; наконец он добрался до столба и уселся. В мастерской было очень сумрачно и туманно, но отсюда открывался прекрасный обзор всех пяти цехов, чем Хансон был весьма доволен. Загадка вот-вот будет разгадана.

Историческим личностям суждено со временем становиться все более и более фрагментарными, чтобы, за некоторыми исключениями, оставить в памяти потомков лишь имя и даты на могильном камне — что ж, по нашим временам это уже немало. Сведений о Хансоне сохранилось немного — впрочем, возможно, узнавать о нем было просто нечего. Той весной ему было двадцать семь, он был женат на немного наивной, но доброй женщине, характер которой уже к тому времени обрел черты строгости и целеустремленности. За много лет до того на Хансона упали строительные леса, в результате чего он хромал, заикался и был одержим некоторыми идеями-фикс. Чем же иначе объяснить то, что однажды промозглым мартовским вечером он взобрался на балку в мастерской ОАО «Северин Финмеканиска» неподалеку от канала Сикла лишь для того, чтобы выяснить, почему его инструменты каждое утро лежат как попало.

Хансон сидел, прячась за столбом почти под самым потолком, и держал ухо востро. Возможно, он думал о своей жене, которая ждала его дома с ужином, беспокоясь о муже, не явившемся домой, по обыкновению, без пяти шесть. Но жена могла и подождать, дело было важнее.

Дело и в самом деле было важное. Сидя в ожидании, Туре Хансон едва не задремал, но вот тишина в цеху нарушилась. Хлопали двери в раздевалке, звенели ключи, топали ботинки на толстой подошве. Разведчик Хансон вздрогнул, сон как рукой сняло: он прислушивался, стараясь не пропустить ни единого звука и движения в темноте мастерской.

Хансон слышал приглушенные голоса и шаги большой группы людей. Это продолжалось несколько минут, пока не раздалось громкое шипение. Туре не мог понять, откуда доносится звук: казалось, он шел отовсюду и ниоткуда. Хансон оглядывался по сторонам, стараясь хоть что-нибудь разглядеть, но ничего не видел. Шипение и свист заполнили весь цех, а затем, как только звук утих, зажглись несколько ламп.

Теперь Хансон видел всю мастерскую; яркий свет заставил его прищуриться. Окна были завешены огромными черными шторами. Их опустили из потайных ниш в потолке, и Туре вспомнил, как кто-то рассказывал ему, что ОАО «Северин Финмеканиска» сможет работать даже в том случае, если всей Швеции потребуется светомаскировка. Это приспособление считалось очень современным.

Как только зажегся свет, в мастерской стали появляться люди. Туре Хансон не мог поверить собственным глазам, он ущипнул себя, чтобы убедиться, что не спит. В его мастерскую вошли молодые люди, человек пятьдесят, чтобы немедленно начать тайно работать в ночную смену.

Хансон пытался разглядеть лица, но безуспешно. Он не имел представления о том, кто эти люди и почему они работают по ночам с опущенными шторами. За своим станком он, разумеется, следил с удвоенным интересом. Хансон видел крупного парня лет тридцати, который наладил станок и принялся монтировать небольшие бугристые цилиндры, замеряя их после фрезеровки фланца. Казалось, большинство рабочих делают именно такие цилиндры — дециметр с лишним в длину и дюйм с небольшим в диаметре.

В силу понятных причин Туре Хансон не служил в армии, даже нестроевым, о чем особо не жалел. А между тем, научись он владеть огнестрельным оружием, ему не пришлось бы ломать голову над тем, что же изготавливают эти токари. Но Туре ничего не понимал, пока не увидел контролера, который стоял посреди мастерской и проверял каждый цилиндр, вставляя его в автомат, производя несколько резких движений и снова вынимая цилиндр. Прошедшие проверку изделия складывались в ящик со стружкой.

Это были замковые части для автомата; осознав это, Туре Хансон подписал себе смертный приговор — или забил первый гвоздь в крышку своего гроба, говоря языком триллеров.

Туре Хансон сидел час за часом и до рези в глазах смотрел, как токари вытачивают замковые части, после чего детали проверяют и складывают в ящики с деревянной стружкой. Секретная смена закончила работу поздно ночью, рабочие стали расходиться, тихо переговариваясь, лампы погасили, а шторы снова с шипением спрятались под потолком.

Заикающийся увечный шпион, вероятно, внутренне ликовал: он оказался прав, он доказал самому себе, что ночью в мастерской и вправду работают, что беспорядок на его столе вовсе не результат злой шутки.

Лео написал текст на пятьдесят страниц, вставляя пространные рассуждения о времени, об индустрии, о Третьем Рейхе и прочем. Лео старался подражать Эдварду Хогарту как мог.

Туре Хансон чувствовал и удовлетворение, и растерянность: он не знал, к кому обратиться. Было ли это тайное государственное дело или преступная махинация, речь в любом случае шла о чем-то секретном, не подлежащем разглашению, это Хансон понимал. Как бы то ни было, молчать он не стал и в первую очередь рассказал все своей супруге. Та, разумеется, решила, что муж кутил с Беркой или другим шалопаем, и потому встретила его, образно говоря, со скалкой в руках. Поначалу она не хотела верить байке, но вскоре сомнения улеглись, и фру Хансон стало ясно, что муж и в самом деле обнаружил нечто серьезное. Времена были ужасные, Европа, Африка и Азия пропадали почем зря, и народ был способен на что угодно. Жена, разумеется, хотела, чтобы Туре молчал и постарался забыть то, что увидел. Другие пусть воюют, а Туре увечный, в бою ему не место. Впрочем, она понимала, что Хансона ее слова не остановят. Туре был слишком большим сторонником порядка, чтобы забыть эту ночь. Даже известие о том, что он скоро станет отцом, не могло остановить Хансона. Наоборот: зная о приближающемся отцовстве, Туре Хансон не мог позволить себе трусость.

Вскоре после той ночи Туре Хансон обратился в крупную газету. Эдвард Хогарт писал, что однажды весной сорок четвертого в редакцию поступил очень странный звонок. Молодой человек возбужденно, заикаясь, рассказал о том, что ему довелось увидеть однажды ночью в мастерской, где он сам работает днем, причем Хогарт добавил: «…Если бы не заикание, я принял бы его за обычного сумасшедшего».

Эдвард Хогарт не стал медлить и пригласил молодого рабочего зайти в редакцию на следующий день. Встреча не состоялась. Четвертого мая сорок четвертого года заикающийся и хромой токарь Туре Хансон бесследно исчез. В доме на Брэнчюркагатан осталась жена, которая в ноябре того же года родила сына, получившего имя Вернер. Беременность протекала в кошмарных условиях: бесконечные полицейские допросы, которые ни к чему не приводили. Все это превратило фру Хансон в сурового, разочарованного человека. После рождения сына Вернера она решила раз и навсегда забыть о муже. Она поняла, что торжества справедливости ей не дождаться.

Было уже очень поздно, и Лео выпил не одну рюмку. Сидя в кабинете Стене Формана, он праздновал победу. Сам главный редактор сидел по другую сторону стола, курил одну сигарету за другой и внимательно читал пятидесятистраничный документ, составленный Лео. Форман стонал, кряхтел и бормотал, но казался довольным. В ярком свете настольной лампы он выглядел совершенно изможденным, но выражение усталости время от времени сменялось на его лице удивлением, когда он видел заметки на полях. В редакции царила мертвая тишина, и Лео, минуя рабочие столы, подошел к панорамному окну с видом на город и парк. Лео и Стене были совершенно одни, если не считать вахтера. Дело Хогарта по-прежнему было «off the record».

С громким фырканьем, напоминающим тот самый знаменитый в шестидесятые смех, Форман захлопнул папку и убрал ноги со стола. Он закончил читать и теперь молча сидел, потирая переносицу.

Исполненный ожидания, Лео сидел с рюмкой в руке и теребил свое аккуратное досье, как неуверенный кандидат при приеме на работу. Наконец Стене Форман прервал молчание новым взрывом фыркающего смеха и спросил, не устал ли Лео. Лео немного удивился вопросу, но ответил утвердительно. Он устал, он был измотан и издерган. Рвение первооткрывателя не давало ему уснуть несколько суток, он словно позабыл об усталости. Она скопилась горячим, болезненным и до некоторых пор контролируемым облаком в голове. Но Лео не мог сбавить обороты, чтобы отдохнуть, — битва была в самом разгаре; Лео постоянно думал о заголовках, кричащих, орущих заголовках, которые вынесут этот скандал на суд публики во имя правды и просвещения. Ничто прежде так не поглощало его, ни одна миссия не увлекала настолько, чтобы все остальное казалось несущественным, полной чушью. Даже в периоды самого напряженного творчества он не переживал ничего подобного. Лео не прикасался к черной рабочей тетради, где его ждали наброски к «Аутопсии». Сейчас все это казалось чистой терапией, интровертной чепухой. Благодаря делу Хогарта, Лео получил возможность вновь обрести давным-давно утраченный мир.