Клас Эстергрен - Джентльмены

• Название: Джентльмены
• Автор: Клас Эстергрен
• Издательство: Издательство Ольги Морозовой
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-98695-045-7

Боксер и пианист Генри Морган живет в необычной квартире на улице Хурнсгатан в Стокгольме. С ним живет и брат Лео, бывший вундеркинд, философ и поэт-шестидесятник — ныне опустившийся тип. В доме происходит множество странных событий. Братья Морган, поистине, загадочные персонажи. Во всяком случае, по мнению писателя «Класа Эстергрена», который появляется в удивительной квартире летом 1978 года, после того, как у него украли все, кроме двух печатных машинок. Поселившись в одной из комнат квартиры братьев Морган, он оказывается втянут в душераздирающую драму.

Читатель становится свидетелем разнообразных приключений братьев Морган в Стокгольме и других европейских столицах, пока не наступает час решающего испытания мрачной шведской зимой 1979 года.

Талант рассказчика и хитросплетение интриг приводят к финалу, в котором сам повествователь пытается понять, что же произошло с героями на самом деле. Но и финал не является финалом — сюжет написанного двадцать пять лет спустя романа «Гангстеры» берет начало там, где заканчивается история «Джентльменов».

---

Но это только начало, утверждал Форман, все больше горячась. Одну за другой он выдавал идеи о том, как они начнут раскручивать это дело. ОАО «Северин Финмеканиска» находилось на прежнем месте, у канала Сикла, концерн «Гриффель» был одним из крупнейших в стране. Там было чем заняться: отношения собственников, заказчики, международные сделки и так далее до бесконечности. Где-то в этой каше им, несомненно, предстояло отыскать Туре Хансона. Этим расследованием нужно заняться основательно, ничто нельзя оставлять на волю случая, заявил Форман и засмеялся почти как раньше. Метрдотель с обеспокоенным видом выписал счет.

Лео не понимал безудержного энтузиазма Стене Формана. Он ведь всего лишь отрывочно пересказал историю, которая заканчивалась большим вопросительным знаком.

Нормальный человек, до такой степени погрузившийся в интригу, вероятно, должен был испытывать сильнейшее любопытство — как Стене Форман, который был готов лопнуть, но его переполняло не любопытство, а, как выяснилось впоследствии, жадность, — но Лео Морган был не таков. Он чувствовал не слишком приятный зуд, который все же нельзя было назвать любопытством. Как упоминалось ранее, Лео написал сочинение на эту тему. «Любопытство, жажда знаний и разум» — так оно называлось. Тот, кого не отпугнет академически сухой и лишенный фантазии заголовок, столь далекий от прекрасных, возвышенных названий шестидесятых: «Гербарий», «Лжесвященные коровы», «Фасадный альпинизм и другие хобби» — может ознакомиться с по-настоящему интересной, познавательной и одновременно развлекательной работой, развенчивающей любопытство как один из самых, по мнению автора, низких пороков человечества.

Дискуссия, разумеется, переходит в абстрактные теоретические рассуждения, мне отнюдь не доступные, но, насколько я понимаю, Лео отвергает тот тип дедукции, который представляет истину как плод интуитивного восприятия: нельзя подозревать, можно лишь оценивать вещи по отдельности, придумывать категории, понятия, снова и снова проверяя их истинность.

Для человека с философским образованием все это, конечно, не более, чем трюизмы, чтобы не сказать нонсенс, но именно потому, что Лео Морган все время противопоставляет эти высказывания и тезисы человеческой повседневности и показывает, что сплетни и чтение газет не делают нас ни умнее, ни любознательнее, так как мы жаждем подтверждений, а не сюрпризов, — именно поэтому в словах Лео звучит жестокая убедительность. Выход из этого униженного положения — здесь тон Лео внезапно становится прагматичным и менторским — заключается в возвышенном, стоическом спокойствии. Сплетни любопытствующих — порох, спокойствие равнодушных — благо. Возможно, Лео имел в виду не совсем это, но я понимаю его именно так. Я не успел спросить, но одно известно точно: автор работы «Любопытство, жажда знаний и разум» не слишком уважал, а может быть, и презирал одного из самых осведомленных и талантливых сплетников Стокгольма — Генри Моргана, своего родного брата.

Сочинение «Любопытство, жажда знаний и разум» вышло отдельным изданием в специализирующемся на философии издательстве, и теперь эту книгу вряд ли можно найти даже в букинистических магазинах. Она, смею утверждать, стала последней публикацией Лео Моргана.

Об этом эпизоде философской деятельности Лео Моргана не следует забывать. Один из врачей лечебницы Лонгбру в своих записях ссылается на философские изыскания Лео, указывая на связь между стоицизмом как добродетелью и кататонией как диагнозом. Согласно новым достижениям психоанализа, симптомы болезни часто можно считать преувеличением поведения «здорового» человека. Вполне естественно, что маленький ребенок боится переходить пустынную площадь, ехать в полном людей лифте, оказаться запертым в гардеробе и наткнуться на змею в траве. Но у взрослых эти страхи и фантазии развиваются до фобий и превращаются в болезненные состояния, именуемые агорафобией, клаустрофобией и герпетофобией.

Врачи утверждали, что именно так все и обстояло в случае Лео Моргана: его тотальная пассивность и апатия находились в прямой связи с его же философскими умозаключениями. Теория укоренилась в практике.

Я невольно думаю об эстампах над письменным столом в библиотеке. Они представляют множество авторов исторических произведений: Данте, Сервантеса, Рабле, Шекспира и прочих — например, испанского поэта эпохи Возрождения Лопе-и-Ортега. Его драму «Фернандо Куриозо» называют испанским «Гамлетом», и великолепный заключительный монолог, произносимый перед тем, как за главным героем закрывается дверь монастыря, содержит самоироничное осознание:

Дурачок в этой сказке
Не из воображенья:
Он не выдумка вовсе,
Лишь преувеличенье.

Эти строки написаны слепым сифилитиком, бывшим конкистадором более четырехсот лет назад, и сей факт дает понять, насколько переоценивают себя и друг друга современные врачи.

Более всего Лео Морган хотел продолжить работу над «Аутопсией». Журнал «БЛМ» отправил ряду поэтов письма с вопросом: «Середина семидесятых, что произошло?» — попросив ответить письменно. Лео нравилось соседство с именитыми поэтами. Но ответа от Лео Моргана все же не последовало.

Стене Форман не снижал оборотов, все время действуя «off the record», как говорят в Белом доме. Какого черта, стонал и пыхтел он в телефонную трубку. Лео должен оторвать задницу от дивана. Лео должен писать письма, умные и вежливые письма, заваливать старика письмами, а если это не поможет, поехать к нему, ворваться в дом и спросить, какого черта он все это затеял? На что это похоже — терроризировать добропорядочных граждан посреди ночи, а потом уходить в подполье. Нет, черт возьми, говорил Форман, жми на газ. Вернер Хансон должен быть восстановлен в правах, Стене должен увидеть новые большие тиражи, а Лео — получить свою круглую сумму.

Хогарт и вправду ушел в подполье: Лео звонил ему, но никто не брал трубку. Лео был почти готов все оставить — у него не было причин хранить лояльность по отношению к Стене или Вернеру, — но не мог выбросить дело из головы. В этом Хогарте было нечто особенное, он как-то необычно пожимал Лео руку, словно заражая чем-то, словно причисляя к кругу избранных.

Он сделал как сказал Стене: написал пару умных смиренных писем, подождал ответа, которого не последовало, и решил снова наведаться к старику. С этим делом следовало разобраться раз и навсегда.

Солнечным днем в начале апреля Лео вышел из двенадцатого трамвая у Хёгландсторгет. Улица была едва ли не более пустынна, чем в прошлый раз, из некоторых труб вился дым, где-то в доме жалко тявкнул пудель, и больше ничего. Снег в саду Хогарта полностью растаял, и это зрелище отнюдь не радовало глаз человека, который когда-то был ботаником. Сад находился в ужасном состоянии, калитка открывалась туго и со скрипом.

Лео взглянул на дом. Лампа в кабинете светилась, как и прежде. Звонок глухо протрещал где-то в глубине дома; никакого отклика. Дом был мертв. Лео позвонил еще раз, затем обогнул дом и подошел к черному ходу. Тишина. Он заглянул через стекло на веранду: она казалась холодной и неуютной. Лео видел большую комнату с кожаной мебелью и драгоценными картинами — лакомый кусок для просвещенных воров.

Делать было нечего. Продолжать звонить, привлекая внимание любопытных соседей, не было смысла. Впрочем, любопытных соседей не наблюдалось: улица словно вымерла. Но Лео все же решил вернуться домой, позвонить Стене Форману и вежливо попросить его катиться ко всем чертям со своим «Делом Хогарта».

На пути к трамвайной остановке Лео пришло в голову проверить почтовый ящик. Он быстро вернулся к скрипящей калитке с облупившейся краской и треснувшим почтовым ящиком, где и в самом деле лежали промокшие газеты за четыре дня, реклама для владельцев частных домов и столь же остроумные, сколь промокшие письма Лео.

Оглянувшись по сторонам и никого не увидев, он взял письма и снова отправился к остановке. Он больше не желал ни минуты думать об этом деле.

Но в ход событий вмешался обеспокоенный Генри, о чем впоследствии пожалел. Он был на съемках в Сконе: это стало его первой серьезной работой — настоящая эпизодическая роль с несколькими репликами, после которой он вернулся домой, очень довольный собой.

Вернувшись, он застал Лео растревоженным и беспокойным, каким тот бывал нечасто. Лео рассказал брату всю историю с самого начала: разговоры Вернера о пропавшем отце, грозящее Стене Форману банкротство, старик Хогарт в Бромма. Генри заявил, что помнит Эдварда Хогарта по обществу «ООО»: по его словам, это был человек с двумя ногами, двумя руками и головой на плечах — Лео вежливо согласился с данным описанием.

Но черт возьми, возмущался Генри, неужели не ясно, что необходимо вывести старика из спячки?! Они должны быть достойны своих предков. Дед Моргоншерна никогда не отступал, Лео должен проследить, чтобы со стариком не произошло ничего дурного. А если это к тому же образумит Вернера и даст Лео неплохой барыш, то какие могут быть разговоры, присвистнул Генри. Лео пора перестать бродить наедине со своими мыслями, настало время поиграть в сыщика. Генри знает эту кухню, он и сам был агентом в Берлине. Главное держаться как ни в чем не бывало, что бы ни произошло. Черт, Генри даже завидует братцу. От Лео он такого не ожидал. Вундеркинд станет героем!