Карел Птачник - Год рождения 1921

• Название: Год рождения 1921
• Автор: Карел Птачник
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: О войне
• Год: 1960

---

Кованда уронил кисть и закрыл лицо измазанными краской руками.

— Ребята, — сказал он, — я не могу этого видеть! Я этому солдату разобью башку. Сил нет глядеть!

Вагонетка медленно приближалась, эсэсовец продолжал свою забаву. По спине заключенного струилась кровь, она стекала за пояс, капала на брюки. Вдруг еврей обернулся, кинулся к конвойному и ударил его кулаками в лицо, потом вцепился в воротник и почти оторвал его вместе с петлицами. Пораженный эсэсовец зашатался, отскочил на четыре шага, сорвал с плеча винтовку и прицелился. Первую пулю он выпустил заключенному в живот, вторую в шею, третью в грудь, четвертую — стреляя уже по лежачему — в голову.

Все это произошло за какие-нибудь пять секунд: эсэсовец хладнокровно щелкал затвором и стрелял. Второй заключенный упал на колени около вагонетки, судорожно прижавшись лицом к мешкам, и дрожал всем телом, тоже ожидая пули.

Конвойный спокойно закинул винтовку за плечо, выплюнул окурок сигареты и свистнул в пальцы. Через минуту из склада выбежала группа заключенных. Они прикрыли труп бумажными мешками из-под цемента, один из заключенных молча стал на место убитого, и вагонетка покатилась по рельсам, словно ничего не произошло. Остальные заключенные гуськом побежали обратно к складу, конвойный закурил новую сигарету и, сложив руки за спиной, зашагал по дорожке вдоль рельс, носком сапога отбрасывая камешки с дороги.

Старый Кованда быстро нагнулся и поднял с земли кирпич. Ребята и оглянуться не успели, как он исчез между штабелями. Уже бесцельно было окликать и увещевать его. Молодые чехи, затаив дыхание, глядели на приближающуюся вагонетку, ожидая, что произойдет.

Вагонетка тащилась по рельсам и уже миновала штабель, находившийся метрах в сорока от ребят. Конвойный лениво шел, сложив руки за спиной, наклонив голову и не глядя по сторонам. И в тот момент за его спиной вдруг появился Кованда. Он поднял над головой кирпич и нанес им сильный удар.

Конвойный упал на колени, раскинул руки и повалился ничком. Винтовка перелетела через его голову и звякнула о рельсы. Евреи у вагонетки обернулись, но Кованда уже скрылся за штабелем. Заключенные с минуту испуганно смотрели на лежащего эсэсовца, потом переглянулись, видимо, решая, что делать. Может быть, попытаться бежать? Бежать в этом мешковатом арестантском тряпье? И куда?

Ожесточенно жестикулируя, они устремились по насыпи к складу.

Кованда прибежал к ребятам, дрожащими руками схватил кисть и стал красить железный лист, лежавший на козлах. По рельсам уже бежали евреи и конвойные с ружьями. Солдаты подняли оглушенного эсэсовца и положили его на вагонетку, с которой заключенные поспешно сбросили мешки. Пятеро заключенных покатили вагонетку под уклон и скрылись за поворотом, остальных солдаты согнали в кучку, приставили к ним часового, а сами, с ружьями наперевес, кинулись к штабелям железа.

— Я ничего не мог с собой поделать… — прохрипел запыхавшийся Кованда. — Не сердитесь, ребята. Если бы я убил его, и то не было бы жалко.

— А ты убил?

Кованда покачал головой.

— Нет, — уверенно сказал он. — Наверняка нет. Я так осерчал, что даже не прицелился, как следует. Треснул его сбоку, по уху.

Солдаты подбежали и к ним. Один сквозь зубы спросил по-словацки, не пробегал ли здесь еврей, ударивший конвойного.

— Одного я видел, — серьезно ответил Кованда. — Вон он лежит там, под мешками от цемента.

Когда евреев погнали обратно на работу, чехи отложили кисти и уселись на траве.

— Не надо было этого делать, — отчитывал Пепик Кованду. — Бог весть, что теперь припишут евреям. Может, кто-нибудь даже поплатится жизнью. Необдуманно ты поступил, Кованда.

Кованда был удручен.

— Ну, не мог я удержаться… Не мог смотреть на это. Простите меня, ребята.

— Нечего тебя прощать, — сказал Мирек. — Я поступил бы так же, только не провел бы это дело так ловко, как ты. Когда я злой, то ничего не соображаю. Не побеги туда ты, побежал бы я. Кинулся бы на этого солдата и убил бы его. Или он меня.

Чехи сидели молча. Кругом тишина, в небе ни облачка, даже ветерок не пробегал по высокой траве. На полотне узкоколейки лежал застреленный еврей, лежал, раскинув руки, тихий, заброшенный.

Богоуш вылез на кучу железа и поглядел по сторонам.

— Уже пускают дым, давайте-ка собираться, ребята! Через минуту завыли сирены.

— Не полезем в карьер, — решил Мирек. — Солнышко так приятно греет, а бомбежки все равно не будет. Пошли в поле.

Все девять человек свернули на проселок и пошли гуськом по ухабистой и разъезженной дороге. По обе ее стороны стеной стояла почти созревшая рожь. Кованда на минутку остановился, сорвал ржаной колос, покатал его на ладонях, взял два зернышка в рот, а колос спрятал в карман.

— Скоро жатва, — тихо сказал он, словно обращаясь к самому себе. — Поспел новый хлеб. Как-то там у нас? Хорош ли урожай?

— Кому охота тесниться в штольне! — говорил Мирек Пепику. — Чего там хорошего! Мне, например, всегда кажется, что она вот-вот обвалится. Лучше заляжем во ржи. Самое верное дело!

— Ну и жара! — сетовал Фера, утирая пот со лба. — И ветерок не дохнет! Дымовая завеса будет мигом готова.

С четверть часа они шли по проселочной дороге, через поле. Завод уже исчез из виду, скрытый клубами дыма. По обе стороны высоко поднималась пышная желтеющая нива. На горизонте виднелся хвойный лесок.

— Дальше, пожалуй, можно не ходить, а? — сказал Кованда и бросил свою куртку под кривое и сухое придорожное дерево. — Тут, по крайности, есть, где укрыться.

И он развалился на куртке, блаженно пыхтя. Ребята легли рядом. Только Мирек и Руда в нерешительности остались стоять.

— Вы бы еще легли прямо сюда, в кучу, — пробурчал Мирек, кивнув на кучку коровьих лепешек. — Нашли тоже место!

— Главное — безопасность сверху, чтобы бомбы на нас не сыпались, — довольным тоном произнес Кованда и погладил высохший корень суковатого дерева. — Можете идти дальше, барчуки.

— Ну и пойдем, — отрезал Мирек и зашагал в поле. — Ты со мной, Руда?

Тот молча присоединился к Миреку, и они зашагали по обочине.

— Идите, идите, раззявы, — проворчал Кованда. — Разбивают компанию. Глядите, ребята, как они топчут жито. Что ни шаг, то каравай хлеба загублен.

Мирек и Руда медленно прошли по полю и легли во ржи, метрах в ста от дороги.

Солнце уже с трудом пробивалось сквозь дымовую завесу, нависшую над краем, как сплошная пелена белого тумана. Грохот моторов над головой то нарастал, то затихал, чьи-то самолеты целый час кружили над полем — они прилетали со стороны Лейпцига и улетали неведомо куда. Почти беспрерывно стреляли зенитки.

Кованда задремал под эти звуки.

— Сдается мне, что самолеты ищут завод, — беспокойно сказал Фера, когда канонада усилилась. — Дымовая завеса — хорошая вещь… для завода, конечно. А нам это дело может здорово выйти боком, если они сбросят бомбы не там, где надо. Больше я сюда не ходок. В убежище безопаснее.

Кованда проснулся и пошарил по карманам, ища сигарету.

— Не гневи бога, — сказал он. — Человек не знает, где найдет, где потеряет. А может, они сбросят бомбы прямехонько в тот карьер.

Над их головами вдруг начали рваться шрапнели. Осколки посыпались прямо в рожь. Семеро товарищей прижались к сухому стволу, в наивной надежде укрыться под этим кривым деревцом с редкой листвой. Грохот стал громче, самолеты снижались. Над самыми головами молодых чехов, подобно стремительной туче, промчались двенадцать бомбардировщиков с раскинутыми широким крестом крыльями, следом пронесся какой-то одинокий самолет. И вдруг земля дрогнула от оглушительного взрыва.

Толкая друг друга, ошеломленные парни жались к сухому деревцу, висли на его стволе, как перепуганный, обреченный на смерть пчелиный рой. Богоуш и Гонзик стремглав кинулись в рожь, Фера упал на колени посреди дороги, зажимая уши руками.

Метрах в ста от них, прямо в рожь, где залегли Мирек и Руда, упали бомбы, целый груз бомб. Поле разверзлось и взлетело к небу густой тучей земли, пыли и дыма, воздушная волна свалила рожь набок, колосья легли, словно скошенные неистовым смерчем. Туча земли и пыли, взлетев кверху, стала падать, покрывая ниву комьями и земляной пылью.

— Боже! — в ужасе вскричал Кованда. — Полная порция! И все по нашим ребятам!

Схватив куртки, чехи побежали через поле, к черному облаку пыли, которое медленно оседало на колосья. Поле зияло глубокими воронками, их было восемь, одна за другой, каждая окаймлена валом развороченной земли. Около одной из них лежал полузасыпанный Мирек. Ребята кинулись к нему и, стиснув зубы, не в силах произнести ни слова, голыми руками отчаянно рыли рыхлую пахучую землю, торопясь освободить из-под нее неподвижное тело.

В боку у Мирека зияла страшная рана, лицо было искажено судорогой, остекленевшие глаза вылезли из орбит. Когда его вытащили из-под груды земли, он надсадно и жалобно хрипел, из открытой раны струилась кровь, быстро впитываясь в мягкую землю.