Тим Пауэрс - Гнёт ее заботы

• Название: Гнёт ее заботы
• Автор: Тим Пауэрс
• Жанр: Альтернативная история

Еще одна книга как и Врата Анубиса написанная в жанре альтернативной или крипто истории, истории, где события хорошо нам известные тесным образом переплетаются с вещами, ускользающими от нашего взгляда. Где величайшие поэты всех времен занимают свое вдохновение у вампиров и ламий, иссушающих их и взимающих за свою заботу кровавую плату. Где хирург Майкл Кроуфорд едет на свою свадьбу и еще не знает о той роли, которую ему суждено сыграть в жизни великих поэтов. Где над всем старым светом огромной мрачной тенью реет австрийская империя Габсбургов. А с высоты на всю эту мышиную возню молчаливо взирают вечные горы.

---

Джозефина судорожно выдохнула, и, когда он раздраженно на нее оглянулся, он увидел, что она с хлопком прикрыла рукой стеклянный глаз. ― Я видела ее, ― прошептала она хриплым от испуга голосом. ― Она приближается.

― Чтобы умереть, ― сказал Кроуфорд.

Он чувствовал палубу яхты Шелли, покачивающуюся под ногами, и ему приходилось постоянно напоминать себе, где он находится, чтобы не раскачиваться вместе с ней. ― Как и Шелли, ― сказал он, вынужденный говорить громко, так как в ушах звенел несущийся по палубе Дон Жуана резкий хохот де Ложа. Глазами Шелли он видел низкие, темные облака, надвигающиеся с юго-запада на Ливорно, и едва уловимо чувствовал его решительно сдерживаемый страх перед тем, что вскоре должно было случиться.

Затем все его внимание обратилось к тому, что видели его собственные глаза, так как теперь она была здесь, на берегу, стоящая обнаженной в начерченной на песке пентаграмме.

Она мерцала в слепящих отблесках солнца на белом песке, но прежде, чем он смог внимательно ее рассмотреть, он быстро припал к земле и вылил древесно-песочно-чесночную смесь вдоль последней линии, замыкая нарисованную им геометрическую фигуру и запирая ее внутри.

Когда это было сделано, он отступил назад, и, наконец, позволил себе взглянуть на нее.

Вся она была жемчужно-белой и гладкой, и от неземной красоты ее губ и точеных грудей и волнующей стройности ног у него захватило дыхание; и хотя он видел, что солнечный свет причиняет ей ужасные страдания, ее колдовские металлические глаза смотрели на него с любовью и, казалось, прощали все, что он только собирался сделать.

― Где мой брат? ― спросила она. И голос ее зазвучал словно мелодия, исполняемая на серебряной скрипке. ― Зачем ты позвал меня и лишил меня свободы?

Кроуфорд заставил себя отвести от нее взгляд, и увидел, как песок волнами разбегается от пентаграммы. ― Шелли направляется туда, ― напряженно ответил он. ― В этот шторм…

Он услышал шелест ее босых ступней по песку, когда она повернулась чтобы взглянуть на юг. Она издала едва слышный звук, то ли вздох, то ли всхлип, и он знал, ее страшили мучения, которые предстояло пережить, чтобы спасти Шелли. ― Ты ведь не хочешь, чтобы он умер, ― сказала она. ― Освободи меня, чтобы я могла его спасти.

― Нет, ― ответил Кроуфорд, стараясь придать голосу твердость. ― Это был его план. Он сам хотел, чтобы я это сделал.

Женщина снова повернулась к нему, и он обнаружил себя беззащитно противостоящим ее нечеловеческому пристальному взгляду. ― Ты хочешь, чтобы он умер?

― Я не стану его останавливать.

― А он сказал тебе, ― спросила она, ― что я погибну вместе с ним?

Ее глаза казались бездонными, темными, словно холодная безлунная ночь на островах Средиземноморья. ― Да, ― прошептал он.

― Ты хочешь, чтобы я умерла тоже?

Он почувствовала, как горячая рука Джозефины накрыла его руку; он хотел уже было раздраженно ее стряхнуть, но вместо этого заставил себя сжать ее в ответ, хотя и понимал, что ведет за руку смерть ― не столь далекую свою, а сегодня для Шелли и ламии. Он пытался думать о Перси Флоренсе Шелли, о Мэри, о детях Вильямсов и Джозефине.

― Да, ― ответил он стоящей перед ним женщине, надеясь, что все это закончится раньше, чем его хрупкая решимость рассыплется в прах. Он отвел от нее взгляд и увидел, сквозь стоящие в глазах Шелли слезы, густую завесу тумана, повисшую под темными тучами, прямо по курсу несущегося по волнам Дон Жуана.

Он присел, так как раскачивание далекой палубы заставляло его пошатываться на песке ― но и сам песок тоже был в движении. Сбегающие от пентаграммы песчаные волны стали выше, хотя они, казалось, были бессильны сделать хоть что-то с самой пентаграммой; но в обращенном к морю полукруге вокруг трех человеческих форм начинали вырастать бугристые фигуры, очевидно составленные из песка. Скалы обросшего лесом холма трещали, словно пытались разогнуть сведенные вечностью члены.

― Земля ― моя мать, она накажет тебя, ― сказала женщина, ― если я ей позволю.

Три ногтя свободной руки Кроуфорда до крови впились в ладонь. И в этот миг он больше не мог сказать, чьи слезы туманят его взгляд, были ли это слезы Шелли, или плакал он сам. Все что случилось с ним, после той недели проведенной в счастливом плену ламии в Швейцарии, казалось сплошной несбывшейся надеждой. ― Позволь ей, ― тихо сказал.

― Но разве я могу? ― ответила она. ― Ведь я люблю тебя.

Он смутно осознавал, что рука Джозефины больше не покоится в его. Дон Жуан несся сквозь туман под нависшими над ним черными тучами, когда внезапно ударил ветер, и корабль чудовищно накренился, наполнив паруса горячим влажным дыханием шторма; Кроуфорд почувствовал боль, когда Шелли налетел на ограждение борта и вцепился в него руками.

Маленькое итальянское суденышко, фелюка[356], виднелось по курсу с правого борта, на всех порах мчась в порт Ливорно, но оно приспустило свои треугольные латинские паруса, когда поравнялось с яхтой Шелли, и его капитан крикнул сквозь разделявшую их темную воду, предлагая пассажирам Дон Жуана перейти на его борт.

Кроуфорд почувствовал, как напряглось его горло, когда Шелли выкрикнул: ― Нет! Фелюка уже удалялась с кормы, и Шелли приходилось не только смотреть назад, но и задирать голову, чтобы увидеть ее с того места, где он скорчился возле борта накренившейся палубы Дон Жуана.

― Разрушь пентаграмму, ― сказала облитая серебром женщина, сжимаясь от давящего на нее солнечного света, ― и я пощажу их всех ― детей, ту женщину ― всех их. Только сделай это сейчас. Я и так уже ослабла настолько, что едва уцелею после того, как спасу Шелли.

― Отпусти ее, Майкл, ― неожиданно сказала Джозефина. ― Ты не можешь убить его сестру!

«Тоже, ― с горечью подумал Кроуфорд, ― ты хотела сказать, не могу убить его сестру тоже, вдобавок к твоей сестре, это ты хотела сказать»?

― Вспомни, что она обещала Шелли, ― сказал он. И голос его был резким словно скрежет скал и шорох песка.

― Ты тоже женщина, ― сказала Ламия Джозефине, ― и тоже его любишь. Мы с тобой похожи, одинаковы в этом. Я позволю тебе быть с ним ― оставлю вас двоих ― если ты просто позволишь мне спасти моего брата. Я не знаю, почему твой Майкл желает его смерти.

― Он ревнует, завидует Шелли, ― сказала Джозефина, ― потому что Шелли… обладал тобой здесь, месяц назад.

Кроуфорд повернулся к Джозефине, чтобы опровергнуть ее слова, но в этот миг капитан удаляющейся фелюки прокричал: ― Если не хотите подняться на борт, ради всего святого, спустите паруса или вы погибли! ― и Вильямс, чье скороспелое решение вдребезги разбилось при первых признаках приближения настоящей смерти, бросился к фалам[357], чтобы последовать его совету.

Шелли прыгнул вперед и ударом кулака отбросил его от паруса, и Дон Жуан, с трудом преодолевая вздымающиеся волны и туманом окутывающий его дождь, все еще под полными парусами, поплыл дальше в бушующий шторм.

Кроуфорд увидел, как Вильямс ― нет, это была Джозефина ― кинулась к пентаграмме, собираясь разрушить линии, но Кроуфорд поймал ее за руку и отбросил назад на песок.

Человеко-подобные существа, составленные из кремнистого песка, возвышались вокруг них, в бессильной ярости или, быть может, горе, размахивая беспалыми руками, а деревья позади на склоне с треском ломались и падали, словно сам холм пробуждался и сбрасывал свои органические покровы. Море бурлило, словно кипящий котел, а в небе метались полчища взволнованных духов.

― Майкл, ― позвала женщина, стоящая в пентаграмме.

Он беспомощно взглянул на нее. На ее перламутровой коже появились ожоги. Непостижимо, но в ее неземных глазах все еще светилась любовь. «Ни один человек, ― подумал он, ― не смог бы продолжать любить меня после всего этого».

― Теперь уже слишком поздно, ― сказала она. ― Я сегодня умру. Позволь же мне хотя бы умереть на пути к нему, пусть мне уже не успеть к нему на помощь.

Он понимал, что только тот, кто воистину себя ненавидит, мог продолжать эту пытку, мог остаться холодным к ее мольбам, и спросил себя, узнают ли когда-нибудь Джозефина, Мэри и ее ребенок достаточно, чтобы испытывать благодарность к такому человеку ― человеку, что был для этого выбран.

― Нет, ― ответил он.

Дон Жуан шел ко дну под нависшим над ним темным, бушующим небом; вода потоками лилась через планширы, но туго надутые паруса все еще тащили его вперед.

Шелли цеплялся за ограждение. ― Прощай, Айкмэн, ― сказал он, вынужденный выплюнуть соленую воду, прежде чем смог говорить.

― Кроуфорд, ― сказал Кроуфорд, внезапно подумав, что это было важно. ― Меня зовут Майкл Кроуфорд.