Тим Пауэрс - Гнёт ее заботы

• Название: Гнёт ее заботы
• Автор: Тим Пауэрс
• Жанр: Альтернативная история

Еще одна книга как и Врата Анубиса написанная в жанре альтернативной или крипто истории, истории, где события хорошо нам известные тесным образом переплетаются с вещами, ускользающими от нашего взгляда. Где величайшие поэты всех времен занимают свое вдохновение у вампиров и ламий, иссушающих их и взимающих за свою заботу кровавую плату. Где хирург Майкл Кроуфорд едет на свою свадьбу и еще не знает о той роли, которую ему суждено сыграть в жизни великих поэтов. Где над всем старым светом огромной мрачной тенью реет австрийская империя Габсбургов. А с высоты на всю эту мышиную возню молчаливо взирают вечные горы.

---

Де Лож в изумлении посмотрел на него. ― Ты его видел, верно? Нет, он не молодой и не здоровый, хотя состояние его здоровья теперь, когда он в Венеции возле колонн Грай, весьма устойчиво. Он не может передвигаться, но он может проецировать себя в осязаемые образы, которых достаточно, чтобы поднять бокал вина или перелистывать страницы книги или отбрасывать плотные тени, если освещение не слишком яркое, и эти образы могут выглядеть настолько молодыми как он того пожелает. Хотя, он не может проецировать их очень далеко, не больше чем на несколько сотен ярдов от того места где находится его неимоверно древнее тело. А с 1818 этим местом является Дворец Дожей[339] на Пьяцца Сан Марко[340] в Венеции. Я думаю, единственная причина, по которой Австрийцы захватили Италию, чтобы он мог владеть колоннами Грай и жить в их консервирующей время ауре.

― Я встретил того, кто, по-видимому, был им ― одной из его проекций ― в кафе возле Большого Канала[341], ― задумчиво сказал Кроуфорд. ― Он не особо скрытничал ― сказал, что его зовут Вернер фон Аргау.

― Полагаю ему и не нужно скрываться, ― вставила Джозефина. ― Единственной вещью, которую он от тебя утаил, было ― дай ка подумать, то обстоятельство, что ты сам того не зная содействовал делу нефелимов, лучше чем любой Австриец.

― А также то, что лекарство, которое он мне для тебя дал, должно было тебя убить, ― сказал Кроуфорд.

― Конечно, должно было, ― сказал де Лож, столь энергично кивая, что Кроуфорд подумал, его источенная водой коряга-шея надломится. ― Австрийцы черпают свою власть из альянса, которым Вернер сковал себя с оживленным нефелимом, так что они делают все что могут, чтобы этот нефелим оставался счастливым ― а… бывшая жена этого молодого джентльмена, ― сказал он, указывая на Кроуфорда, ― была бы очень счастлива узнать о твоей смерти. Эти создания искренне нас любят, но они ужасно ревнивы.

В этот миг внизу на дороге показался свет факела, пробивающийся из-за деревьев, и Кроуфорд подумал было предупредить Джозефину; но затем решил, что слуги Байрона без сомнения управятся с любыми непрошеными гостями. Пистолет Байрона был все еще заткнут за его ремень, и он нервно его нащупал.

― Кто вы такой? ― спросила Джозефина. ― Откуда вы все это знаете?

Немыслимо древний старик усмехнулся, и его лицо отразило столько вызывающего отвращение знания, что Кроуфорду пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отвести взгляд. ― Мое истинное имя Франсуа де Лож, ― хотя запомнили меня под другим. Я родился в тот год, когда Жанну д’Арк сожгли на костре, и был студентом Парижского Университета, когда меня угораздило влюбиться.

Он тихо засмеялся. ― Недалеко от Университета, ― продолжал он, ― перед домом некой Мадемуазель де Брюйер, стоял большой камень ― вы видели его, сэр, когда злоупотребили моим гостеприимством. Студенты университета, должно быть, чувствовали его… странность, так как среди них он был известен как Le Pet-au-Diable, Бздех Дьявола. Я же никогда не называл его так ― как-то ночью я увидел женщину, в которую он превратился, и я ее боготворил. Вы знаете, о чем я говорю.

Он улыбнулся этому воспоминанию. ― Кода мне было тридцать два, я оставил Париж и суетную толпу и много, много лет странствовал вместе с ней, был ее счастливым любимцем. Я был в кругу моей новой семьи, и я встретил других подобных мне ― в том числе и самого Вернера, человека, который снова представил друг другу наши два рода. Четверки и Двойки под пристальным взглядом вечных троек.

Кроуфорд сдвинул брови и оторвался от окна. ― Это ведь загадка, да? Та самая, которую нам загадал сфинкс на вершине горы Венгерн. Что она означает?

― Ты не знаешь? Де Лож удивленно покачал головой. ― И что же ты сделал, просто угадал правильный ответ? Ответ, который по легенде дал Эдип, здесь не годится ― легенда здесь довольно точна, но все же недостаточно.

Кроуфорд попытался припомнить, как дословно звучала та загадка. Кто ходил на четырех конечностях, когда солнечный свет еще не изменился, а теперь имеет две, но когда солнечный свет изменится вновь и свет уйдет, будет снабжен тремя? Я подумал, что эта загадка своеобразное… ритуальное требование вежливого признания. Так что вместо «человек» я сформулировал ответ более широкий, чтобы он включал также и нефелимов ― я сказал: «Разумная жизнь на земле».

Старик хмуро кивнул. ― Это была счастливая догадка. Тебе также повезло пройти мимо призрака, который охраняет преддверие, того самого, о котором Гёте упоминает в Фаусте. «В ней каждый видит первую любовь[342]», ― говорит Мефистофель Фаусту. На самом деле, этот фантом для каждого вторгшегося выглядит как человек, которого он любил, а затем самым безобразным образом предал.

Джозефина покраснела, но все же нашла в себе силы еле-еле улыбнуться. ― Так на что она ссылается? ― спросила она. ― Я имею в виду, загадка.

― На скелеты, ― ответил ей де Лож. ― Ваш друг Шелли знает об этом. Почитайте его Освобожденного Прометея; «Сфера, что словно многие тысячи сфер[343]»… Английский де Ложа был еще хуже, чем его французский, к которому он тотчас же милосердно вернулся. ― Материя, каждый клочок того, что составляет этот мир и нас самих, состоит из того, что древние Греки называли атомы ― это крошечные сферы, приводимые в движение той же самой силой, что заставляет молнию обрушиваться с небес на землю, а огни святого Эльма плясать на реях[344] кораблей.

«Тетушка Ворон, ― подумал Кроуфорд, ― превращающая в корабли-призраки остовы древних кораблей».

― Каждая из этих сфер это «многие тысячи сфер», ― продолжил де Лож, ― так как центральное ядро окружено крошечными частичками электричества, которые образуют явно разделенные сферы ― и число этих частичек электричества на внешней сфере атома определяет, с какими другими атомами этот атом может объединяться. Эти частички электричества, словно конечности, с помощью которых атом может ухватиться за другие атомы, и три вида атомов являются основой для трех видов скелетов. Даже дошедшие до нас легенды об Эдипе описывают это четыре-и-два-и-три как способы опоры.

Кроуфорд неуверенно кивнул. ― Так что это за виды скелетов?

― Ну, ― сказал де Лож, ― нефелимы, так сказать Силиконарии, были первой разумной расой, которую носила земля, детьми Лилит, исполинами, что жили на земле во дни оны, и их скелеты были сделаны из того же материала, что и их плоть ― вещества, лежащего в основе стекла, кварца и гранита. Атомы этого вещества имели во внешней сфере четыре частички электричества. Затем солнечный свет изменился и нефелимы обратились в камень и в своем роде исчезли из поля зрения грядущего.

― Человечество стало следующей формой разумной жизни, и наши скелеты сделаны из того же самого вещества, что и морские раковины, мел и известь. А базовый элемент всего этого имеет две частички электричества во внешней сфере.

― А ответ на эту загадку подразумевает, что после того как солнечный свет изменится снова и солнце погаснет, единственными оставшимися разумными существами будут те самые горы, древние боги, и ты уже видел вещество, из которого будут состоять их скелеты ― тот легкий металл из которого была сделана моя кухонная утварь, помнишь? Там, в моем маленьком домике-лодке в Карнак? Это самый распространенный метал на земле, как правило всегда присутствующий в глине и квасцах[345], и, конечно же, его атомы имеют во внешней сфере тройку электрических частиц.

Кроуфорд вспомнил, как увидел серебристый металл, обнаженный лавиной на склоне горы Венгерн ― проводник назвал его argent de l'argile, глиняное серебро.

Затем его внимание снова переметнулось к огням на дороге. К ним приближалось множество факелов ― гораздо больше, чем могла нести группа, которую он видел чуть раньше, слуги Байрона не смогут сдержать такую толпу.

― Нужно убираться отсюда, ― поспешно сказал он Джозефине. ― На лестницу к черному ходу, нет времени собирать вещи. В этот миг он был особо признателен Шелли за его двадцать фунтов.

Глаза Джозефины широко распахнулись, когда он взглянула в окно, и она тотчас же двинулась к двери с Кроуфордом следующим за ней по пятам.

На лестнице Кроуфорд заметил, что де Лож следовал за ними. ― Может, отвлечешь эту шайку? ― сердито шепнул он старику. ― Они же вроде твои друзья.

― О нет, не друзья, уверяю тебя ― пропыхтел де Лож. ― Они меня убьют, но не тем способом, который мне нужен. Я иду с тобой.

Не было никакого шанса ускользнуть незамечеными через парадную дверь, поэтому Кроуфорд вывел их через черный ход и повел темнеющим полем, по которому прошлой ночью ступал Байрон с телом своей мертвой дочери на руках. Он был рад, что слуги Байрона не видели их бегства, так как их преданность вызывала у него теперь серьезные подозрения.