Тим Пауэрс - Гнёт ее заботы

• Название: Гнёт ее заботы
• Автор: Тим Пауэрс
• Жанр: Альтернативная история

Еще одна книга как и Врата Анубиса написанная в жанре альтернативной или крипто истории, истории, где события хорошо нам известные тесным образом переплетаются с вещами, ускользающими от нашего взгляда. Где величайшие поэты всех времен занимают свое вдохновение у вампиров и ламий, иссушающих их и взимающих за свою заботу кровавую плату. Где хирург Майкл Кроуфорд едет на свою свадьбу и еще не знает о той роли, которую ему суждено сыграть в жизни великих поэтов. Где над всем старым светом огромной мрачной тенью реет австрийская империя Габсбургов. А с высоты на всю эту мышиную возню молчаливо взирают вечные горы.

---

Одновременно он смутно осознавал, что и сам сегодня не был верхом тактичности; упоминание о Шелли, а затем внезапное появление Джозефины, и тысячи воспоминаний из его, казалось, безвозвратно ушедшего прошлого, вновь нахлынули на него. Только из-за этого он и носил собой эту фляжку. Она помогала ему привести себя в бессознательное состояние каждый раз, как такое случалось ― как правило, поздно ночью ― и его одолевало искушение пригласить свою нечеловеческую супругу вернуться ― и вот сейчас он беззастенчиво присосался к фляжке в самой что ни на есть середине дня.

Фон Аргау заставил его выучить последовательность действий, к которым следовало прибегнуть, если события начнут выходить из-под контроля, и он опасался, что скоро, ему, хочешь не хочешь, придется впервые ей воспользоваться. Несмотря на то, что Фон Аргау нахмурился, когда описывал процедуру, и вне всяких сомнений надеялся, что Кроуфорду не придется к ней прибегнуть.

― Послушайте, ― отчаянно сказал Кроуфорд, ― дайте мне всего лишь одну ночь. Если к завтрашнему утру он стремительно не пойдет на поправку, я полностью оплачу счет доктора Кларка ― а также ваше жалованье, ― добавил он, поворачиваясь к Джозефине, ― за все то время, что вы здесь работаете.

Выражение лица Джозефины не изменилось, но Северн недоверчиво улыбнулся ― Правда? Не могли бы вы написать расписку? Хвала Небесам, это позволит…

― Нет, ― резко оборвала его Джозефина, ― он должен уйти. Джону не нужные его услуги. А я не нуждаюсь в плате за эту работу ― я сберегла кое-что на черный день, к тому же по выходным у меня достаточно пациентов, которые платят, да и арендная плата в приюте Святого Павла не слишком обременительна…

― Простите, Джулия, ― немного суховато ответил Северн, ― но боюсь, не вам принимать решение подобного рода. Если этот человек желает оплатить счет Кларка…

В этот миг позади них отворилась дверь, и, повернувшись, Кроуфорд с изумлением увидел, что Китс поднялся с постели и, покачиваясь, возвышается в дверном проеме.

― Мой брат, ― прошептал Китс, а затем повалился вперед.

Кроуфорд и Северн ринулись к нему и подхватили в самый последний момент, а затем оттащили обратно в кровать.

― Вы, сказали нам, ― мягко сказал Кроуфорд, ― что Том умер от чахотки.

Китс нетерпеливо покачал головой. Другой брат, Джордж ― надеюсь у него все хорошо ― я уговорил его отправиться в Америку ― мне даже пришлось одолжить ему на это денег ― но теперь он вдали отсюда, и целая Атлантика лежит между ним и моей… крестной матерью, моей демонической матерью… а мой брат Эдвард умер, когда мне было всего лишь шесть… но моя сестра, Фани, ей лишь семнадцать! И она сейчас в Англии! Боже, неужели вы не понимаете? Я… Он сорвался на глухой кашель, и, казалось, вновь потерял сознание; но спустя мгновение он открыл глаза, пристально посмотрел на Северна и выдавил через окровавленные губы, ― Мне очень жаль, Джозеф. Я знаю, что было бы прекрасно избавиться от долга перед Кларком. Но этот… малый, Айкмэн, должен уйти. И не позволяй ему возвращаться.

Кроуфорд склонился над кроватью. ― Ты хочешь умереть, ты это пытаешься сказать?

Китс отвернул голову к стене. ― Нет, чертов идиот, я не хочу умирать. Боже…

Северн схватил Кроуфорда за руку и насильно вывел его из комнаты, а затем выпихнул через входную дверь в коридор. Кроуфорд был слишком удивлен, чтобы сопротивляться, так как Северн совсем не выглядел сильным.

― Он помолвлен с девушкой в Англии[269], ― сквозь зубы процедил Северн, ― и знает, что больше никогда ее не увидит. Она пишет ему письма, но он больше не разрешает их читать. Даже вскрывать их не разрешает. При этих словах, на его глаза навернулись слезы, и он сердито смахнул их прочь.

― А его новая книга, наконец-то она привлекла внимание, на которое он надеялся всю свою жизнь. И он не какой-нибудь… аскетичный затворник, он ― был когда-то ― подвижным, здоровым юношей, а теперь он в Риме, но не может даже выбраться наружу и посмотреть на него. А вы говорите, он хочет умереть.

Кроуфорд начал было говорить, но Северн грубо его толкнул, и он сделал несколько пьяных шагов обратно по коридору.

― Если я увижу вас здесь снова, я… ― начал Северн, затем просто безнадежно тряхнул головой и вернулся в комнату, захлопнув за собой дверь.

Кроуфорд чертыхнулся, не в последнюю очередь потому, что оставил внутри свою фляжку, затем развернулся и направился обратно к лестнице.

* * *

Некоторые слова пишутся только кровью; палец Кроуфорда превратился в израненный обрубок к тому времени, как он, то и дело втыкая в него кончик пера, нацарапал письмо своему Австрийскому хозяину. В конце концов, он отложил перо и, посасывая палец, перечитал записку.

Он не будет сотрудничать; сиделка тоже. Сожалею.

К тому времени, как он отыскал и запрятал в карман специальный свисток, которым его снабдил фон Аргау, кровь на бумаге уже успела высохнуть. Он собирался оставить записку в руке какой-нибудь статуи ― что в Италии, а тем более в Риме, сделать совсем несложно. Он покинул свою квартиру над площадью Навона ― в дюжине кварталов от дома Китса ― спустился по лестнице и, все еще посасывая палец, остановился, разглядывая три широких фонтана, расположившиеся на длинной площади.

Ближе всех был фонтан Нептуна, так что он направился к нему и изучающее осмотрел каменные фигуры, установленные в его широком бассейне. Сам Нептун был слишком занят, нацелив гарпун вниз на какого-то осьминога ― его руки были просто кулаками сжатыми вокруг древка гарпуна ― но здесь была пара мраморных херувимов, которые, похоже, причиняли адские муки мраморной лошади с грустными испуганными глазами, и под рукой одного из них как раз было место для записки, если как следует ее свернуть.

Он сложил письмо несколько раз, а затем шагнул через бортик, и, разбрызгивая во все стороны воду, направился к лошади. Добравшись до места, он засунул клочок бумаги под каменные пальцы.

Его пробрала легкая дрожь от того, что он что-то кладет в руку статуи, и он отогнал всплывшие некстати воспоминания о другой статуе на заднем дворе гостиницы в Сассексе.

Пробираясь обратно к ограждению фонтана, он то и дело поглядывал наверх, пытаясь понять, мог ли кто-нибудь увидеть, что он сделал, и попытаться вытащить записку, но его действия, казалось, заметила лишь одна пожилая женщина, которая перекрестилась и заспешила прочь.

«Ну и хорошо, ― сказал он себе, выкарабкиваясь наружу, и штанины мокро заполоскали вокруг его лодыжек. ― Записка на месте, все, что тебе осталось сделать, это дать людям фон Аргау знать, что нужно ее забрать. Бог знает, как они получат мой сигнал и как догадаются в какой из бесчисленных каменных рук нужная им записка, но это уже не моя забота».

Он достал из кармана маленький свисток и потянул его было к губам, но затем ему пришло в голову, что он и так уже привлекал внимание в своих мокрых штанах. И если он начнет сейчас посреди площади дуть в свисток, прохожие чего доброго решат, что он уличный музыкант.

Он поспешно укрылся в полумраке узкого переулка, а затем особым образом подул в свисток, четыре-два-три, как его научил фон Аргау. Фон Аргау предупредил, что он ничего не услышит. Так оно и вышло. Он снова выдул из свистка неслышимые аккорды.

Откуда-то сверху в переулок посыпался мелкий гравий, и, посмотрев наверх и одновременно извлекая из свистка еще одну трель, он увидел, что стая голубей, которые гнездились под древними свесами черепичной крыши, снялась с места и с шумом унеслась в небо. Внезапно, во всем городе зазвонили колокола церквей, сливаясь в какую-то немыслимую какофонию ― но мгновение спустя все звуки были стерты шипением ливня, что обрушился на землю, накрыв мостовые и фасады каменных зданий темным мокрым плащом. Кроуфорд спрятал свисток и поспешил из-под выступающих скатов крыш на внезапно размытую дождем площадь.

Не успел он пройти и двадцати шагов к своему дому, как до него донесся цокот подков по мостовой, и, покосившись влево, в северном направлении, он увидел дюжину всадников въезжающих на площадь и резко осаживающих лошадей.

Хотя их разделяла почти сотня ярдов, Кроуфорд увидел, что они пристально оглядывают людей на площади и о чем-то их кратко спрашивают ― но старуха, которая видела, как Кроуфорд забрался в фонтан, уже ушла, а под дождем его мокрые брюки уже не вызывали подозрений, так что он без препятствий добрался до входной двери.

Когда он проходил мимо фонтана, он глянул на херувима, и ему почудилось, что по шее каменной лошади сбегает тонкая струйка крови. Теперь, как никогда, казалось, что херувимы причиняют ей муки.

Вернувшись в свою комнату, он сбросил мокрый пиджак ― и заметил глухой звук, с которым тот ударился о спинку кресла. Он поднял его снова, ощупал карманы и выудил из складок носового платка пузырек с лекарством, которое он должен был дать Джозефине.