Джеймс Данн - Единство и многообразие в Новом Завете Исследование природы первоначального христианства

• Название: Единство и многообразие в Новом Завете Исследование природы первоначального христианства
• Автор: Джеймс Данн
• Издательство: Библейско–богословский институт св. апостола Андрея
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2009
• ISBN: 978–5-89647–216–2

Книга Джеймса Д. Данна — одно из лучших современных пособий по изучению Нового Завета. Эта работа соединяет в себе исследование текста Нового Завета с историко–социальной характеристикой жизни первых христианских общин, помогая преодолеть пропасть между текстологическими исследованиями и богословской интерпретацией Священного Писания в духе древнейшего исторического христианства. Для студентов старших курсов гуманитарно–богословских факультетов и вузов, а также для всех интересующихся изучением Нового Завета.

---

5. Отметим, что некоторые высказывания Иисуса сознательно изменялись в процессе передачи (с целью придать им иной смысл). Возьмем, например, начало разговора между богатым юношей и Иисусом. В Мк 10:17сл. оно выглядит так: "Учитель благой! Что мне делать, чтобы иметь жизнь вечную?" — "Что ты называешь меня благим? Никто не благ, как только один Бог". Но вот версия Мф 19:16сл.: "…что сделать мне благого, чтобы иметь жизнь вечную?" — "Что ты спрашиваешь меня о благом? Только один благ". Отметим также, как однозначный запрет на развод в Мк 10:11 смягчен оговоркой насчет прелюбодеяния в Мф 19:9 и более снисходительным установлением о смешанных браках в 1 Кор 7:15 (см. далее § 55.1). Или рассмотрим, как ловко Лука избегает необходимости рассказывать о явлениях Воскресшего в Галилее, опуская Мк 14:28 и превращая обещание галилейских явлений (Мк 16:6сл.) в воспоминание о словах, сказанных Иисусом, "когда был еще в Галилее" (Лк 24:6–7; см. далее ниже § 72.2).

6. В некоторых, хотя и не очень многочисленных, случаях, мы видим ясные указания на то, что речение возникло в ранних церквах, но в ходе передачи было добавлено к преданиям об Иисусе. Например, Мф 18:20 — почти наверняка обетование, высказанное от имени прославленного Иисуса каким‑то раннехристианским пророком и принятое церквами как речение Иисуса. Аналогичный, хотя менее ясный, пример мы находим в Лк 11:49–51. Мф 11:28–30 — видимо, пророческая интерпретация высказывания из Q (Мф 11:25–27), в котором прославленный Иисус, который на земле говорил как посланник Премудрости, отныне высказывался как сама Премудрость (см. ниже §§ 57.1, 62.1). Один из ярких примеров интерпретирующей вставки, вызванной изменением ракурса после миссии к язычникам, представляет собой Мк 13:10 (особый материал Мк, нарушающий ход мысли; использование слова "благовестие" — типично марковское). Да и Мк 13 в целом содержит массу материала для изучения истории предания (см. ниже § 67.3, прим. 27).

Можно сделать вывод: первоначальные церкви не считали предание об Иисусе чем‑то фиксированным, неким корпусом традиции, содержание и структура которого были твердо заданы с самого начала[194]. Тот факт, что сохранилось такое количество преданий о словах и делах Иисуса, означает, что первоначальные общины берегли эти предания как сокровища и относились к ним как к авторитету в вопросах учения и обычаев (см. выше § 9.1, прим. 8). Однако сами предания не считались обретшими окончательную или окончательно авторитетную форму. Их авторитет подвергался адаптации и интерпретации под руководством пророческого Духа в изменяющихся обстоятельствах (ср. Мф 13:52).

18.4. Самая яркая иллюстрация последнего тезиса — предания об Иисусе, отраженные в четвертом Евангелии (конец I в.). Достаточно беглого взгляда, чтобы увидеть глубокое отличие Иоаннова образа Иисуса от синоптического: предания об Иисусе прошли серьезную разработку. Это, однако, не означает, что Иоанн здесь утратил связь с исторической реальностью: в отрывках, параллельных синоптическим, мы видим достаточные указания на то, что он опирается на хорошую традицию (напр., Ин 1:19–34; 2:13–22; 6:1–15)[195]. Следовательно, можно с некоторой долей уверенности ожидать, что даже там, где параллелей нет, есть солидный традиционный фундамент, укореняющий Иоаннову надстройку в истории. (Ср., например, Лк 13:34 и Мк 14:13сл, которые подтверждают Иоанна, намекая, что Иисус имел более обширный контакт с Иерусалимом, чем можно, казалось бы, подумать по синоптикам.)

Отметим, однако, в какой мере этот материал предания был переработан Иоанном. Я уже обращал внимание на различные черты Иоанновой христологии, иллюстрирующие этот факт (см. выше §§ 6.2, 9.2,10.4, 11.3). Можно указать еще на две особенности Иоаннова подхода, более актуальные для темы данной главы, которые демонстрируют степень переработки Иоанном предания об Иисусе, — переработки, призванной ответить на требования его ситуации.

1. Иоанн организует материал в соответствии с драматической композицией: все его Евангелие устремлено к кульминации "часа" — того часа, когда Иисус будет "прославлен", "поднят", когда он "взойдет" туда, откуда сошел[196]. Движение к этой кульминации характеризуется нарастающим "судом"/"отделением" (krisis), вызванным самим присутствием Иисуса (см., напр., 3:17–19; 5:22–24; 7:43; 9:16; 10:19; 12:31; 16:11)[197]. Чтобы поставить и объяснить эту развивающуюся драму, Иоанн перекраивает дела и слова Иисуса таким образом, что их Иоаннову специфику отрицать невозможно (см., напр., развернутые разделы 4:1–42; 9; И).

2. Отметим особый характер речей Иисуса в четвертом Евангелии. Если сопоставить эти речи, мы увидим четкую модель, где мысль как бы развивается по концентрическим кругам: обычно Иисус сначала делает утверждение, которое слушатели не понимают; оно становится у Иисуса отправной точкой для более подробной формулировки и т. д.[198] Поскольку эта модель сохраняется независимо от аудитории, — к примеру, умный иудей (Ин 3), самарянская проститутка (Ин 4), галилейская толпа (Ин 6), враждебные иудейские власти (Ин 8), ученики (Ин 14), — и поскольку она не имеет реальных параллелей у синоптиков, трудно избежать вывода, что перед нами литературный прием, Иоаннов способ подачи своего углубленного понимания первоначального предания об Иисусе. Иными словами, в Иоанновых речах правильнее всего видеть серию развернутых медитаций (или проповедей) над первоначальными высказываниями Иисуса или первоначальными особенностями его служения.

Таким образом, опять отсутствует представление о предании об Иисусе как о чем‑то окончательно установленном и фиксированном, что нужно только охранять и передавать. Напротив, предание об Иисусе, очевидно, сохранялось в Иоанновой общине и Иоанновой общиной только в интерпретированной и разработанной форме. Оно было частью общинной жизни, живя и взрослея вместе с членами общины, вместе с ними отвечая на вызовы каждой новой ситуации, — и это куда ближе духовной традиции Павла, чем "здравое учение" Пастырских посланий.

§ 19 Выводы

19.1. Предание — одна из важных объединяющих нитей в многообразии первохристианства. Не предания, характерные для иудаизма, ибо Павел со своими языческими новообращенными отвергали или игнорировали бо́льшую их часть, а Иерусалимская церковь считала их значимыми и в основном хранила им верность. Но керигматическое предание и предания об Иисусе, — те керигматические и вероисповедные формулы, те различные собрания повествований об Иисусе и высказываний Иисуса, которые были общими в разных церквах. Здесь возникает новая и немаловажная нить единства. Ибо мы уже знакомы с провозвестием и исповеданием смерти и Воскресения Иисуса как одной из составляющих единства. С ними было связано и общее принятие преданий об Иисусе (то есть преданий о земном служении и учении Иисуса).

19.2. В этой объединяющей нити есть несколько ярких черт многообразия. Мы уже достаточно сказали о многообразии в использовании и форме керигматических и вероисповедных преданий (главы II и III). Сейчас выяснилось, что и предания об Иисусе использовались по–разному. Q, по–видимому, стремится сохранять подлинные слова Иисуса, — причем делает это таким образом и в такой степени, которые чужды Павлу. Марк использует повествования о служении Иисуса, создавая противовес сторонникам образа Иисуса как чудотворца по преимуществу. Есть фундаментальные различия в отношении роли традиции между Павлом и Пасторскими посланиями. Форма и содержание преданий об Иисусе также очень различны. Стадия перехода от Q к Марку (и далее — к Матфею и Луке) обнаруживает не только уважение к преданию, но и определенную свободу. И четвертое Евангелие показывает, сколь широкой ощущалась эта свобода: оно демонстрирует такую свободу в толковании и разработке традиции, доставшейся от прежнего поколения, которая кажется расположенной просто на другом полюсе по сравнению с Пасторскими посланиями (а ведь эти авторы, видимо, принадлежали к одному поколению христианства). Без сомнения, до Пастырских посланий у нас нет свидетельств традиции как чего‑то фиксированного, стоящего над учителем (роль которого ограничивалась бы сохранением и передачей). Павел и все евангелисты (особенно четвертый) свидетельствуют об обратном: каждая община и каждое новое поколение принимало возложенную на них (имплицитно или эксплицитно — Духом) ответственность интерпретировать полученное предание заново, соотнося его со своей ситуацией и своими нуждами.

19.3. Несколько слов следует добавить о специфически Павловой и Иоанновой (хотя отчасти и синоптической) концепции предания как предания интерпретированного и духовного, а также о ее значении для авторитета, приписываемого преданию. С точки зрения Павла и Иоанна, керигматическое предание и предание об Иисусе обладают авторитетом, но не независимым и не сами по себе. Они авторитетны лишь в динамическом соединении с вдохновением Духа в настоящем. Традиция, утратившая актуальность, либо отбрасывается (иудейское предание), либо интерпретируется и адаптируется (керигматическое предание и предание об Иисусе). Это может быть сделано потому, что для Павла и Иоанна средоточие откровения не только прошлое (земной Иисус), но и настоящее (Дух Иисуса). Следовательно, авторитет строится не вокруг одного, а вокруг двух центров — предание и Дух, — причем авторитетное выражение проповеди или учения в каждом конкретном случае принимает форму интерпретированного предания[199].