Антон Бринский - По ту сторону фронта

• Название: По ту сторону фронта
• Автор: Антон Бринский
• Издательство: Волго-Вятское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

Герой Советского Союза А. П. Бринский в годы Великой Отечественной войны командовал партизанским соединением, действовавшим в Белоруссии, в западных областях Украины и в Польше. Отряды, входившие в партизанское соединение Бринского, совершили за время войны свыше пяти тысяч диверсий в тылу врага.

В книге «По ту сторону фронта» автор рассказывает, как советские люди, находясь на временно оккупированной врагом территории, выполняли указание Коммунистической партии — создать невыносимые условия для фашистских захватчиков и их пособников. Герои книги — подрывники, разведчики, связные, радисты. А. П. Бринский хорошо показывает боевую дружбу народов Советского Союза, связь партизан с местным населением, с народом, ярко рисует героизм советских людей, их глубокую веру в победу над врагом.

---

Теперь он начал благодарить: он не ожидал такой щедрости. Еще бы! Самое дорогое — оружие!..

Новым нашим проводником стал Хома Гаврилович Хомич, член пузнинской подпольной организации. Рядом с Бовгирой он показался мне стариком: давно не бритая борода усиливала худобу ввалившиеся щек с неровным чахоточным румянцем. На самом деле он был не так уж стар — сорок два года. Это жизнь его состарила и наградила туберкулезом. С 14 лет — еще в царской России — начал он работать на лесозаготовках. Принимал активное участие в революции 1917 года, а потом в Красной Армии дрался с белополяками, Петлюрой и атаманкой Марусей. Борьбу с угнетателями он продолжал и в панской Польше. В 1931 году вступил в подпольную компартию Западной Белоруссии, а в 1935 году за революционную деятельность его посадили в тюрьму. Освобождение ему принесла в 1939 году Красная Армия. Затем он работал объездчиком в Золотинском лесничестве, эвакуировался в начале войны, но под Смоленском война нагнала его — он оказался в окружении. Вернулся домой, и вот теперь член «Пидпильной спилки». Вместе с ним участвует в работе подпольщиков и его сын Николай — семнадцатилетний хлопец. Но им этой работы мало: они уже достали оружие и вместе собираются идти в партизаны, в отряд Мисюры, который располагается недалеко, у деревни Озерск.

Услыхав о партизанском отряде, я заинтересовался:

— Мисюра? Здешний?

— Здешний. Он участковым милиционером был.

— А нельзя ли с ним встретиться? Сюда бы его вызвать.

— Можно. Посылайте человека — наши укажут дорогу.

Я отправил связного. А из Пузни тем временем доставили нам продукты. Полная подвода скрипела по узкой лесной дороге, а в ней и картошка, и мясо, и, сало, и даже пара живых гусей — наглядное доказательство авторитета подпольной группы и сочувствия крестьян партизанам. Запылал костер. Крывышко возглавил стряпню.

А погода стояла совсем не зимняя. Снег сошел, иногда моросил дождичек, проглядывало солнце.

Пообедали. Дело шло к вечеру, но смеркаться еще не начинало. Я взялся составлять листовку на украинском языке. Надо было практиковаться, снова привыкать к родной речи. Но на этот раз работа продвигалась не особенно успешно. Устал, что ли?..

В этот момент сообщили, что возвращается наш связной и с ним двое вооруженных.

— Пропустите!

Они подошли, и старший представился:

— Командир партизанского отряда Мисюра… А это адъютант Моисей Бромберг.

Адъютанту — красивому черноглазому парню — было не больше 18 лет, а Мисюре, пожалуй, за 30. Он показался мне очень худым и немного сутуловатым. Двигался Мисюра как-то по-особому уверенно, и такая же уверенность, спокойная, не кричащая о себе смелость читалась в его упрямых глазах, в продолговатом, чисто выбритом лице. Одет он был в обыкновенный крестьянский пиджак, туго стянутый офицерским ремнем со звездой на пряжке. За спиной — СВТ, у пояса — пистолет и пара гранат.

Я пригласил гостей садиться, и Мисюра немногословно, но обстоятельно рассказал о себе и об отряде. Работают они активно: не дают увозить людей в немецкую кабалу, всеми мерами мешают фашистам выколачивать налоги, борются с полицией, рвут телеграфные провода… Хорошо налажены связи с населением. Крестьяне их знают, видят их работу и сами помогают им. Но бойцов у них немного, всего восемнадцать человек. Кроме того, есть невооруженные, небоеспособные: женщины, дети, старики — человек сорок. Что-то вроде «цивильного лагеря» при партизанском отряде. Это до известной степени затрудняет действия отряда, делает его не таким подвижным, но бросить беспомощных людей на произвол судьбы нельзя.

У меня сложилось определенное впечатление, что и отряд неплох, и командир неплох. Да и пузнинские крестьяне отзывались о них хорошо. Надо им помочь. И связи их надо использовать. К тому же сам Мисюра, говоря о дальнейшей работе, выразил желание присоединиться к нам. Мы решили на базе его отряда создать более крупный, а вокруг него — между Горынью и Стырью — организовать уже не «Пидпильну спилку» и не группы народного ополчения, а более широкое народное движение, установив связи с Сарнами и Пинском. Руководство этим делом я поручил Корчеву, который и остался тут же, в Озерске, в качестве уполномоченного.

Командование отрядом по-прежнему лежало на Мисюре, но в помощь ему я выделил двенадцать партизан из нашей группы во главе со старшим сержантом Зубковым, чтобы показывали пример, учили подрывному делу, делились опытом. Для начала я дал им три рапиды и поручил выйти к Здолбуновскому железнодорожному узлу, где они, помимо диверсий, должны будут разведать обстановку: нельзя ли и там создать партизанскую группу.

* * *

Так же «по цепочке» двигались мы и дальше: от Пузни до Золотого, от Золотого до Сварицевичей. Ехали на подводах, порой даже пренебрегая осторожностью, среди бела дня. В Золотом ликвидировали гитлеровский «маенток» — имение. Инвентарь и продовольствие тут же были розданы крестьянам, а охранников мы не нашли: они успели заблаговременно улизнуть.

До Сварицевичей добрались на рассвете четвертого декабря. Погода была ясная. Большое село широко раскинулось перед нами, взбегая на невысокий холм десятками бревенчатых домиков. Там, на вершине, в самом центре, высилась каменная церковь и несколько строений городского типа. Многочисленные садики были сейчас обнажены, но летом, вероятно, все село утопает в зелени. Немного в стороне — имение: красивые белые дома, острые, голые сейчас метелки пирамидальных тополей, обширный парк, светлые зеркала прудов, соединенных протоками, дальше — луга и зубчатая черно-синяя полоса леса на самом горизонте.

Райский уголок! И фашисты действительно чувствовали себя здесь некоторое время, как в раю, в рабовладельческом гитлеровском раю. Отдыхали и грабили. Всего вдоволь, и все бесплатно. Но в октябре 1942 года налетел на этот «рай» партизанский отряд Попова и Корчева, и кончилось беспечальное житье захватчиков. Народные мстители разогнали полицаев, расправились с самозванными «хозяевами», собранный для них урожай частью сожгли, частью отдали крестьянам, уничтожили всю грабительскую фашистскую «бухгалтерию».

Все это рассказали нам сварицевичские активисты. От них же мы узнали и о группе так называемых «женихов». Четверо здоровых парней жили в лесу, женившись на еврейских девушках из беженок, ничего не делали, но считали себя партизанами и на этом основании питались и пили за счет населения. А рядом с ними, в этих же лесах, скрывалось очень много евреев, бежавших от фашистской расправы из гетто ближайших городов и местечек. Оборванные, голодные, грязные, они боялись попадаться на глаза людям. Гитлеровский «новый порядок» из всех прав признавал за ними, кажется, только одно право — умирать. Их преследовали, как диких зверей: за убитого еврея начальство выдавало, в качестве премии, пачку сигарет.

Я распорядился разыскать и привести ко мне «женихов». К полудню они явились. В самом деле: ребята здоровые, сытые, не заморенные работой. Теперь они, конечно, не партизаны, но когда-то состояли в отряде Попова и Корчева. Я уже упоминал, что отряд этот пережил тяжелое время: распадался, таял. Тогда вот и эти четверо ушли из него, считая, что гораздо проще и легче жить в лесу самостоятельно в роли никому не подчиненных «женихов». Никаких оправданий этому дезертирству не было, да и поведение их после дезертирства — жизнь мародеров и паразитов — не заслуживало никакого оправдания. Я сначала хотел просто обезоружить их и наказать как дезертиров. Но после долгой и серьезной беседы мнение мое несколько изменилось. Ребята были не вконец испорчены — просто разболтались. В каждом сохранилась живая искорка советского человека. И мне, кажется, удалось нащупать ее.

— По законам военного времени, — сказал я им, — все вы заслуживаете расстрела как дезертиры. Но я дам вам возможность исправиться, вернуться в партизанскую семью.

Одного из них — старшего сержанта Курочкина — я назначил командиром и приказал ему организовать в лесу «цивильный лагерь» для евреев-беженцев. Надо выбрать местечко поглуше, построить там землянки человек на двести, добыть и доставить продовольствие, пригнать несколько коров, чтобы было молоко для детей. Все работы должны производиться руками самих этих беженцев, но руководить ими, организовать, научить их обязаны бывшие «женихи». Продукты и скот надо взять в фашистских имениях, на фашистских складах, а не у крестьян. И подчиняться отныне они будут своему бывшему комиссару Корчеву.

Все четверо беспрекословно согласились: должно быть, не такой уж сладкой казалась им их жизнь, и совесть у них была неспокойна.

И они не обманули: позднее Курочкин явился ко мне с докладом о своей работе. А потом сам я был в организованном ими лагере.

В беседе со сварицевичскими активистами я убедился, что люди тут хорошие. Надо только помочь им, руководить ими. Я рассказал им о праздновании 25-й годовщины Октября в Москве, о положении на фронтах, о Большой земле, о втором фронте. Один из слушателей завел разговор об Америке: вот-де, когда Америка по-настоящему начнет воевать, в один месяц война кончится. У Америки — техника, у Америки — сила. Другие зашумели. Молчавший до сих пор пожилой крестьянин протиснулся вперед: