Антон Бринский - По ту сторону фронта

• Название: По ту сторону фронта
• Автор: Антон Бринский
• Издательство: Волго-Вятское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

Герой Советского Союза А. П. Бринский в годы Великой Отечественной войны командовал партизанским соединением, действовавшим в Белоруссии, в западных областях Украины и в Польше. Отряды, входившие в партизанское соединение Бринского, совершили за время войны свыше пяти тысяч диверсий в тылу врага.

В книге «По ту сторону фронта» автор рассказывает, как советские люди, находясь на временно оккупированной врагом территории, выполняли указание Коммунистической партии — создать невыносимые условия для фашистских захватчиков и их пособников. Герои книги — подрывники, разведчики, связные, радисты. А. П. Бринский хорошо показывает боевую дружбу народов Советского Союза, связь партизан с местным населением, с народом, ярко рисует героизм советских людей, их глубокую веру в победу над врагом.

---

Рагимов не понравился мне с первого взгляда. Казалось, что он ничем не выделялся среди других партизан — высокий и худощавый брюнет с рябоватым невеселым лицом. В отряд Каплуна он попал, как многие: убежал из лагеря и в отряде ничем особенно от других не отличался. Вот только характер у него был слишком уж необщительный, да глаза не хотели смотреть прямо на собеседника, а все бегали по сторонам, все прятались. Это мне и не понравилось: я не люблю таких глаз, не доверяю им. И я отказался присоединить его к нашей боевой группе, хотя он очень упрашивал, жаловался, обижался на недоверие.

Но Рагимов перехитрил нас. Он отстал от группы Василенко и будто бы заблудился в лесу, а затем якобы напал на след нашей группы и пошел за нами. Так, по крайней мере, он сам рассказывал. Недалеко от Белого озера он наш след потерял и заблудился на самом деле. Поднял стрельбу. Его услыхали из лагеря, и вышедшие на поиски разведчики привели заблудившегося к нам. Отправлять его обратно не имело смысла: все равно он знает дорогу. Мы оставили его у себя и совершили жестокую ошибку.

Выгоновское озеро Школа подрывников

Через день после появления Каплуна в нашем отряде я повел его на Центральную базу. Вдоль неширокого осушительного канала, соединявшего Белое озеро с Червоным, мы дошли до приметной кривой березы. Отсюда свернули налево, на запад. Лесная тропа довела нас до другого приметного дерева — горелой сосны. Здесь мы остановились. Таков был порядок: из предосторожности на Центральную базу допускались далеко не все. Три гулких удара по стволу сухого дерева служили сигналом. В ответ на него к нам навстречу по едва заметной тропинке вышел человек из Батиной охраны, и мы с Каплуном отправились в партизанский штаб.

Григорий Матвеевич был доволен неожиданным увеличением наших сил. Лагерь у Белого озера становился теперь как бы вторым «Военкоматом», в нем насчитывалось вместе с людьми Каплуна более полутораста партизан. Можно широко развернуть работу, если бы оставалась взрывчатка. Но взрывчатки не было.

Батя считал, что такому большому отряду незачем держаться вместе. Лучше разделить его и, дождавшись взрывчатки, направить по частям на новые места. В первую очередь — к Выгоновскому озеру. Недаром мы стремились к нему еще в Березинских лесах. Там будет самая удобная база для наших подрывников. Туда мы решили направить самый крупный отряд, командование которым Батя поручил мне. Заместителем моим он назначил Каплуна. Другой отряд под руководством Садовского должен идти на восток — к Калинковичам, третий во главе с Сазоновым — на Украину, под Сарны. Кроме того, Перевышко и Цыганов назначены были командирами отдельных рейдовых отрядов для работы на дорогах Барановичи — Минск и Лунинец — Житковичи.

Распределили мы соответствующим образом и людей. Сначала направления, на которых они будут работать, сохранялись в тайне. Кто и как разузнал эту тайну — неизвестно, но Рагимов (все тот же Рагимов!) неожиданно обратился ко мне с просьбой, чтобы я взял его в свою группу. Он, дескать, тоже хочет идти под Барановичи. Я удивился. Мне не понравилось, что наше назначение рассекречено. Обидно стало, что мы все еще не умеем хранить военную тайну, но самого Рагимова я ни в чем не заподозрил. Брать его я все-таки не хотел: необъяснимая антипатия, недоверие, не понятное мне самому, удерживали меня, но Каплун заступился:

— Почему не взять? Зачем обижать человека?

И я, к сожалению, не стал спорить…

Чтобы не терять понапрасну времени, мы сразу же начали обучать новичков основам подрывного дела. Слушали они с интересом и даже иной раз надоедали вопросами. Особенно назойливым оказался невысокий белокурый партизан с худощавым подвижным лицом. Все допытывался: «А как?.. Сколько понадобится толу на железный мост?.. Как подрывать машину?.. Что вернее на железной дороге — паровоз рвать или вагоны?..» Мне понравилась эта любознательность.

— Как ваша фамилия? — спросил я, но он не успел ответить — кто-то другой крикнул:

— Да это Патефон!

Я удивился:

— Фамилия Патефон?

— Нет. Логинов я, Петр Михайлович.

— Откуда?

— Чай, горьковский, — поддразнил тот же голос, нарочито растягивая слово «чай».

— Арзамасский, — добавил кто-то.

Командир отряда С. П. Каплун

Командир спецгруппы А. М. Дмитриев

Командир отряда Г. М. Картухин

На партизанской базе

— Деревня Веригино, Арзамасского района, Горьковской области, — объяснил Логинов.

— А почему Патефон?

— Это по разговору.

Разговор у него был действительно особенный: быстрый, резкий, как из пулемета, иногда даже слова сливались.

Мы поговорили еще. Он хорошо схватывал все, что ему объясняли, и, судя по его партизанскому прошлому, обещал быть неплохим подрывником.

— Ну что же, — сказал я, — осваивайте новое оружие. Сумеете — будете командиром группы, а то — и отряда.

— Грамотность у меня низкая, трудновато освоить.

— Ничего, оправитесь. Не святые горшки лепят. Была, бы охота.

— Охота есть…

Только я отвернулся, Логинова окружили ребята.

— А ведь мы — земляки. Я — тоже горьковский.

— А я учился в Горьком.

— А я…

И пошли разговоры о Волге, об автозаводе, о родных местах, о каких-то общих знакомых… Так всегда…

Я не ошибся в Логинове: вскоре он был назначен заместителем командира рейдового отряда, а потом немалую роль играл в работе нашего соединения и особенно активно проявил себя на Украине…

А к Генке Тамурову — одному из наших «профессоров», энтузиасту подрывного дела — приставал с расспросами высокий молодой лейтенант Криворучко. Тамуров, немного кокетничая своим положением учителя, а может быть, и в самом деле устав от объяснений, сказал ему однажды:

— Товарищ лейтенант, мне даже как-то неудобно учить вас. Ведь я всего только курсант полковой школы — не кончил еще полковую школу, а вы в училище проходили подрывное дело по-настоящему и, наверно, обучали таких вот, как я. Получается, будто бы я взялся учить учителя. Приходилось ли вам учить своих учителей?

Криворучко не обратил внимания на скрытую иронию этого вопроса и ответил серьезно:

— Приходилось. И мне было труднее, чем вам, товарищ Тамуров. Вот слушайте, что получилось. Первым моим учителем в армии был Борисов — командир отделения. Чернявый такой, маленький — по плечо мне, не больше, но весь как в кулак собранный, как пружина — столько у него было настойчивости и энергии. Давал он нам жизни! Знаете, как трудно сначала привыкать к дисциплине? За каждую пуговицу — замечание, повернулся не так — замечание. Не понимаешь еще смысла этой строгости. А Борисов ко всем мелочам был беспощаден. Сам всегда подтянутый, и от нас этого требует. Десять раз заставит повернуться или какой-нибудь ружейный прием проделать — и добьется. Уставы назубок знал и нас учить заставил. Наизусть. «Красноармеец Криворучко, статью сорок пятую. Не знаете? К завтраку выучить. Доложите». И, бывало, ночью, закрывши глаза, повторяешь. Первые дни коробило от этого, казалось, что мы его возненавидим, а получилось наоборот: привыкли, и хотя немного побаивались, но уважали. И отделение у нас было лучшее. Я ко Дню Красной Армии даже отпуск получил, как примерный… Отслужил год — направили меня в школу. Возвращаюсь через три года офицером в свою же часть, и дают мне взвод — тот самый, в котором я был красноармейцем. И Борисов тут — все такой же, только один треугольник у него прибавился — помкомвзвода. Я начал было с ним по душам, без чинов, по имени-отчеству называл, поговорить хотел попросту, А он не хочет: все навытяжку, все по форме. Ну, и мне пришлось… Взвод хороший, Борисов дело знает, все в порядке. А мне тяжело: своим учителем приходится командовать, да еще так сухо, официально. А тут еще конфликт вышел. Была тревога. Взвод собрался аккуратно, а помкомвзвода нет. Он нас догнал только на марше. Недопустимое дело, и особенно мне обидно, что это — Борисов, мой учитель. Командир роты говорит мне строго: «Разобраться, почему опоздал». И пришлось учить своего учителя. «Почему?» — спрашиваю. — «Связной, говорит, после времени пришел: долго не мог разыскать квартиру». — «Надо было объяснить». — «Объяснял». — «Надо было привести — показать, чтобы на ощупь знал». — «Упустил из виду», — отвечает. И сам стоит навытяжку, сухой и официальный. А мне неловко. Вот тут, товарищ Тамуров, действительно трудно было учить учителя…

Возвращаюсь к учебе подрывников. Она все-таки не ладилась, Наши «профессора» — Тамуров, Цыганов, Перевышко и другие — были прежде всего практиками, да и слушатели ожидали от них не столько теории, сколько практического показа применения взрывчатки. А показывать было не на чем. Мы вот уже около трех недель жили на этих местах, израсходовали все принесенные с собой запасы тола и каждую ночь ждали самолета. Батя у себя на Булевом болоте из ночи в ночь жёг условные костры — и все напрасно. Мы не бездействовали. Засады, налеты на полицейские участки, схватки с фашистами не прекращались. Но этого было мало: мелкая, недостаточно эффективная работа. Мы привыкли опрокидывать поезда, останавливать движение на всей дороге. Люди нервничали, ворчали на снабженцев: