Антон Бринский - По ту сторону фронта

• Название: По ту сторону фронта
• Автор: Антон Бринский
• Издательство: Волго-Вятское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

Герой Советского Союза А. П. Бринский в годы Великой Отечественной войны командовал партизанским соединением, действовавшим в Белоруссии, в западных областях Украины и в Польше. Отряды, входившие в партизанское соединение Бринского, совершили за время войны свыше пяти тысяч диверсий в тылу врага.

В книге «По ту сторону фронта» автор рассказывает, как советские люди, находясь на временно оккупированной врагом территории, выполняли указание Коммунистической партии — создать невыносимые условия для фашистских захватчиков и их пособников. Герои книги — подрывники, разведчики, связные, радисты. А. П. Бринский хорошо показывает боевую дружбу народов Советского Союза, связь партизан с местным населением, с народом, ярко рисует героизм советских людей, их глубокую веру в победу над врагом.

---

Из всех членов подпольного комитета остался в деревне только Лагун, потому что партизанам надо было иметь для связи кого-то из местных жителей.

Но он больше не ночевал дома. В первую ночь, одевшись потеплее, долго бродил по улице, потом вздремнул немного на колхозном гумне, а под утро опять вышел на улицу. Он слышал далекий гул моторов и видел, что сигнальные и осветительные ракеты так и пляшут над лесом. Это фашисты начинали свое наступление на «десантную дивизию». Переброшенные в эту ночь на машинах из Слуцка, они оцепили Орликовский лес и заняли гарнизонами все окрестные деревни. Начинались повальные обыски и аресты.

Жил Лагун не в самом Бучатине, а в поселке Варшавка. Позади его хаты, в какой-нибудь сотне метров, начинался густой кустарник, а за ним раскинулось труднопроходимое болото, протянувшееся на несколько километров на юг и соединявшееся там с лесами Орликовской дачи. Вот в этом-то кустарнике Адам и проводил последние ночи, не решаясь, несмотря на холод, ночевать в хате. Домой заходил ненадолго, завтракал стоя, поминутно поглядывая в окошко.

Так же торопливо, на ходу, позавтракал он как-то в начале апреля, а потом пошел к соседу — покурить. Но цигарка еще не успела догореть, как за ним прибежала жена:

— Адам, в поселке немцы. Идем домой. Я боюсь одна.

Вышли из хаты, а немцы — навстречу. Впереди солтус поселка Гарбуз, с ним три полицая.

Против хаты Лагуна немцы установили пулемет. Два полицая стали по углам хаты снаружи, а солтус повел обер-лейтенанта внутрь.

Адам не имел возможности даже попрощаться с женой. Он просто замедлил шаги, перешел на другую сторону улицы и чужим двором выбежал в поле. Скорее в кусты! Влажная весенняя земля тяжело липла к ногам, и вот уже подошва одного из сапог осталась в грязи. Не до того!.. А над кустами клубился дым: в можжевельнике горел костерок, и у костра — опять немцы, с пулеметом, направленным на его хату. Лагун увидел их, и у него сразу заныло сердце. Куда деваться?.. Увидели?.. Живьем возьмут!.. Но тут взгляд упал на здоровенную свинью, которая с тремя поросятами копалась в свежей зеленой озими. Адам бросился к ней и стал прогонять ее с поля, будто бы только за этим он и выскочил из поселка. Так его действия, должно быть, и поняли немцы: никто его не тронул, а он, продолжая погонять свинью, добрался до хаты ее хозяина.

С этим хозяином — стариком лет шестидесяти — Лагун давно не ладил: врагами они стали еще с тех пор, как единоличниками повздорили на полосе. Старик в молодости ездил от нужды на заработки в Америку, но вернулся оттуда еще беднее и без руки, которую оторвало льнопрядильным станком. С тех пор он был мрачен, нелюдим и не был другом Адаму. Но выбора не оставалось. Тяжело переводя дух, Адам вошел в хату.

— Что с тобой, Лагунец? — спросил хозяин, поднимая глаза от лаптей, с которыми возился.

Адам рассказал.

— Ну, что же, — ответил старик. — Забудь, что мы когда-то с тобой спорили. Раздевайся и на вот — плети лапти, а я пойду на разведку. Ты не думай ничего плохого… Мы люди свои, разберемся без немцев.

* * *

…Многие были арестованы и в Бучатине, и в Варшавке, некоторые повешены и расстреляны. Жену Лагуна арестовывали четыре раза. За самим Лагуном в продолжение апреля и мая 1942 года немцы приходили четырнадцать раз, но его не было дома: он ушел в лес к партизанам.

Лагун здесь родился и вырос. Он когда-то работал лесником в Орликовской даче, хорошо знал все чащи и болота, сразу отыскал своих товарищей.

На первых порах отряд был невелик. Располагался он в глухом урочище Ямное, где летом 1941 года базировался отряд Жуковского. Отсюда и началась их оперативная работа. Партизаны опять разбивали маслозаводы, смолокурни и магазины, разгоняли заготовителей, уничтожали карателей и полицаев. Слава об отряде пошла по району. В отряд приходили новые люди. Местные жители и военнопленные, бежавшие из лагерей, шли в лес, как в военкомат, и скоро их собралось более ста человек.

В бучатинской школе, еще раньше переоборудованной гитлеровцами под казарму, разместился немецкий гарнизон — около трёхсот человек. Однажды он выехал на прочесывание Орликовских лесов, рассчитывая уничтожить партизан. А партизаны, заблаговременно извещенные об этом, тоже снялись с лагеря, обошли карателей и после короткой схватки с оставшейся в деревне охраной ворвались в Бучатин и сожгли оставленную немцами казарму.

Население поддерживало народных мстителей, помогало им, а иногда и само указывало объект диверсий. Так было, например, с одной местной МТС. Фашисты собрали туда весь уцелевший инвентарь из трех МТС района, починили двенадцать тракторов, наладили машины, восстановили нефтебазу, поставили своего управляющего и начали весенний сев. Работать приходилось колхозникам, отбывая барщину по четыре дня в неделю. Работали не только машинами МТС, но и своим инвентарем, своим тяглом. В этом колониальном крепостном хозяйстве как нельзя ярче и нагляднее выразился весь фашистский «новый порядок», и понятно, что этот рабский порядок до глубины души возмутил крестьян, привыкших к свободному труду в Советской стране. Трактористы пришли к партизанам, рассказали в чем дело и просили помочь. Надо разбить машины, спалить горючее, уничтожить этот оплот немецкой колониальной политики.

В отряде была совсем особая организация. Не имея никакого опыта, партизаны продолжали вести работу так же, как это было в подпольном комитете. Командование было выборное, и, кроме командира, существовал еще свой «реввоенсовет» — Каплун, Гончарук и Лагун. Но не командир и не «реввоенсовет», а общее собрание отряда решало вопросы большинством голосов. В боевой обстановке такой порядок неуместен. Постоянно возникали опоры, пререкания, возражения, сомнения, Так получилось и с вопросом об МТС. «Реввоенсовет» решил, а на собрании начались рассуждения и споры. Тогда капитан Воробьев — бывший чекист, бесстрашный человек — заявил, что он, не дожидаясь санкции собрания, пойдет и сам, с одним только наганом проведет эту операцию. Ему возражали, говорили, что это невозможно, хотели поднять на смех, но он стоял на своем. В конце концов Каплун, вопреки мнению собрания, послал Воробьева на операцию. И тот пошел, взяв с собой только двух бойцов.

А задание было и в самом деле нелегкое. МТС находилась на шоссе Москва — Варшава, по которому постоянно двигались немецкие войска. Местность кругом была открытая. Охрану хозяйства нес взвод голландцев — из той нечисти, которую фашисты собирали по всей Европе и бросали на нашу страну.

Воробьев со своими помощниками ночью добрался до МТС и целый день провел рядом с ней, спрятавшись в кустах. Как только стемнело, он вошел в казарму, занимаемую охранниками:

— Руки вверх!

И два раза выстрелил в воздух.

Его товарищи снаружи разбили окна и подняли шум.

— Сдавайтесь, а то всех перестреляем!

Голландцы подняли руки и были обезоружены.

Партизаны захватили несколько винтовок, два ящика патронов и ящик гранат. Но старшего охраны в казарме не было. С трудом объясняясь на ломаном немецко-голландско-русском языке, дознались, что он в гостях у своей переводчицы.

Он в этот день заказал зажарить гуся как-то по-особому, по-голландски. Весь вечер молодая переводчица и старуха, с которой она жила, копошились у печки, а к ужину принесли на стол это необыкновенное блюдо и рядом с ним поставили пару бутылок вишневки. Чем не пир! Ради него, должно быть, и ехал в Россию этот европейский бродяга…

Воробьев постучал в квартиру переводчицы. Старушечий голос спросил:

— Кто там?

— Партизаны. Открывай!

Короткая возня, приглушенные голоса, и дверь открылась. Две женщины — старая и молодая — встретили партизан. Голландца не было. Что же это? Неужели ошиблись? Неужели ему удалось убежать? В таком случае он может привести подкрепление, и тогда задание не будет выполнено.

Наскоро начали обыскивать квартиру. Под периной нашлись китель и брюки. На печке оказались сапоги. А где же он сам?..

Он появился неожиданно. Сначала зазвенела и съехала набок заслонка у русской печи, а потом оттуда высунулись босые ноги.

— Вот он!.. Тащи!.. Вылезай!..

Понукаемый партизанами вояка кое-как выбрался на свет, обожженный и перепачканный. Он хотел пересидеть в печи партизанский налет — и не выдержал: ради его знаменитого гуся печь топили слишком жарко.

После этого партизаны заставили пленных голландцев своими руками разрушить машины, зажечь нефтесклад и в ту же ночь с трофеями вернулись в лагерь.

Много замечательных людей было в этом отряде. Многое бы можно было рассказать и о начальнике штаба старшем лейтенанте Гончаруке, и о лейтенанте Криворучко, и о старшине Черкашине, и о Николае Велько — коренном полищуке. У Велько фашисты расстреляли не только всю семью, но и всех родственников — более семидесяти мужчин, женщин и детей. А все имущество разворовали или сожгли. Только и осталось у человека, что ружье да две собаки, две большие охотничьи собаки, которые были с ним в лесу. С тех пор Велько яростно мстил врагам, не расставаясь с оружием. И со своими четвероногими друзьями он тоже не расставался. С ними вместе он пришел в отряд, с ними вместе переносил все трудности партизанской жизни.