Павел Цупко - Пикировщики

• Название: Пикировщики
• Автор: Павел Цупко
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

В книге подполковника запаса П. И. Цупко рассказывается о славных боевых делах первых летчиков-пикировщиков в годы Великой Отечественной войны. С большой теплотой автор пишет о своих товарищах по оружию — бесстрашных летчиках дважды Герое Советского Союза В. И. Ракове, Героях Советского Союза генерале Е. И. Кабанове, полковниках К. С. Усенко, М. А. Суханове, Г. В. Пасынкове и многих других.

---

— Правее восемь градусов! Еще чуть-чуть! Гитлеровцы не стреляли. Почему? Не ждали или… Впрочем, начали! Летчику через застекленный пол кабины хорошо видны их установки: с открытых автомобильных платформ они стреляют, по «петлякову». Молниеносные огоньки малокалиберных снарядов сплошным потоком несутся к «семерке», но не достают еще: Пе-2 летит выше их дальности. Костя нервничает: чего бомбардир так долго копается?

— Пошел!

Бомбардировщик несется вниз. Перекрестие прицела точно легло на скопление врагов. «Хорошо вывел Давыдыч!.. Теперь бы самому не сплоховать!»

Несколько секунд выдержки, и Усенко утопил кнопку на штурвале. Пе-2 вздрогнул и поднял нос. Придавила и отпустила перегрузка. Хлопнули, закрывшись, бомболюки, и пилот начал осторожный разворот в сторону работающего мотора — это совсем в другую сторону от фронта, зато безопаснее для полета. Но ему не терпелось посмотреть, что и как там внизу. Однако отвлекаться от пилотирования нельзя: самолет в полете еле держится, от малейшей резкости или неточности движения рулей может сорваться в штопор. А это — гибель!..

— Есть попадания! — услышал Усенко голос радиста.

— Жора! Доложи поточнее, что там видишь? — приказал командир экипажа.

— Разбиты и горят два танка!

Не утерпел летчик, мельком взглянул вниз и увидел участок дороги, накрытый взрывами и дымом. И хотя вокруг «семерки» рассыпались огненные веера, хотя рядом с кабиной проносились их сверкающие струи, Усенко не замечал опасности, он был удовлетворен. Ему захотелось сказать доброе слово бомбардиру. Но тот опередил его:

— Посмотри на нашу работу, Костик! Недаром рисковали!

Улыбаясь, летчик смотрел и смотрел на землю, стараясь запечатлеть подробности. Теперь от головы до хвоста по всей колонне горели черные костры: от грозного врага уцелела едва третья часть.

— Здорово помогли рокоссовцам. Эти фашистские вояки уже не придут своим на помощь…

— Командир! Командир! — закричал радист. — Снизу заходят четыре «мессера»! Дистанция — три километра.

— Спокойно! Будем драться!

На секунду оглянулся назад Усенко и там увидел врагов. Они, как и Пе-2, находились в развороте, на фоне желтеющих полей четко проступали их темные продолговатые контуры. Значит, гитлеровцы оставили группу Челышева и вернулись к колонне, увидели в небе одинокий Пе-2 и решили уничтожить его, почуяв легкую добычу. Радость трудной победы сменилась тревогой: «Расстреляют с первого захода. Не уклониться…»

В телефонах раздался спокойный голос адъютанта:

— По науке заходят: с двух сторон парами, чтобы, значит, взять в клещи! Лопатин уже откинул к борту свое сиденье-тарелку и встал на ноги к пулемету. Храбрые арийцы! Вчетвером на одного… Но и мы не лыком шиты! О, боже! озорно улыбнулся Лопатин. — Помоги завалить хотя бы одного стервятника, жив буду, не поскуплюсь, свечку поставлю!.. А то и две!

А враги все ближе. Константин выровнял машину, направил ее на восток, с надеждой посмотрел на землю: далеко ли до линии фронта? Очень далеко. Лететь не менее семи минут. Эх, дотянуть бы…

— Атакуют с двух сторон!

— Совершенно верно! — У Лопатина удивительное самообладание. Говорит радисту: — Эф-три! Твоя левая пара, моя правая. Да не спеши! До них еще две тысячи метров. Подпускай поближе. Бей наверняка, но не увлекайся: береги патроны! Надо продержаться всего семь минут. Это три, четыре атаки!

— Слушайте, Макар Давидович! Запас высоты есть еще. Командуйте.

— Добро! Нас голыми руками не возьмешь! Жизни свои продадим дорого!.. Ну, братцы, не торопясь, поспешим!

«Два километра? Значит, сейчас начнется…» Напряжение нарастает. А расстояние между «петляковым» и «мессершмиттами» стремительно сокращается. Костя волнуется: только бы не упустить момент!

— Маневр влево! — кричит Лопатин и нажимает спусковой крючок. «Шкас» захлебывается от выстрелов.

На крыльях истребителей тоже засверкали огни, и трассирующие цепочки снарядов и пуль от их пушек и пулеметов протянулись к бомбардировщику. Поздно! Усенко успел направить «семерку» вниз. Вражьи трассы пронеслись мимо.

Застучал крупнокалиберный пулемет Збитнева. Вторая пара Ме-109 отвернула, не открыв огня. Атака отбита, выиграны дорогие минуты: пока враги сделают разворот и займут исходную позицию для новой атаки, «петляков» успеет пролететь еще несколько километров. А там…

— Заходят сверху и снизу! — сообщает бомбардир. Он грудью навалился на рукоять «шкаса», впился взглядом в кольца прицела, подвел их и задержал на белом коке ведущего Ме-109, ожидая, когда тот приблизится,

Константину не видны вражеские истребители: они атакуют сзади. Все его внимание поглощено пилотированием, но по репликам и командам ему живо представляется обстановка боя: Лопатин бьет короткими очередями, комментирует поведение немцев, подсказывает Збитневу. Тот стреляет молча, но по звукам стрельбы — редким из крупнокалиберного люкового и частым из бортового «шкаса» — командир знает, что радист бросается то к одному пулемету, то ко второму.

— Ближе! Ближе! — кричит Лопатин, обращаясь к фашистам. — Вот так! Строчит его пулемет. — Маневр влево!

Самолет пока еще слушается пилота, уклоняется. И опять рядом с кабиной проносится вихрь смертельного огня, а вслед за ним в развороте мелькают фюзеляжи «мессеров».

— Осторожно действуют, издалека… Маневр вправо!

Вправо маневрировать труднее — там неработающий мотор, можно не удержаться, упасть…

Басовито застучал люковый пулемет, и вдруг «семерка» резко задрожала: правую плоскость крыла будто прошила гигантская игла — в дюрале появились зазубрины новых дыр. Но вторая атака была отбита. Летчики перевели дух.

А гитлеровцы заходили еще раз. В стороне зажелтели хвосты еще двух «мессершмиттов». И в этот раз они стреляли с большой дистанции; побаивались пулеметов пикировщика. Усенко, как мог, маневрировал самолетом и с растущей надеждой вглядывался в дымы фронта. Они приближались. Но как медленно!

Немцы изменили тактику: теперь они атаковали не парами, а поодиночке. Положение экипажа бомбардировщика ухудшилось: ему чаще приходилось открывать огонь. И чаще Константин всем телом ощущал бешеную дробь вражеских пуль по броне. Пробили фонарь кабины, через его дыры врывался шипящий воздух. От напряжения подступала страшная усталость, но он упрямо приказывал себе: «Держаться! Драться до последнего!»

Почему так долго не слышно радиста? Жив ли? — забеспокоился пилот и включил переговорное устройство:

— Слушай, эф-три! Как там у тебя?

— Патроны кончаются, командир!

— Продержись! До фронта еще десять километров… Справа и слева от самолета снова мелькнули огненные молнии, и «семерка» задрожала от очередных попаданий: на правой плоскости крыла появились большие дыры, а из разбитого мотора вырвались языки пламени. Пламя быстро приближалось к кабине летчиков.

— Командир! Горим!

— Давно горим! Не отвлекайся, Збитнев, бей фашистов!

Константин попытался сбить пламя: он убрал газ и заскользил на крыло — в прошлые разы так удавалось.

— Ну как? Пламя есть? — нетерпеливо спрашивает он.

— Еще сильнее! Охватило всю плоскость. Дальнейшее произошло в считанные секунды. Новая пушечная очередь пронзила фюзеляж между пилотской кабиной и отсеком радиста, где установлен самый крупный бензиновый бак. Огонь вихрем ворвался в кабину летчиков, полыхнул в лицо Лопатину, опалил руки, зажег одежду. Все заволокло едким дымом. Воздух накалился, обжег легкие, сковал дыхание. Одурманивающе запахло горелым. Дышать стало нечем.

— Кругом дым! — кричал, заходясь кашлем, Збитнев. — Оставаться в кабине не могу. Разрешите покинуть самолет?

Покинуть самолет — это наипервейшее требование всех инструкций при пожаре в воздухе. Но Константин слышал и сам не раз видел, как гитлеровские летчики издевались над беспомощными парашютистами: подлетали вплотную и расстреливали их из пушек либо крылом самолета рубили стропы, и человек камнем падал вниз. Допустить такое?!

— Продолжать бой! — приказал командир. — Покидать самолет по моей команде!

А огонь и дым заполонили всю кабину. Ничего не видно.

— Где находимся? Место?

Лопатин разглядел стрелки часов. По времени определил:

— Под нами свои! Свои!

Огонь в кабине летчиков бушевал вовсю. Горела, вздуваясь пузырями, краска, оплетка проводов, карты, чехлы аппаратуры. Пламя снизу достигло пилота. Зачадили, загоревшись, лямки парашюта, привязные ремни, задымил реглан. Нестерпимо жгло колени, руки — штурвал быстро накалялся. Пламя достигло лица, и Константин закрылся от него локтем, но управление не бросил. Лихорадочно подсчитывал в уме: «Высота — три тысячи метров. До земли лететь около тридцати секунд. Прыгать? Но тогда они останутся без машины! На чем же летать? Надо спасаться самим и спасать „семерочку“, посадить во что бы то ни стало! Продержаться всего тридцать секунд… Только бы не взрыв…»