Павел Цупко - Пикировщики

• Название: Пикировщики
• Автор: Павел Цупко
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

В книге подполковника запаса П. И. Цупко рассказывается о славных боевых делах первых летчиков-пикировщиков в годы Великой Отечественной войны. С большой теплотой автор пишет о своих товарищах по оружию — бесстрашных летчиках дважды Герое Советского Союза В. И. Ракове, Героях Советского Союза генерале Е. И. Кабанове, полковниках К. С. Усенко, М. А. Суханове, Г. В. Пасынкове и многих других.

---

Я видел, как в тех боях росло и оттачивалось боевое мастерство моего друга Константина Усенко, как совершенствовалась его индивидуальная тактика, зрели бойцовские и командирские качества, повышалась меткость ударов. Трижды его «семерку» поджигали в воздухе, два раза на ней были повреждены моторы, но летчик никогда не выходил из боя, а продолжал прорываться к цели, даже если работал только один мотор, бомбил ее и только после этого возвращался на свою территорию, часто в одиночестве, отбиваясь от наседавших «мессершмиттов». В те дни Усенко потерял в своем экипаже трех замечательных бомбардиров: тяжело ранили Михаила Ярнова и адъютанта эскадрильи Григория Диговцева, убили младшего лейтенанта Минайлова…

Гибель боевых товарищей мы переживали болезненно, а Константин от горя даже почернел, утратил былую выдержку, стал «срываться»: кричал на техников, если они почему-то не поспевали подготовить машину к вылету, и даже случалось, перечил начальству. Но его не наказывали. Конечно, видя переутомление парня, Косте пытались дать хоть небольшой перерыв в полетах. Где там! Он и слушать не хотел, требовал одного — летать! И успокаивался только тогда, когда получал очередное боевое задание и усаживался в свой самолет.

В ходе боевых действий много самолетов выходило из строя, пополнялись ряды «безлошадников». Для нас, летчиков, это было обидное слово. Спасибо, командование вскоре закрепило за каждым самолетом по нескольку экипажей, и мы летали поочередно. Только Усенко отказался передавать «семерку» другим. Командир полка почему-то не стал настаивать, пошел ему навстречу. Поэтому, если мы совершали в день по одному-два вылета, Константин летал чаще.

С оживлением в авиаполку партийно-политической работы авиаторы будто обрели второе дыхание.

Усенко с удовольствием рассматривал развешанные на КП и в жилых землянках листовки об отличившихся в боях летчиках, выпущенные редколлегией комсомольского комитета. Были там фотографии Челышева и Устименко, Кузина и Фордзинова. Шокурова и его, Константина, техников Клюшникова и Екшурского.

В авиаполк стали доставлять письма. Правда, письма получали немногие, но им были рады все и читали, как свои.

Комиссар авиаполка собрал на совещание политработников и партийно-комсомольский актив. Пришел и Богомолов.

— Товарищи! Хочу вместе с вами подвести первые итоги нашей работы, наметить новые планы. Прошу высказываться.

— Что тут высказываться? — развел руками Челышев. — После нашего партийного собрания прошло всего ничего, две недели, но, по-моему, наш авиаполк преобразился. Форму одежды теперь почти не нарушают. Дисциплина укрепилась. Люда стали лучше питаться, отдыхать, помылись в бане. Считаю, что проделанная работа сказалась на результатах боевых вылетов. Удары наши стали точнее! Потерь нет. А сколько нам присылают благодарностей наземные войска! На фронте не легче, а вот настроение у людей улучшилось. Эх, если б еще поменьше скакать по аэродромам!

— Киноустановку какую бы завести. В штабе дивизии идут же кинофильмы! Может, и нам пришлют?

— Надо бы наладить контакты с населением окружающих деревень, — предложил Цехмистренко. — Они сами идут к нам, несут яблоки, огурцы, молоко.

— Нашего парторга уже на молочко потянуло, — поддел Диговцев. — А вообще я тоже за контакт. Можно помогать с уборкой урожая, заготовкой дров. Ведь в деревнях одни женщины, старики да дети малые. А у нас есть «безлошадный» техсостав. Да и побеседовать приглашают, хотят услышать о положении на фронте.

Утром Богомолов водил группу под Смоленск. Бой был удачным, домой вернулись все экипажи, и настроение у командира было хорошее. На стоянке он помог техникам закатить Пе-2 в укрытие и пошел передохнуть.

— Товарищ капитан! — подошел Михайлов. — Разрешите доложить? Основные звенья партийно-политической работы в авиаполку задействованы. Прошу вернуть меня к боевым вылетам. Я с Горевым уже договорился: будем летать на его машине по очереди.

Василий Павлович тепло поглядел на уставшее лицо тридцатилетнего комиссара и в душе пожалел его: он заметно похудел, почернел, а голубые глаза посветлели, будто выцвели. Подумал: «Досталась ему эта перестройка!»

— Хорошо! — согласился командир полка. — Пару-другую вылетов тебе дам. Но только не ослаблял свою комиссарскую работу. Что еще собираешься делать?

— Думаю, как в таких условиях отметить День авиации. Хотелось бы собрать личный состав, а вам, как командиру, выступить. А?

Лицо Богомолова вытянулось. Он нахмурился.

— Может, комиссар, еще прикажешь провести торжественное собрание? Да со знаменем, с оркестром?

Михайлов, казалось, не заметил издевки в тоне командира, загораясь, подхватил идею:

— А что? Этот вопрос нужно хорошенько обмозговать. В самом деле. Оркестра мы, конечно, не найдем, а вот знамя… Знамя полка хранится в штабе за семью замками. А почему бы его не вынести да не показать нашему народу? Думаю, не ошибемся, товарищ командир, настроение у людей поднимется еще выше. А потом бы еще концертик дать.

— Ну, ты загнул… — начал было Василий Павлович и замолчал. Потом сказал решительно: — Давай, комиссар, выноси знамя, крути концерт. Пожалуй, и в самом деле так надо.

Все эти дни держалась устойчивая хорошая погода. Такой она была и 18 августа. Но с обеда резко ухудшилась, появилась сплошная облачность, нижняя граница которой едва достигала пятисот метров. Полеты были прекращены: генерал Мичугин не разрешил рисковать пикировщиками, выпускать в бои на высотах, которые простреливались даже ружейным огнем…

Обстановка изменилась. Михайлов дал команду готовиться к торжественному вечеру.

Сразу после ужина авиаторы, свободные от дежурств и работ, собрались на поляне у полкового КП. Туда уже вынесли стол, накрыли его кумачом, поставили несколько лавок. Появилось начальство, и капитан Власов подал команду:

— Внимание! По-о-олк, по-эскадрильно в четыре шеренги ста-а-ановись!

Командиры и красноармейцы заняли места в строю, выровнялись.

— Под знамя! Сми-и-ирно! Знамя вынести! Из двери землянки показалось алое полотнище, потом знаменосец — им был Александр Устименко и два ассистента техники Павел Клюшников и Николай Екшурский. Строевым шагом они прошли по густой траве и остановились, как положено, на правом фланге.

Необычайно серьезный, строгий Михайлов стоял рядом с командиром авиаполка и, как все, не сводил глаз с полковой святыни. Все же он успел заметить, как подтянулись бойцы и командиры, с каким благоговением они провожали глазами и поворотом головы знамя, и почувствовал в сердце толчок. Его глаза помимо воли увлажнились.

— Знамя! На середину! — приказал Богомолов дрогнувшим голосом и перевел дыхание: он тоже был заметно взволнован.

Командир авиаполка встал рядом со знаменем и обратился к строю:

— Товарищи! Мои боевые друзья! До войны День авиации наш народ и мы, авиаторы, встречали радостно, празднично. Фашисты хотят лишить нас этой радости. Не выйдет! Сегодня наши экипажи ведущих Челышева и Горева нанесли меткие удары по немецким войскам под Ельней и Духовщиной. Еще сотни захватчиков нашли себе могилу на нашей священной земле. Так будет со всеми, кто посягнет на жизнь, честь и свободу советского народа! Смерть немецко-фашистским захватчикам! Богомолов оглядел строй и приказал:

— Капитан Власов! Зачитайте приказ. Помначштаба вышел на середину и открыл красную папку. Громким, торжественным голосом он начал:

— «Товарищи красноармейцы и командиры! Поздравляю вас с всенародным праздником — Днем авиации… За успехи борьбы на фронте… объявляю благодарность капитану Челышеву… Гореву… Усенко… Гаркуненко…»

После торжественной церемонии Богомолов повернулся к Михайлову:

— Все нормально, комиссар. Получилось. Только, эх, черт, забыл дать команду, чтобы все переоделись в форму. Чего ее сундучить?

— Учтем на будущее.

— Ты что? Действительно организовал концерт? Леонид Васильевич загадочно улыбнулся и пригласил:

— Посмотрим, присаживайтесь.

Командиры и красноармейцы уже расположились на траве вокруг стола. Принесли табуретку, на нее сел с баяном лейтенант Лопатин, и почти сразу под кронами нависших деревьев полилась плавная мелодия вальса «На сопках Маньчжурии». Затаив дыхание, люди слушали.

Вальс сменила торжественно-мужественная песня «Вставай, страна огромная…».

Исполнителю дружно и долго аплодировали.

Потом на импровизированной сцене появился с гармошкой в руках стрелок-бомбардир сержант Иван Койпыш. Он с таким задором рванул плясовую «Лявониху», что люди заулыбались, стали похлопывать руками, пританцовывать.

Гармониста сменил небольшого роста, щупленький воентехник Семен Жучков. До войны он был признанным полковым певцом. Как-то сейчас?