Анатолий Луначарский - Воспоминания и впечатления

• Название: Воспоминания и впечатления
• Автор: Анатолий Луначарский
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1968

Помимо воспоминаний в обычном смысле этого слова, написанных значительно позже совершившихся событий, в настоящую книгу включены и некоторые очерки, являющиеся записями и зарисовками впечатлений и наблюдений автора по горячим следам происходящего, как бы страницами из его записной книжки. Таковы, например, очерки «Первое мая 1918 года», «У Ромена Роллана» и другие.

Наряду с законченными статьями-воспоминаниями в книгу вошли о небольшие мемуарные фрагменты из статей другого характера.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Красин не верил в то, что мы разбиты. Он думал, что строит короткий мост между двумя подъемами революции; но долина между ними оказалась' гораздо более широкой, чем он предполагал.

Я помню Красина-наркома. Все с особенным удовольствием слушали всегда его речи. Выступления его — будь то доклады, реплики или замечания по какому-нибудь предложению — всегда были чем-то вроде художественных номеров. Он, конечно, не всегда был прав. У него была американская хватка, широкий экономический подход. Будучи необычайно работоспособным и отдавая огромное количество времени и нервов своей деятельности, Красин вместе с тем любил жизнь и страстно любил природу. Я помню, с какой почти мальчишеской радостью он, в то время 40-летний человек, отдавался наслаждениям морского купанья. Красота искусства и красота живой жизни действовали на него, звали его к себе.

Несмотря на множество испытаний, выпавших на его долю, на арест, тюрьму, висевшую над ним одно время смертную казнь, несмотря на споры, разочарования и неудачи, от времени до времени бороздившие его жизнь, он был счастливым человеком.

Оттого до последнего момента, когда я его видел, на нем сохранился след молодой, обращенной вперед жизненности.

В своем последнем письме ко мне он предупреждал меня, что все мы должны следить за составом своей крови, потому что белокровие подходит незаметно. «Нужно быть начеку, — писал он мне, — жизнь ведь и вообще чертовски хороша, а наша жизнь, в наше время — удивительна. Когда болеешь, когда почувствуешь на своем лице дуновение последнего часа, тогда особенно ярко это понимаешь».

Последний час отошел было от изголовья больного Красина, но затем все-таки настиг его. Мы потеряли эту сверкающую фигуру, этого щедро одаренного 56-летнего молодого человека — нашего первого красного купца, нашего путейца, электротехника, снабженца, всегда активного, многообразного, — я смею сказать, гениального работника самого первого ранга. Мы потеряли еще одного великого маршала Ильича, как часто выражаются в наше время. Пускай около могилы вождя и в бессмертном ленинском деле, в бессмертном деле пролетариата, бессмертной останется память об этом всесторонне красивом человеке.

И.И. Скворцов-Степанов*

Воспоминания об Иване Ивановиче Скворцове-Степанове крепче всего связываются со всей моей жизнью в эпоху нашей предварительной ссылки в Калуге. Если не ошибаюсь, это было главным образом в 1901–1902 годах. Я, как и другие товарищи, ждал в Калуге окончательного приговора. Фактически правительство этим долгим, больше года, ожиданием просто увеличивало срок нашей ссылки. В Калуге собралась группа поистине выдающихся людей. Там были в то время в качестве временных ссыльных И. И. Скворцов-Степанов, А. А. Богданов-Малиновский, В. А. Руднев-Базаров и Б. В. Авилов.

Такое скопление молодых социал-демократических сил, конечно, не могло не иметь некоторого значения прежде всего для нас самих. Этот год был не только для меня, но и для других, в том числе и для Ивана Ивановича, годом интенсивнейшей учебы. Самым зрелым среди нас, самым уверенным в себе и в своих силах был А. А. Богданов. Он в это время проделывал огромную работу по уяснению своего марксистского миросозерцания и начинал свои попытки построить на марксистском фундаменте всестороннее научное здание.

Я думаю, что вряд ли тогдашние воззрения Александра Александровича могли быть подвергнуты какой-нибудь критике. Он был блестящим и глубоко чтимым в кругах молодой социал-демократии автором «Политэкономии», по которой училась чуть ли не вся партия. Разные, осужденные позднее, оттенки мысли в то время у него еще не проявлялись. Впереди была блестящая деятельность Александра Александровича как члена ЦК партии, как тов. Рядового, который оказал такую мощную поддержку в годину собирания большевистских сил после второго партийного съезда.

Хотя мы все пятеро чувствовали себя более или менее равными, но первым среди этих равных был Александр Александрович.

И. И. Скворцов-Степанов в это время уже вполне определился как социал-демократ. Свое народническое прошлое он стряхнул с себя даже с некоторым презрением, но основы своего миросозерцания он только что вырабатывал и укреплял. В нем чувствовался самородок, человек, у которого самообразование играло более преобладающую роль, чем во всех нас остальных. Он глотал книги на русском и уже тогда хорошо известном ему немецком языке. В это время он переводил книгу Шульц-Геверница о профсоюзах и старался критически прощупать каждый камень, который клал на фундамент своей дальнейшей умственной и практической жизни. Отсюда возникало бесконечное количество споров. Иван Иванович был скептиком или, вернее, притворялся скептиком. Он считал своим долгом по всякому вопросу выдвинуть все возражения, которые только находил, спорил усердно, методически, иногда даже выводил Александра Александровича из себя. Тогда он добродушно хохотал и, положив руку на плечо своего раздраженного собеседника, говорил: «Пойми, Александр, я ведь только для того, чтобы все у меня прочно было, а то если взять хоть маленькую толику просто на веру, потом могут возникнуть сомнения; или какой-нибудь противник тарабахнет тебя по слабому месту, а ты глазами — хлоп. Нет, уж я каждую гаечку хочу попробовать: не отвинтится ли она у меня в решительный момент». Вот почему взаимные доклады, которые мы читали друг другу, проходили часто при ожесточенных, но в высшей степени дружественных спорах. Иван Иванович был обворожительнейшим человеком, необычайно молодым, способным на почти детские выходки, каким он остался до старости и до гроба. В промежутки между занятиями он был способен заводить всевозможные игры, и смешно было смотреть, как этот долговязый и в высшей степени серьезный человек начинал прыгать, как козел, устраивать всякие смешные затеи, разыгрывать своих товарищей, преследовать издевательствами, конечно, самыми добродушными, свою жену, жену Богданова или близко стоявшего тогда к нашей компании Павла Быкова. Не было более неутомимого гуляльшика, более свежо откликавшегося на все впечатления довольно-таки тусклого калужского жития человека в нашей вообще-то молодой и бодрой компании. Но меня всегда забавляла резкость перехода от обеда, за которым Иван Иванович резвился и сыпал шутками, от послеобеденной возни, к тому, как говорил Иван Иванович, — «ну, а теперь надо поработать». Лицо его немедленно становилось серьезным и даже суровым, серые глаза наполнялись каким-то холодком, и тогда читал ли он, спорил ли, он опять превращался в человека серьезного, серьезного по преимуществу.

Затем нас разбросало в разные стороны, но я много раз встречал Ивана Ивановича и большею частью в довольно решительные моменты жизни партии. Так мы встретились с ним на Стокгольмском съезде1, где я впервые узнал всю глубину его большевистского правоверия. Здесь уже ясно было, что своими, иногда оригинальными, путями Иван Иванович пришел к твердым ленинским воззрениям. С этого пути, если я не ошибаюсь, он позднее никогда ни мало и ни много ни в чем не отклонялся. Короткие наши встречи на разного рода партийных конференциях и совещаниях убеждали меня все больше в том, в какую крепкую величину вырастает Иван Иванович. Партия это тоже прекрасно оценивала. Все последнее время после Октябрьской революции мне приходилось частенько встречать Ивана Ивановича, много с ним беседовать и, конечно, вблизи наблюдать его работу. Он по-прежнему был молод, и по-прежнему в нем кипел неукротимый оптимизм. Делу социалистического строительства он отдавался весь целиком и глубоко радостно. Прав в этом отношении М. И. Калинин, который отметил, что жизнь, недостаточно долгая жизнь этого человека была глубоко радостной. Бодрый труд, радость бытия, прямой взгляд на вещи, глубочайшая уверенность в правоте своей партии и в своей — таковы были черты, украшавшие жизнь Ивана Ивановича и для него самого, и для окружавших его. Владимир Ильич относился к нему с великим уважением. Он ценил огромные знания, которые приобрел Иван Иванович не только в области политической экономии, но и в области философии, естественных наук и т. д. Когда этот переводчик Маркса, соавтор большого экономического труда взялся за популяризацию идей Ильича об электрификации, ему удалось создать настоящий шедевр, настоящий образец в смысле изложения, в смысле подбора материала и в смысле целесообразности всей книги. Недаром Владимир Ильич отозвался о ней с глубокой похвалой2.

В течение всех этих годов, и в особенности на посту главного редактора «Известий», Иван Иванович развертывал кипучую работу3. Рядом с крупной политической ролью (стоит только вспомнить его ответственную командировку в Ленинград для ликвидации оппозиционных настроений), он вел и огромную культурную работу. В его руках «Известия», несомненно, приобрели новый размах.