Игорь Бойков - Жизнь, прожитая не зря

• Название: Жизнь, прожитая не зря
• Автор: Игорь Бойков
• Издательство: Алетейя
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91419-499-1

Перед вами дебютная книга молодого русского писателя Игоря Бойкова. Но в современной литературе он не новичок, его произведения уже публиковались в толстых литературных журналах. Данная книга представляет собой сборник рассказов, повестей и новелл, объединенных одним грозным, как мрачно надвигающийся смерч, словом «Кавказ».

Кавказ, кавказская тематика — сегодня часто можно услышать, что тема есть, а автор, грамотно раскрывающий тему, отсутствует (и это при том, что о Кавказе, о Чечне пишут сейчас многие). Автора! Автора! Где автор? — вопрошает читательская публика.

Здесь он! Здесь, перед вами.

Игорь Бойков родился и долгое время жил в тревожном, почти воюющем Дагестане. Это его родные места, и в книге передан русский взгляд изнутри. В его рассказах есть все: чеченцы, дагестанцы, русские. Автор реалистично живописует то, что бы вы хотели знать о Кавказе. Да, суровый этюд этот подчас в багровых тонах, да, многим книга эта может показаться излишне натуралистичной или даже жестокой. Но это лишь зеркало, отображающее брутальную действительность происходящего. По-настоящему жесткая, бескомпромиссная и дико интересная книга.

---

Он слышал, как чеченцы возились возле разбитой машины, чуял запах горелой человечины — запах, источаемый свежесожжёнными танками, такой знакомый ему с войны. Но идти туда не стал, потому как не хотел увидеть своих мёртвых товарищей почернелыми кусками обугленной плоти.

Он вспоминал старика, умершего прошлой ночью, растерзанных пулями Сослана с Николаем, и ему делалось муторно.

«Эх, дед Богдан, — подумал вдруг солдат. — Не быть тебе похороненным по-людски. Я-то думал, хоть могила у тебя будет, а эти гады даже тела твоего не оставили — сожгли и бросили. Что не сгорело, то птицы расклюют, псы бродячие обгложут».

Перед глазами вставали Сослан, Николай — сначала настоящие, живые, а потом — расстрелянные, нелепо трясущиеся на заднем сидении насквозь изрешеченной, но продолжающей нестись вперёд машины.

«Не дожили, пацаны, до воли, здесь навек сгинули», — и Станислав поднял глаза к вечернему, быстро меркнущему небу.

Он доел всё, что было в пакете, и отбросил его прочь. «Муха» и автомат лежали рядом. Солдат поглаживал пальцами гладкую прохладную сталь гранатомётной трубы, вынимал, оглядывал и вставлял обратно рожки, проверяя их в сотый раз. Изредка до него доносился шум проносящейся по дороге машины, и он настораживался, быстро сдёргивая предохранитель.

Потом мысли его стали путаться, и на Станислава временами накатывала дремотная слабость. Он лежал на спине, лишь иногда приподнимал голову, прислушивался. Но не мог уловить ничего, кроме шелеста тростника и криков птиц.

Так он пролежал до темноты. И когда непроглядная ночная тьма накрыла Терек словно буркой, он, собравшись с силами, поднялся на ноги и пошёл к воде. Ему оставалось последнее — переплыть на другой берег.

Вода в реке была холодная, быстрая. Станислав долго бродил по мелководью вдоль стены тростника, шлёпая ногами и пытаясь почти на ощупь отыскать какую-нибудь корягу.

На небо выползла краюха луны, и водная рябь засеребрилась, заиграла причудливой дорожкой. В лунном свете он увидел тёмную шумящую стену густых зарослей, в которых просидел весь день и стремительно несущийся мимо него водный поток. Жадно глянул на противоположный берег с невысокими глинистыми обрывами, от которого его отделяла теперь сотня метров.

Станислав пристально вглядывался под ноги, раздвигал тростник и шарил по мелкой воде руками. Наконец, они наткнулись на что-то склизкое, бугристое. Старый древесный ствол прибило течением здесь, и он застрял среди обильных коленчатых побегов.

Закинув на левое плечо «Муху», повесив на шею автомат, солдат с шумом и плеском вытащил корягу из зарослей. Ободрал с неё густую липкую тину, и она оказалась лёгкая, плавучая.

Подумав секунду, он наклонился, снял с себя ботинки — старые истоптанные и рваные армейские берцы — и с размаху швырнул их на другой берег. Не добросил, конечно, и они громко плюхнулись в воду. Выругался негромко.

Он решительно двинулся вперёд, толкая корягу толстым концом перед собой, точно волнорез, чувствуя под босыми ногами неровное, в крупной гальке дно..

Вода достигла его пояса, потом груди. Течение валило его с ног, у он с усилием удерживал равновесие, наваливаясь грудью на бревно.

Наконец, когда вода уже стала захлёстывать плечи, Станислав резко оттолкнулся обеими ногами от дна и поплыл. Он изо всех сил загребал правой рукой, держась левой за ствол, отчаянно болтал ногами. Высоко поднимал голову над водой и громко, словно тюлень, отфыркивался. Течение крутило его вместе с корягой, тащило прочь.

Ещё, ещё. Станислав грёб, что было мочи толкал руками сухой ствол, направлял его вперёд, к берегу.

До него оставалось уже метров пятьдесят, не больше. Он грёб с остервенением, грёб, не помня себя. Труба «мухи» соскользнула с плеча и теперь бултыхалась где-то в районе локтя, мешая ему плыть. Он, не задумываясь, отбросил её прочь, и она сразу пошла ко дну.

Перед глазами в лунном свете проплывали очертания берега. Он был высоким, с ровными отмелями, за которыми возвышался небольшой, поросший кустами обрыв.

Станислав опять начал коченеть. Ночью вода казалась ещё холоднее, чем днём. Он яростно работал ногами, плескал ими по воде, фыркал и плевался, но течение, особенно быстрое здесь, на середине реки, с неумолимой силой влекло его дальше. Надо было преодолевать его, плыть к берегу. Но он чувствовал, что силы уже на исходе, и конечности деревенеют, наливаются тяжестью. Всё труднее грести, всё труднее двигаться, всё труднее дышать. Бревно цепко схвачено бурным течением, оно несёт его дальше, прочь, и у него уже не хватает сил ему противиться.

Тогда Станислав решился. Он сбросил с шеи автомат. Потом, изловчившись, содрал с себя лохмотья хэбэшной куртки. И, оттолкнувшись из последних сил от коряги, поплыл крупными сажёнками прямо вперёд, к протяжной отмели с обкатанной, белеющей в лунном свете галькой.

Станислав грёб судорожно, надрываясь. Глотал воду. Уходил в неё с головою. Но всякий раз упрямо выныривал, ощущая от жёсткой пресной воды резь в глазах и носу. Плевался с хрипом. Снова грёб. От напряжения было трудно дышать, и он, широко разевая рот, едва заглатывал повлажневший ночной воздух.

Занемевших рук он почти не чувствовал больше. Шлёпал ими по воде, будто деревяшками. И когда силы совсем уже его оставили и тело начало безвольно погружаться вниз, ко дну, ему вдруг стало легко. Солдат даже не понял сразу, почему, что произошло. Он стоял. Просто стоял, упёршись ногами в дно, с трудом преодолевая течение. Вода теперь плескалась где-то на уровне груди. Он переплыл Терек.

Едва живой, на одеревенелых ногах, солдат побрёл вперёд, к берегу. Вода обильно стекала по его голому торсу. Выбрался на отмель, отдышался с трудом. Потом почти на ощупь полез на обрыв. Глина мягко осыпалась под ногами, и он пару раз срывался, съезжал вниз. Но поднимался и продолжал упрямо карабкаться снова. Взобрался, наконец, ухватившись руками за ветки росших у самого края кустов. Продрался через них напролом, медведем. Корявые ветви царапали, обдирали тело, босые ступни кололись об острые камешки, сухие сучки. Но он, окоченевший, изнемогший, почти не чувствовал боли.

Двинулся прямо, наугад. Дрожал от холода, выбивая зубами ровную дробь. Мокрые штаны противно липли к ногам. Мысли в голове крутились обрывочные, бессвязные. Но внутри стучало упрямо, радостно:

«Переплыл., переплыл».

На Луну набежали тучи, и он почти уже ничего не видел в густой непроглядной мгле. Шёл и шёл вперёд, ощущая под ногами то жёсткую траву, то острые камни, то затвердевшую глину. Пораненные ступни саднило протяжно.

Иногда, чтобы хоть немного согреться, пробовал бежать. Но, спотыкаясь о кочки, бугорки или вылезшие из земли корни растений, почти сразу же падал и лежал ничком, тяжело дыша.

Однако страх замёрзнуть, умереть уже здесь, на своём берегу, заставлял его подниматься и идти дальше.

Станислав попробовал крикнуть.

Э-э-э-э! А-э-а-э! — протяжным эхом раскатилось по степи его жутковатое хрипение.

Крик не шёл из застуженной, сведенной глотки.

Солдат уже не понимал, куда брёл. Просто куда-нибудь, чтобы не упасть тут и не умереть.

«Упадёшь — умрёшь, замёрзнешь», — буравило мозг.

И он тащился дальше, переставляя непослушные, налитые тяжестью ноги.

Ночная мгла постепенно отступала, рассеивалась в сером, блеклом. В ушах его вдруг начало звенеть. Сначала тихо, потом всё сильнее, громче. Он остановился и потряс головой. Звон не прекратился. Прислушался, с трудом соображая. Вместо звона ему теперь отчётливо слышались громкие крики перекликающихся в степи птиц.

«Откуда птицы? Сейчас ночь», — подумал Станислав машинально.

Он снова тряхнул головой, огляделся. Серая пелена не исчезла. Окрестности вокруг проступали тусклыми, расплывающимися очертаниями. Кусты, бугорки, колючки. Тьмы больше не было.

Глянул вперёд и увидел невдалеке огни. Они, яркие, сияющие, медленно приближались, выползали на него из туманной мути.

Солдат пошёл им навстречу. Под разбитыми и ободранными в кровь ногами он больше не ощущал ни камней, ни шипов. Он ступал на что-то ровное, твёрдое.

Станислав остановился и посмотрел вниз. Наклонился и потрогал руками. Пальцы ощутили гладкую непроницаемую поверхность, влажную от выпавшей росы.

«Афсальт», — догадался он.

В свежих предрассветных сумерках он брёл по шоссе. Яркие огни впереди были фарами движущейся прямо на него машины. Они сверкнули теперь совсем близко, почти ослепив его, и остановились, замерли на месте.

Из УАЗика выскочили люди в серой форме с оружием и обступили солдата. Станислав ошарашено таращился на милицейский патруль, а потом, завидев на их рукавах трёхцветные российские шевроны, широко раскрыл рот, силясь улыбнуться — но не мог.

— Оттуда. Бежал. С того берега. Двое в «Джипе».. Станица Внезапная. Чечня., — бормотал он бессвязно. — Соса и Колька чичи завалили… Я мотострелок. Младший сержант… Терек переплыл.