Эйдзи Микагэ - Пустые шкатулки и нулевая Мария. Том 2

• Название: Пустые шкатулки и нулевая Мария. Том 2
• Автор: Эйдзи Микагэ
• Жанр: Научная Фантастика

На дворе стоял март, когда новенькая по имени Ая Отонаси вошла в наш кабинет. Весь класс был ошеломлен ее красотой и сгорал от любопытства, почему она перевелась в конце учебного года.

Ее «представление», однако, ограничилось простым сообщением имени, после чего над классом повисла мертвая тишина.

По крайней мере, пока…

— Кадзуки Хосино.

…она не назвала мое имя.

— Я здесь, чтобы раздавить тебя.

Версия текста от 27.05.12. Последнюю версию можно найти на http://ushwood.narod.ru/unh/unh.html

Перевод с английского языка — Ushwood

Бета-редактирование — Danholm

Любое коммерческое использование данного текста или его фрагментов запрещено

---

— …Ты собираешься бросить меня?

Но он по-прежнему не оборачивался.

Понятно. Вот что он собирается делать. Он опять заткнет уши и будет притворяться, что его нет.

— Ты ведь жалеешь, правда?

Лишь после этих слов он искоса взглянул на меня.

— Ты жалеешь, что увидел несчастье Рико Асами, когда она попросила тебя о помощи и ты побежал к ней домой — и в итоге она втянула тебя во все это; жалеешь, правда? Именно! Если б ты ничего не узнал, мог бы жить без забот и оплакивать собственное несчастье. Если б ты тогда не откликнулся на звонок Рико Асами…

— Я не жалею! — оборвал он меня. — Единственное, о чем я жалею, — что не заметил раньше. Если бы заметил, смог бы все предотвратить. А значит, все, что случилось, с начала и до конца — моя вина. И я не хочу больше повторить эту ошибку!

Наконец он повернулся ко мне лицом.

— Вот почему я решил, что буду по-прежнему помогать Рико. И что бы ни произошло, этого решения я не изменю.

— …Б р а т.

В груди у меня разлилась теплота.

Брат сказал это так искренне.

— Спасибо тебе, брат. Пожалуйста, помогай мне и дальше.

— «Брат», хех.

Брат слегка кивнул.

— Слушай… Скажи мне свою цель.

— Почему так поздно?…Ну ладно, я не в обиде! Моя цель — заполучить Кадзуки Хосино. Для этого я должен заставить [Кадзуки Хосино] сдаться. Истерзать Кадзуки Хосино до такой степени, чтобы он расцарапал собственную шею до крови, чтобы он, стоя на коленях, сам отдал собственное тело со словами «пожалуйста, сделай со мной что пожелаешь».

— …Понятно, значит, это сомнений не вызывает?

— Конечно. Я ведь говорил уже несколько раз, разве нет?

— Говорил, говорил, — пробормотал брат и, опустив голову, затих. Мне это показалось странным, так что я осторожно заглянул ему в глаза.

— …Э?

Он плакал. Брат плакал.

— Б-брат, почему ты плачешь?

Такое впечатление, будто он не замечал, пока я ему не сказал; брат прикоснулся к щекам, понял, что действительно плачет, удивился и вытер слезы неловким движением руки.

Сколько же времени прошло с тех пор, как брат последний раз плакал при мне? Кажется, последний раз был, когда мы узнали, что родители обманывают нас. После этого брат перестал плакать вообще. Чтобы продолжать сражаться с чем-то невидимым внутри себя, он прекратил выказывать любые проявления слабости.

И этот человек плакал.

— …Я спасу ее, — прошептал он.

— Я принял решение. Я решил выручить мою сестру. Мою слабенькую Рико. Я решил выручить ее хотя бы в этот раз, потому что я не смог поддержать ее тогда, я был слишком занят собственными проблемами. Я решил. Спасти ее. Спасти, спасти, спасти, спасти, спасти, спасти. Да, я так решил, но —

Он поднял голову и взглянул на меня в упор.

— …К т о т ы т а к о й?

Мое дыхание остановилось.

— Рико — вот кого я решил спасти. Но — кто ты? Скажи мне, кто, черт побери, ты такой?!

— …Что т-ты говоришь, брат? Я…

— Никто. Ты сам это сказал несколько минут назад, помнишь?

…Верно. Я правда так сказал.

— Именно. Ты не Рико. Если ты Рико, почему ты выглядишь как Кадзуки Хосино? Но ты и не Кадзуки Хосино. Тогда кто же ты? Объясни… почему я должен выручать абсолютно незнакомого парня? Да мне на тебя насрать!!

Это неправильно.

Я точно знаю, это не могут быть истинные чувства брата.

— Ты для меня лишь подделка под мою сестру, которую я не могу отличить от [Кадзуки Хосино]!

Эти слова он произнес лишь чтобы ранить меня.

И чтобы ранить себя.

— Б-брат…

— Прекрати!

Брат кричал, пытаясь заглушить голос собственного сердца.

— Н е с м е й з в а т ь м е н я б р а т о м, ч е р т о в н е з н а к о м е ц!!

Так вот он раздавил свое собственное сердце, и…

— Ах…

…Я почувствовала, что и мое сердце раздавлено тоже.

Брат не спасет меня. Потому что я не его сестра. Да, так и есть. Я не Рико Асами. Тогда кто же я? Кадзуки Хосино? Нет. Пока нет. Секундочку… а вообще, я правда хотела стать Кадзуки Хосино?

— Ах…

Чего же я хотела на самом деле?

Вообще-то я должна бы это знать, я ведь получила «шкатулку».

Я вспомнила то время, когда папа с мамой еще не развелись.

Мне казалось, что мы были очень счастливой семьей. По выходным часто гуляли по магазинам, ходили в кино или в рестораны сябу-сябу. Вот такая у нас была семья. Папа всякий раз, когда приходил с работы, сразу же заходил ко мне в комнату, а я всякий раз безуспешно пыталась заставить его стучать, прежде чем входить. Мама всегда делала мне милые и изысканные бэнто. Я вечно цапалась с братом, но в то же время мы всегда играли вместе.

Я думала, что все прекрасно. Я ни секунды не сомневалась, что мы всегда будем вместе, как другие семьи.

Но это все было ложью.

Наша семья не развалилась на части. Она держалась на лжи с самого начала.

Помню, брат сказал мне, когда они сообщили нам о разводе:

«Ну и прекрасно. Наконец-то нам не нужно больше притворяться счастливой семейкой. И меня наконец перестанет грызть совесть».

Тогда я не осознала значения этих слов. Но через какое-то время поняла. Почему родители делали вид, что ладят между собой, когда уже готовились к разводу? Почему всякий раз неловко улыбались, когда делали мне что-то хорошее?

Это было сплошное притворство, чтобы обмануть меня, чтобы я думала, что мы счастливая семья. И даже не ради меня — они это делали, чтобы приглушить собственную совесть.

Вот почему я стала думать, что «счастье» можно заполучить, лишь украв его у других.

Но неужели это и правда что-то, что можно украсть?

Итак, чего же я хотела? Не знаю. Понятия не имею. Совершенно не знаю. И знать не хочу. У меня ведь и «шкатулки» нет больше.

Но сейчас мне нужно сбежать. Я обязана сбежать.

Я должна выбраться из этой комнаты, и побыстрее. Я просто должна выбраться отсюда. Тогда я еще смогу сбежать.

Я попыталась выбежать, но споткнулась. Пытаться встать показалось почему-то пустой тратой времени, так что я бросилась к двери почти на четвереньках.

Непонятно почему перед глазами у меня возникла пара стройных, красивых ног, как у модели.

Я подняла глаза.

— П-почему…

Передо мной стояла она — Мария Отонаси.

В такое время… неужели?!. Я обернулась и взглянула на брата. Он обхватил голову руками, отгородившись от всего, что было вокруг. Брат знал, что Мария Отонаси совсем рядом. Он уже тогда решил меня бросить. Он знал, что я приду, но уже тогда решил сдать меня Марии Отонаси.

— …Все равно это бессмысленно, — монотонным голосом произнесла она. — Человек не может отбросить самого себя. Даже если бы ты смогла, та, вторая ты догнала бы тебя. Ты это знала с самого начала. Вот почему ты не можешь отбросить себя, даже когда у тебя «шкатулка». Ты можешь достичь со своим «желанием» лишь того, что имеешь сейчас. Ты ничего не можешь приобрести с этой «Неделей в трясине». Ты просто медленно погружаешься в трясину.

Она, которой я восхищалась, сказала так мне, которая не смогла быть похожей на нее.

А что насчет тебя? Ты тоже ничего не можешь достичь, потому что отбросила саму себя?

Я вновь посмотрела ей в лицо. Взгляд ее почему-то показался мне печальным.

Я должна сбежать. Но куда? Эта комната — больше не мое убежище, и Мария Отонаси преграждает мне дорогу к выходу. Я по-прежнему сижу, скорчившись на полу, и ничего не могу сделать. И никуда не могу идти.

Я, никуда, не могу, идти.

— Позволь мне спросить тебя. Я уже спрашивала как-то, но ответь еще раз. Скажи мне…

И она задала вопрос.

— …К т о т ы?

Я…

— К т о я?..

Мне самой бы это знать.

Она достала зачем-то свой телефон и протянула мне, по-прежнему сидящей на полу.

«Позволь мне сказать, кто ты».

Голос принадлежал [ему], тому, кто не сомневался в собственной личности, сколько бы я ни ковыряла его существование.