Анри Мюрже - Сцены из жизни богемы

• Название: Сцены из жизни богемы
• Автор: Анри Мюрже
• Жанр: Классическая проза

Анри (1822-61 года), французский писатель. Книга «Сцены из жизни богемы» (1851 г.) послужила основой для оперы Дж. Пуччини «Богема» (1896 г.).

Проблема выбора – одна из вечных проблем, актуальная ныне как никогда. «Нельзя одновременно служить Богу и Маммоне», – гласит Евангелие (Маммона – воплощение земных благ, богатства, потребностей желудка). Герои романа Анри Мюрже «Сцены из жизни богемы» (1851 г.) и написанной на его сюжет в 1885 году Джакомо Пуччини оперы «Богема» вопреки нищете однажды и навсегда сделали свой выбор в пользу искусства, творчества, любви. «Благоприятные условия. Их для художника нет. Жизнь сама – неблагоприятное условие. Всякое творчество – перебарывание, перемалывание, переламывание жизни – самой счастливой. И как ни жестоко сказать, самые неблагоприятные условия, быть может, самые благоприятные», – так в 1922 году определила Марина Цветаева проблему выбора для Артиста в эссе о художнице Наталье Гончаровой

---

– Морис, я пойду к Марселю. Я ухожу! – заявила она, надевая шляпку.– Если хотите,– расстанемся, но уступить я не могу, лучше его нет на свете, это единственный человек, которого я по-настоящему любила. Будь у него сердце из золота, он расплавил бы его и наделал бы мне колец. Бедняжка, как только у него появилось немного Дров, он зовет меня погреться,– вот посмотрите,– сказала она, протягивая Морису письмо.– Ах, почему он такой лентяй и почему в магазинах такая бездна бархата и шелков!… Как я была счастлива с ним! Ему удавалось меня мучить, и это он прозвал меня Мюзеттой за мои песенки. Во всяком случае, будьте уверены,– от него я вернусь к вам… если вы захотите меня принять.

– Вы откровенно признаетесь, что не любите меня,– вздохнул виконт.

– Послушайте, дорогой Морис, вы умный человек и понимаете, что этот вопрос не заслуживает обсуждения. Вы держите меня, как держат в конюшне породистого коня, а я люблю вас потому… что люблю роскошь, шумные званые вечера, и всякую мишуру. Нечего разводить сантименты, это было бы глупо да и ни к чему.

– По крайней мере, позвольте мне пойти вместе с вами.

– Но вам будет скучно у них, и вы только помешаете нам веселиться,– возразила Мюзетта.– Подумайте сами, ведь он непременно станет меня целовать.

– Мюзетта, приходилось ли вам встречать таких сговорчивых людей, как я? – Морис.

– Слушайте, виконт, однажды я каталась в экипаже с лордом в Елисейских полях и встретила Марселя и его приятеля Родольфа, они шли пешком и были одеты нищенски, все в грязи, как собаки пастуха, и курили трубки. Я уже три месяца не виделась с Марселем, и мне показалось, что сердце мое вот-вот выпрыгнет из экипажа. Я велела остановиться и целых полчаса проговорила с Марселем на глазах у всего Парижа, проезжавшего мимо нас. Марсель угостил меня пирожками и поднес грошовый букетик фиалок, который я тут же приколола к корсажу. Когда Марсель распрощался со мной, лорд хотел было окликнуть его и предложить пообедать вместе с нами. Я поцеловала его за внимание. Такой уж у меня характер, господин Морис, если он вам не по душе,– скажите сразу, и я захвачу с собою мой ночной чепчик и туфли.

– Значит, в иных случаях хорошо быть бедняком,– грустно и не без зависти проговорил виконт Морис.

– Вовсе нет,– возразила Мюзетта,– будь Марсель богат, я никогда бы не бросила его.

– Ну, что ж, поезжайте,– сказал молодой человек, пожимая ей руку.– Вы в новом платье, и оно вам очень к лицу.

– Это правда,– согласилась Мюзетта. – Сегодня утром у меня было какое-то предчувствие, вот я его и надела. Платье будет подарком Марселю. Прощайте,– добавила она,– пойду вкусить блаженного веселья.

В тот день на Мюзетте был восхитительный туалет, никогда еще поэма ее юности и красоты не преподносилась в таком пленительном переплете. Впрочем, у Мюзетты был врожденный дар изящества. При появлении на свет она, вероятно, первым делом потянулась к зеркалу, чтобы поправить на себе пеленки, и согрешила кокетством прежде, чем ее окрестили. В дни, когда Мюзетта жила в бедности, носила ситцевые платья, чепчик с помпоном и простые козловые башмаки – она и в этом незатейливом наряде гризеток умела быть изящной. Эти прелестные девушки, не то пчелки, не то кузнечики, всю неделю, бывало, трудились, напевая песенки, просили у господа лишь немного солнышка в воскресенье, любили попросту, от всей души, а случалось, что и из окна выбрасывались. Теперь их больше нет, и своим исчезновением эта порода обязана современным молодым людям – развращенным и все растлевающим вокруг, а главное, тщеславным, недалеким и грубым. Эти пошлые остряки принялись высмеивать бедных девушек, их ручки, исколотые иголками в часы честного труда, а девушкам стало недоставать денег на миндальные притирания. Понемногу юноши привили им свое тщеславие и глупость, и с тех пор гризетка исчезла. Тогда на свет божий появилась лоретка. Это своего рода гибриды, обнаглевшие полудевы, обязанные своей красотой косметике, ни рыба ни мясо, а будуары их – настоящие лавочки, где они продают по кусочкам свое сердце, как ломтики ростбифа. Большинство этих девок оскверняет наслаждение и позорит современную легкую любовь, порой они бывают глупее птиц, перьями которых украшены их шляпки. Если у них невзначай и зародится – не любовь, даже не прихоть, а самое пошлое вожделение,– то предметом его будет какой-нибудь буржуа, шут гороховый, которого на общественных балах окружает и приветствует пестрая толпа, а газеты, готовые раболепствовать перед всякой нелепостью, превозносят и рекламируют. Хотя Мюзетте и приходилось жить в этой среде, она не усвоила ни ее нравов, ни образа мыслей, у нее не было алчной угодливости, обычно присущей такого рода особам, способным читать только Барема, а писать – только цифры. Она была девушка умная и находчивая, в жилах у нее текло несколько капель крови Манею: она решительно отвергала все, что ей навязывали, зато никогда не могла и не умела подавлять свои прихоти, к чему бы они ни приводили.

По– настоящему она любила одного Марселя. Во всяком случае, она лишь из-за него по-настоящему страдала, и только смутный инстинкт, который властно влек ее «ко всякой мишуре», мог побудить ее расстаться с ним. Ей было двадцать лет, и роскошь была ей необходима, как воздух. Она могла некоторое время обходиться без роскоши, но была не в силах совсем от нее отказаться. Сознавая свое непостоянство, она никогда не давала клятв в верности, которые заперли бы ее сердце на замок. В нее пылко влюблялось немало юношей, которые и ей самой очень нравились, но она всегда вела себя с ними честно и проявляла дальновидность, отношения с ними у нее завязывались простые, откровенные и немудреные, вроде объяснения в любви мольеровских крестьян: «Я вам нравлюсь, вы мне тоже. По рукам и под венец!» Если бы Мюзетта хотела, она уже раз десять могла бы прочно устроиться в жизни, создать себе, как говорится, будущее, но в будущее она не слишком-то верила и на этот счет придерживалась скептицизма Фигаро.

– Завтрашний день – это глупое обещание календаря,– говорила она.– Это предлог, который люди придумали, чтобы не делать дел сегодня. Завтра, быть может, будет землетрясение. Да здравствует сегодня! Это нечто твердое и определенное.

Один весьма порядочный человек, с которым она прожила полгода, так безумно в нее влюбился, что всерьез предложил ей выйти за него замуж. В ответ на его предложение Мюзетта от души расхохоталась.

– Чтобы я лишила себя свободы, позволила засадить себя за решетку брачного договора? Ни за что! – воскликнула она.

– Но я каждый день боюсь вас потерять.

– Вы потеряли бы меня гораздо скорее, если бы я стала вашей женой,– возразила Мюзетта.– Оставим этот разговор. Да я и не свободна,– добавила она, имея в виду, конечно, Марселя.

Так шла она тропою юности, навстречу всем превратностям судьбы, многих одаряя счастьем и почти счастливая сама. Виконту Морису, с которым она теперь жила, было нелегко приспособиться к необузданному нраву этой девушки, влюбленной в свободу. Когда она ушла к Марселю, виконт стал ждать ее с нетерпением, к которому примешивалась ревность.

«Неужели она там останется?» – думал молодой человек, и этот вопрос весь вечер терзал его.

«Бедняга Морис! – думал а, со своей стороны, Мюзетта по дороге к Марселю.– Кажется, я была с ним уж чересчур резка. Ничего, молодежь надо воспитывать».

Потом мысли ее сразу переменили направление, и она стала думать о Марселе. При имени ее старого обожателя ей вспомнился целый ряд событий, и она подумала: «Каким же это чудом у него сегодня накрыт стол?» Она на ходу перечла его письмо, и ей поневоле взгрустнулось. Но только на мгновение. Мюзетта благоразумно решила, что сейчас не время печалиться. Тут поднялся порывистый ветер, и она воскликнула:

– Как чудно! Даже если бы мне не хотелось идти к Марселю – ветер погнал бы меня.

И она ускорила шаг, радуясь как птичка, летящая к родному гнезду.

Вдруг повалил густой снег. Мюзетта осмотрелась по сторонам – нет ли извозчика? Но их не было. Мюзетта проходила в это время по улице, где жила ее подруга мадам Сидони – та самая, что переслала ей письмо Марселя. Мюзетта решила зайти к этой женщине и переждать непогоду.

У мадам Сидони она застала многолюдное общество. Шла игра в ландскнехт, начавшаяся еще три дня тому назад.

– Играйте, играйте! – сказала Мюзетта.– Я на минутку.

– Получила письмо Марселя?– спросила мадам Сидони.

– Получила, благодарю, Я иду к нему. Он пригласил меня на обед. Пойдем со мной, хочешь? Повеселимся.

– Не могу,– ответила Сидони, кивая на игроков.– Сейчас мне ставить.

– В банке шесть луидоров,– объявил банкомет.

– Ставлю два!– Сидони.

– Я не гордый, согласен и на два,– ответил банкомет, который уже несколько раз пасовал.– Король и туз! Проиграл! – воскликнул он, бросая карты.– Все короли умерли.

– Прочь политику! – бросил какой-то журналист.