Александр Филатов - Вариант "Дельта" (Маршрут в прошлое - 3)

• Название: Вариант "Дельта" (Маршрут в прошлое - 3)
• Автор: Александр Филатов
• Издательство: М.О. "Сенте"
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 2012

Вариант "Дельта" представляет собой заключительную (третью) часть трилогии А.В.Филатова "Маршрут в прошлое". Все три части трилогии объединены главными героями - учёным Фёдоровым и руководителем советской разведки (впоследствии - главой системы обеспечения безопасности государства) Шебуршиным. Объединяет три части и и Главная Идея, которую читатель, при желании, обнаружит сам.

Третья часть посвящена влиянию на организм человека и управлению его психикой с помощью упорядоченных колебаний звуковой частоты. Результаты таких воздействий (направленность, выраженность) определяются множеством факторов. В книге широко используется фактический материал, накопленный к моменту написания книги. Используя приём жизнеописания Андрея Черкасова, автору удаётся разоблачить сущность специально разрабатываемых на Западе в целях порабощения человека "музыкальных произведений". Им автор противопоставляет исконно народные мотивы, а также созданные на основе глубоких и систематических исследований лаборатории учёного Черкасова образцы таких искусственно созданных колебаний звуковых частот, которые призваны пробуждать в человеке его лучшие, высшие качества.

Глава, посвящённая Наташе Ветровой (будущей жене Черкасова) написана В.Н.Филатовой, супругой и соратницей автора.

Книга (как и вся трилогия) рассчитана на самую широкую читательскую аудиторию, но предназначена она тем, кто осознаёт нынешнее катастрофическое положение Русского Народа и Русской Цивилизации в целом, кто хотел бы их возрождения. Космополитам и "этастранцам" читать книгу не рекомендуется.

---

Наташа, и вправду, вскоре явилась домой. Она избежала взгляда в лицо мужа тем, что у неё почему-то никак не расстёгивались застёжки на обуви; она даже ругнулась вполголоса (не потому ли, что знала: её муж не переносит ни площадной брани, ни заменяющих её эвфемизмов). Во всяком случае, профессор Черкасов и вправду несколько отодвинулся от жены, к которой было уже кинулся с широкой улыбкой на своём по-умному строгом и обычно серьёзном лице, видимо собираясь заключить жену в объятья.

– Ну, что у тебя случилось? Зачем ругаешься? И отчего опять так поздно? – только и спросил он.

– Ааа! Шеф ругает постоянно… Говорит, что я ни хрена не понимаю в своей теме… Устала страшно… Голова раскалывается! – ответила Наталья и стремглав, едва сбросив обувь, устремилась в ванную, благо, дверь в которую располагалась рядом со входом в их жилище. 

По ответу и по поведению жены Андрей понял, что Наташи и вправду не было рядом с Трифоновым, когда он ему звонил. Но вот запах… запах, который Черкасов успел уловить, когда жена в каких-то двух третях метрах от него прошмыгнула в ванную. Это была та самая смесь ароматов, которая вызывала отвращение и неприязнь у некурящего и не любящего алкоголь Черкасова: смесь запаха спиртного и табачной гари, прочно застрявшего в густых, красиво уложенных волосах супруги. Смущённый и даже несколько ошеломлённый своим открытием, Андрей Васильевич замер и минуту – другую недвижно, с помрачневшим и побледневшим, почти мраморным лицом постоял у двери ванной. За дверью слышался шум воды и негромкие постанывания супруги: „Ох! Головушка моя…“

Андрей тихонько прошёл в кухню, включил чайник и поставил в микроволновую печь ужин, который он с таким старанием и любовью готовил, в ожидании жены, но который теперь уже совсем остыл. Подойдя к висевшей на стене домашней аптечке, Андрей достал из неё облатку цитрамона, положил её на то место, за которым обычно располагалась жена. Налил полстакана лимонного сока, добавил в него добрую порцию сахара и поставил стакан туда же. Хотя микроволновка давно уже пискнула, извещая, что процесс подогрева ужина завершён, Андрей повременил его извлекать до появления Наташи.

Прошло ещё добрых четверть часа, пока она вошла в просторную кухню-столовую и, не садясь за стол, прежде всего проглотила таблетку цитрамона.

– Голова раскалывается. Андрей, аж до тошноты… Спасибо, но ужинать не буду. Лучше пойду, лягу спать. – заявила Наталья и, проходя мимо Андрея, легонько, как бы чего-то опасаясь или это было ей неприятно, клюнула – поцеловала мужа в губы. А вскоре профессор Черкасов услышал, что она улеглась в их широкую, кустарного производства супружескую постель.

Андрей автоматически отметил, что при поцелуе (пусть и необычайно кратком) никакого алкоголя он уловить не сумел – только запах и вкус мятной пасты с жень-шенем. Табачного запаха также не было и впомине (мелькнула мысль: „Немудрено, голову-то помыла“). „А, может, это мне мерещится невесть что?“ – подумал Андрей Васильевич, успокаивая себя и отгоняя ревнивые мысли, – „Может, и пары алкоголя – тоже застряли в волосах: вон у неё какая роскошная, густая шевелюра?!“ Но тут же в голове профессора возник и контрдовод: „Где же это она побывала, что из воздуха её волосы напитались парами спиртного? Разве что в ресторане… Но ведь её начальник и научный руководитель говорил с ним так, что подразумевалось: Наталья побывала у него дома. Но тогда, откуда пары спиртного?… Надо будет лично познакомиться с этим Наташиным шефом!“

Разумеется, ни в тот поздний вечер, ни на следующий день Черкасов не стал заводить разговоров с женой, которые бы могли как-то раскрыть его наблюдения и возникшие, пока ещё смутные, подозрения. Он уже по опыту (печальному опыту) знал, что всё равно прямых ответов от жены не добьётся, но в результате одной лишь попытки выяснить отношения она мгновенно преобразится: станет по-мужски жёсткой, язвительной, насмешливой, грубой, а в результате… выставит дело так, что виноват во всём – он, профессор Черкасов. Причём это его учёное звание будет произнесено с издёвкой и уничижительно. Более того, если всё же Наташа снизойдёт до ответов на какие-то из его вопросов, то и тогда это будут не объяснения и не ответы, но лишь едва прикрытая злоба и обвинения, всякий раз начинающиеся словами: „Потому что ты…“

________________

Андрей Васильевич отвлёкся от тяготивших его воспоминаний. Впрочем, а можно ли всё это считать настоящими воспоминаниями: ведь тому прошлому, которому он только что мысленно предавался от силы несколько недель, ну, пусть, месяцев. „Но куда же делось всё хорошее, что было в нашей совместной жизни все эти годы – почти три года после венчания… Куда и, главное, почему?!“

Черкасов взглянул на часы: уже без малого одиннадцать. Андрей Васильевич выключил настольную лампу. Теперь в доме не осталось включенным ни одного источника света. Ещё чуть далее отодвинув тюлевую занавеску, Черкасов боком уселся на широкий деревянный подоконник. В  иные времена он с успехом заменял ему стол, но сейчас стал своего рода наблюдательным пунктом. Профессора всё больше и больше терзала одни и те же мысли, ставшие уже обычными в последние пару месяцев: „Где Наташа? Почему она избегает его? Где она так подолгу и так часто задерживается? Неужели, всё же, это не флирт с Трифоновым – пусть грязно-постыдный, но хотя бы как-то… нет – не оправдываемый, но до какой-то степени объяснимый необходимостью ладить с капризным и своенравным научным руководителем в преддверии защиты диссертации…“  Андрей был не в состоянии довести логическую цепочку мыслей и известных ему фактов до конца, не мог ни произнести, ни даже подумать это слово: измена. Нет, вовсе не из нехватки мужества и не из неумения смотреть фактам в лицо, не из-за неспособности принять правду насколько бы ужасной или скверной она ни была! Нет – не поэтому! Всех этих качеств у профессора имелось в избытке, что порой даже приводило к некоторым осложнениям.

Причина была в ином – в его совершенно нелогичной, не обусловленной никакими рациональными или прагматическими моментами, в его безграничной и неделимой, неувядающей любви к собственной жене („дважды законной“ – как он любил подчёркивать, представляя её кому-нибудь с гордостью – венчанной и зарегистрированной). Женился он довольно поздно – в тридцать один год и не имел ранее совершенно никакого опыта отношений с женским полом: таким было и его воспитание, и обстоятельства жизни, и характер, требовавший вначале довести до завершения одно большое дело, лишь затем приниматься за другое. В общем, более или менее освободился он от этих „больших дел“ годам к тридцати. С Наташей он познакомился случайно, на курорте, где они оказались соседями по палате. Ему сразу приглянулась эта скромная, замкнутая, не пользующаяся косметикой высокая и стройная девушка или женщина, которая порой, тайком ото всех, смахивала платочком слезу из уголков своих прелестно серых глаз. Она практически ни с кем не разговаривала, всякий раз лишь коротко, суховато, но всё же по-доброму отвечая людям. Черкасов прибыл в этот Сухумский санаторий одновременно с Наташей Ветровой, но за одним столом они оказались почему-то лишь на третий день.

Черкасов не афишировал ни своих академических образований, ни степеней, ни учёных званий, но вот… стерпеть, когда кто-то в его присутствии несёт чушь – этого стерпеть тогда кандидат медицинских наук, доцент и доктор психологических наук, ну, никак не мог, не умел. Вот так и получилось, что когда один из соседей по столу, в ожидании „второго“, сморозил нечто несусветное с медицинской точки зрения, Черкасов ему и возразил. Возразил, так чётко и явно профессионально формулируя свои возражения, что все умолкли (к описываемому времени Андрей Васильевич начисто забыл, о чём же именно тогда, в Сухуми зашла речь в санаторской столовой). И тут неожиданно, как-то по особенному робко, но ясно, Наташа спросила:

–  А вы, судя по всему, врач? Верно?

–  Да, вот… к сожалению… – ответил Черкасов, имея в виду, конечно же, нежелательное для него раскрытие его профессионального инкогнито.

–  Ааа! – язвительно вмешался, оскорблённый своими собственными невежеством и неправотой визави, оппонентом которого нечаянно выступил Черкасов, – Сожалеете, вероятно потому, что научной степени не заслужили?!

–  Да, нет. Отчего же. Учёных степеней у меня две: кандидат медицинских наук, а недавно, перед поездкой сюда утвердили учёную степень доктора психологических наук. Ну а учёное звание у меня – старший научный сотрудник или, если хотите, доцент. А сожалею я о том, что, надо полагать, теперь ко мне начнут обращаться за консультациями. А давать их я не вправе. К тому же, я не лечебник, а чистый теоретик. Вот так! С этими словами Черкасов кивком поблагодарил официантку, принёсшую сразу и второе блюдо и десерт. Теперь за столом царило молчание. Постаравшись поскорее расправиться с едой, Андрей Васильевич, чуть ли не бегом удалился из столовой.