Светлана Фортунская - Анна, королева. Книга 1: Дочь князя

• Название: Анна, королева. Книга 1: Дочь князя
• Автор: Светлана Фортунская
• Жанр: Фэнтези

---

Лука был похож на нее, Мариам. Особенно мальчиком — даже пальчики его, тонкие, гибкие, трепетные пальчики, любовно выписанные живописцем, были в точности как у нее, Мариам. Тогда, в детстве.

Мариам посмотрела на свои руки. Пальцы ее остались тонкими по-прежнему, только вот ни гибкости в них давно уже нет, ни нежности. Сухие и тонкие пальцы старухи. Сейчас она уже, наверное, не сможет нанизать жемчужины на шелковинку — любимое развлечение ее детства. И струны комуза не заставит петь.

Комуз она привезла с собой. Она не знала тогда, что церковь Межгорья, бичующая церковь, запрещает музыку и пение, так же, как и танцы, и книги, и стихи.

Ее воспитывали в гареме так, как воспитывали всех девочек благородных семей. Ее учили петь и играть на комузе, ее учили писать стихи и заставляли зазубривать наизусть поэтические сборники давних поэтов; она знала, как понравиться мужчине, она знала способы развлечь его и ублажить. Мать учила ее различным способам устранения соперниц — от ядовитых ранящих сердце насмешек до рецепта «сердечного лекарства»; и как заводить дружбу с евнухами, как узнать, кто из них пользуется влиянием, а кто — нет. И еще Мариам знала, что — рано или поздно — ее выдадут замуж.

Нет, она не ждала, что спросят ее желания или хотя бы согласия, все девушки в Бахристане — собственность отцов и братьев, а тем более дочери султана. Ее судьба оказалась не так уж и плоха: ее могли выдать и за какого-нибудь дряхлого больного старца, или за слабоумного отпрыска какой-то мятежной семьи, для скрепления союза или укрепления верности трону. Нет, не то — она счастлива, что все сложилось именно так, что она стала женою Игнатия, и прожила с ним долгие и счастливые годы, и родила ему детей, и стала королевой. Но тогда, в свои двенадцать лет, разве могла она ожидать, что полюбит северного дикаря? И — самое страшное для тогдашней глупой девочки Мариам: этот брак означал, что она должна будет сменить веру.

Как ее жалели тогда — старухи, и челядь, и евнухи, и подруги! А женщины султанов — жены и наложницы покойного, ее, Мариам, отца, и других, ее, Мариам, сводных братьев, — жалели ее и тайно радовались, что не их дочерей ждет такая ужасная судьба. Три дня жалости выдержала Мариам, а на четвертый сломалась, выпила «сердечное лекарство» и легла на ложе, ждать смерти. Старуха, Фируза, почуяла что-то неладное своим крючковатым длинным носом, заставила признаться, заставила проглотить какую-то гадость, так, что все внутренности Мариам, кажется, вывернулись наизнанку. А вечером, когда обессиленная — от яда, и от лечения, и от плача, — она лежала ничком и страстно желала умереть, пришел брат, султан.

Он не жалел ее, и не говорил о жертве, которую она должна принести, и не спрашивал ее согласия. Брак ее с королевичем был решенным делом, и, как показалось тогда Мариам, Хуссейн даже и не знал, что она, Мариам, чуть не отравилась.

«Вытри глаза, сестра, — сказал султан, — и перестань реветь. Красивее от этого ты не станешь. И слушай. Я посылаю с тобой сотню джигитов. Ты должна постараться сделать так, чтобы они остались в Межгорье. Если не получится — так тому и быть. Но ты обязательно должна оставить при себе Саида, писца. Скажи, что он твой молочный брат, и что вы с детства не разлучались, и что ты умрешь без него — но Саид должен остаться при дворе короля Кирилла. Писать мне можешь с каждой почтой, но ничего серьезного — обычные пожелания здоровья и сообщения о своих делах. Кстати, тот же Саид пусть для тебя и пишет письма — вряд ли кто-нибудь в Межгорье умеет лучше него писать на бахри. Если же у тебя будут какие-то сведения, которые могут оказаться полезными, вдруг узнаешь чт? — ты понимаешь, да? — нужное нам здесь, скажи Саиду. Или напиши короткую записку, и передай Саиду, он найдет способ переправить сюда. Мне нужно десять лет только, десять лет мира — за десять лет у меня получится…»

Он ушел, и Мариам не успела сказать ни одного слова — «Почему я? — хотела спросить она, — почему не Лейла или Динара?» (Лейла и Динара были дочери наложниц старших братьев Мариам, ныне покойных султанов).

Не получил брат Хуссейн десяти лет, отравили брата Хуссейна. А обида девочки Мариам жжет и сейчас грудь старухи Мариам.

Наверное, поэтому она не совладала с собой и отравила Муртаза.

Мариам отошла от портрета, взяла со столика колоду карт. Еще одно греховное развлечение, наказуемое бичеванием — карты. Их завезли лет сто назад из Загорья, сразу же запретили, но по сей день в каждом доме позажиточнее играют в рамс и вист, а в трактирах — в очко и в дурака. И почти каждая старуха из благородных раскладывает пасьянсы, а иногда — что точно грозит адскими муками! — и гадает.

Мариам потасовала колоду, вытащила оттуда наугад карту — открылась трефовая дама. Дама была изображена в наряде бахристанской красавицы, в расшитом жемчугом лифе, в шелковых шальварах. Дама чем-то напоминала Фатьму — ту юную красавицу и мастерицу, которую к ее, Мариам, свадьбе прислал брат Хуссейн. Мариам с раздражением отбросила карту. Карта попала в очаг и загорелась, съеживаясь и корчась. Фатьма словно бы ожила и на глазах превращалась в седую и сгорбленную старуху, какой и была сейчас.

Мерзавка! До сих пор Мариам не могла вспоминать Фатьму без гнева.

Мало того, что она, предательница, помогла укрыться объявленной вне закона благородной даме Луаре, снабдила ее лошадьми и деньгами — и даму Луару так и не нашли; нет, она еще и сама сбежала от мести Мариам, и скрылась неизвестно где. И лишила ее, Мариам, лучшей мастерицы — хоть Фатьма уже и стала стара, и кружево ей уже не сплести, и не вышить изящный узор, но, как никто, могла скроить платье или шальвары, придумать новый фасон, чтобы смягчал недостатки фигуры, а достоинства, наоборот, подчеркивал, да так, что и самой старой и ушлой сплетнице двора не видны были ухищрения портнихи. И лишила ее, Мариам, Муртаза.

Конечно она, Мариам, виновата сама. Не нужно было знать Муртазу, что его сестра навлекла на себя гнев королевы. Но Мариам так привыкла к собачьей верности своего доверенного слуги, поверенного тайн, что и мысли не было у нее, Мариам, о том, что Муртаз может ее, королеву, упрекнуть хоть в чем-то!

А он упрекнул. Не словами — слова были вежливыми, как всегда, даже подобострастными, — но взглядом и жестом, тем, как он пошевелил пальцами.

«Султан-ханум, — сказал он, он единственный так ее называл — „султаншей“, — Фатьмы нет в городе. Она не принесет тебе вреда, она стара, и душа у нее добрая и чистая, как у жаворонка на заре. Не гонись за ней, султан-ханум!» — и сделал этот жест, то ли отгоняя что-то от себя, то ли отбрасывая…

Мариам повертела в руках колоду и бросила ее в огонь. Все равно без трефовой дамы пасьянс не разложишь. Нужно будет сказать дворецкому, Константину, чтобы выписал новую колоду.

Пожалуй, она отомстила Муртазу совсем не за его предательство, подумала вдруг Мариам. То есть и за его предательство, но больше всего — за предательство брата, Хуссейна, продавшего ее, Мариам, северному дикарю за каких-то десять лет мирной жизни. И из этих десяти он получил только пять. Кто-то другой — а не она, Мариам, — поднес Хуссейну чашу с «сердечным лекарством». А она, Мариам, смогла отомстить всего лишь Муртазу — за то, что любил сестру больше, чем ее, султаншу, султан-ханум, королеву Межгорья. Пока единственную.

Хотя — кто знает? Вестники короля, конечно, скачут быстро, но по осенней непогоде и по бездорожью вряд ли путь от Берда до Дана занял меньше, чем две недели, а за это время расторопный Марк, должно быть, уже и обвенчался со своей княжной — да поразит гниль ее печень! Быстрый, слишком быстрый король Марк — на Дануте он женился, проухаживав едва ли неделю, что там было с Региной — она, Мариам, не знает, но, кажется, тоже скоропалительное венчание; теперь эта, Анна, дочь князя с нелепым именем…

Что же делать с этой новой королевой?

Мариам вновь принялась мерить шагами свой не очень большой покой.

Вряд ли получится устроить случайную стрелу: горянки, насколько она, Мариам, помнит, не принимают участия в охоте.

Подослать к ней Алибека?

Да нет, где ему справиться с женщиной, он прям, как палка, и не умеет таиться; свалка, драка, засада — там он на месте, а вот выследить, найти удобное место и время, сделать все осторожно и тонко, и бросить тень в нужном направлении — этого он не может. Ах, Муртаз, Муртаз, как тебя не хватает!

Яд? Пожалуй, нет. И так уже поползли нехорошие слухи — после смерти Ирины, дочери благородной дамы Людмилы. Очень уж король Марк заглядывался на пухлую хохотушку Ирину, Мариам испугалась всегдашней стремительности сына («сына!») и, кажется, поторопилась, и не проявила должной аккуратности. Слухи удалось пресечь, насколько можно быть уверенной, когда имеешь дело со слухами. Это же как пожар на торфяном болоте — вроде бы и нет пламени, вроде бы и дыма нет, но только успокоишься, расслабишься — ан, опять ползет вонючий вредоносный дымок. Хорошо еще, что больше можно не бояться этих богопротивных колдуний, этих ведьм, с их умением докапываться до самых тайных тайн и со стремлением совать носы, куда не следует.