Карпов Васильевич - Маршальский жезл

• Название: Маршальский жезл
• Автор: Карпов Васильевич
• Жанр: Советская классическая проза

---

Вспомнил я свою запись об офицерах, свои оценки их действий и способностей. Придется добавить, что эти оценки меняются в зависимости от перемен, которые происходят в нас самих.

Жигалов первые месяцы службы казался мне притеснителем, жестким человеком. Я проклинал судьбу, что угодил в его взвод. Потом лейтенант покорил меня своим трудолюбием. Дальше открылись его чистота и верность долгу. Затем я обнаружил доброту и человечность. И вот наконец такая чуткость к Юрию Веточкину.

Сейчас дело не столько в Дыхнилкине, сколько в молодом сержанте. Жигалов хочет сделать из него командира отделения, иначе говоря, берет на себя заботу о нем. А ведь мог поступить проще: вернуть неподготовленного младшего сержанта на должность, не связанную с командованием, - в полку немало таких должностей.

Удивительный человек Жигалов. Но для меня он теперь не только командир и даже не просто образец военного. Мне хочется быть похожим на него во всем.

Новички

Предварительное обучение молодых солдат закончилось. Их распределили по ротам. В наше отделение пришли трое: Климов, Ракитин и Натанзон. Они еще не подкоптились на солнце, бледненькие, нежненькие.

Почему-то у молодых смешно торчат уши. Будто настороженные зайцы - ушки на макушке! У «стариков» тоже короткие прически, но совсем не лезет в глаза лопоухость. Может, потому что им все ясно и понятно?

Пополнение у нас хорошее, ребята смышленые, бойкие. Особенно выделяется Климов. Он окончил среднюю школу, много видел, много знает. В нем нет скованности новобранца - энергичный, предприимчивый. Ему все нравится.

– Хорошо! - говорит он. - Как в санатории, все расписано: когда зарядка, когда прием пищи, когда развлечения.

– Погоди, выведут в поле, там поразвлекаешься! - пугает его Дыхнилкин.

– Опять хорошо: люблю играть в казаки-разбойники!

– Лопух ты, салага зеленая, - говорит, обозлясь, Семен и, цыркнув презрительно сквозь зубы, уходит.

Климов снова в движении, бегает, хочет везде быть первым.

– Ты когда-нибудь уставал? - спросил его Степан.

– Конечно. Я от безделья устаю. Угнетает меня неподвижность. Одно время я штангой занялся, силу не знал куда деть. Пойду вечером, перекидаю железяк тонны две - легче становится. Потом пришлось бросить штангу. Мышцы тяжелые набивает, а мне эластичность нужна, у меня теннис хорошо идет. Второй разряд еще в школе имел.

У этого парня служба пролетит легко, нет в нем внутреннего сопротивления дисциплине, готов впитывать в себя все хорошее, что встречает на пути.

В автомобильном парке во время обслуживания техники Климов успел вычистить до блеска кузов машины, за рулем посидел, приборы рассмотрел и Жигалова порасспросил:

– А можно на водителя выучиться?

– Сначала свою штатную должность освойте.

– А если параллельно?

– Времени не хватит.

– Я найду.

Жигалов улыбнулся:

– Не надо искать, все придет в свое время: у нас предусмотрена взаимозаменяемость. Научитесь владеть всей техникой и оружием подразделения.

Второй новичок, Ракитин, похож на Скибова, такой же неторопливый здоровяк, но более простой и откровенный. Главное - разговорчивый. В первый же день все поведал о себе:

– Отец был шофером, в аварии погиб. Мать работала в МТС. Таскала меня туда же, не с кем было оставить дома. Бродил я по цехам, гайки да ключи были моими игрушками. Потом помогал ремонтировать тракторы, сеялки, изучил их до тонкости. Несколько раз хотел сдать экзамен на тракториста, и все знали - могу, но комиссия не допускала - мал. Когда расформировали МТС, работал в колхозе прицепщиком. Тракторист мне попался Иван-охотник, да не простой, а чокнутый на этом деле. Увидит гусей в небе - и все! Больше он не работник! Потом приспособились так: он уйдет с ружьем в лес, а меня на тракторе оставит. Оба довольны. Он гусей или уток стреляет, а я на тракторе пашу. Бывало, председатель наскочит: «Где Иван?» У меня готов ответ: «Здесь он, в лесок пошел, животом мается».

Так и работали. И деньги делили по совести, хотя для меня зарплата не главной была, первое дело - машина.

Лева Натанзон - еврей; в гражданке, наверное, был кудрявый, теперь на лице его самая броская деталь - большой крючковатый нос. Конечно, за эту «деталь» Натанзона с первого дня солдаты прозвали Руль. Прозвали без злого умысла, просто уж традиция такая: давать друг другу шутливые клички; мы даже старшего лейтенанта Шешеню, как известно, именовали Женьшенем. Но Дыхнилкин вкладывал в шутку свой смысл.

Однажды окликнул Натанзона:

– Руль, тебя старшина вызывает.

– Зачем?

– Другой автомат хочет дать.

– Какой другой?

– С кривым стволом, чтоб из-за угла стрелять.

Я хотел заступиться за молодого солдата, но вдруг произошло такое, чего никто не ожидал. Натанзон взял Дыхнилкина за грудки, притянул к себе и, глядя в упор, сказал:

– Я не знаю, кому из нас в бою потребуется кривое ружье. Но ты себе закажи кривую ложку. Если еще раз попробуешь так шутить, я сверну тебе скулы! Усвоил?

Все отделение грохнуло от смеха. Под «королем хулиганов» явно рушился трон.

Дыхнилкин это понял. Хищно вздернув плечи и страшно выкатив глаза - это его излюбленная поза, - он стал приближаться к Натанзону:

– Ах ты!…

Лева спокойно ждал. И, что было самое удивительное, слегка улыбался. Улыбочка эта была точно такая, как у фехтующих мушкетеров во французских фильмах. Чувствуя такую уверенность Левы, мы не стали разнимать. Дыхнилкин кинулся…

И все! На этом схватка кончилась самым неожиданным образом: Дыхнилкин лежал в нокдауне на полу. Лева поднял его. Глаза у Семена были мутные. Натанзон поддержал противника, пока тот пришел в себя.

– Теперь иди умойся, - добро, без тени злости сказал он Дыхнилкину. - И никогда больше не приставай к Леве Натанзону, потому что у него первый разряд по боксу.

Дыхнилкин, шатаясь, побрел в умывальник. Щадя его, мы молчали. Но как только захлопнулась дверь, опять дружно засмеялись.

– Ну и дал ты ему!

– Не переживет Дыхнилкин, зачахнет!

Лева, смущенно улыбаясь, спросил:

– Что, он хороший парень?

– Куда там! Горлохват!

– Правильно сделал. Отучил сразу, иначе он тебя извел бы.

Лева лукаво улыбнулся и опять сказал о себе в третьем лице:

– Ничего, ребята. Натанзон за себя постоять может.

– Ты в каком обществе был?

– В «Спартаке».

– А вес?

– Легкий.

– Ну, для Семена твой вес, наверное, тяжелым показался.

Вот так еще один новичок нашего отделения уверенно шагнул в службу и в первый же день снискал всеобщее уважение.

Случившемуся больше всех был рад Юра Веточкин. Младший сержант проникся к молодому солдату искренним уважением, обходился с ним учтиво и внимательно. И вообще с приходом новичков Веточкин почувствовал себя настоящим командиром. Он учил первогодков, говорил строгим голосом, наставлял и даже наказывал. А молодежь, не зная слабостей Юрика, известных нам, относилась к нему с трепетом. Он был для них командир. И именно это признание его авторитета, мне кажется, больше всего укрепляло в нем веру в свои силы. Мы со Степаном старались быть точными и исполнительными. Это удивляло Веточкина. Ничего не зная о просьбе лейтенанта Жигалова, он решил, что действительно стал настоящим сержантом.

* * *

Смешной народ все же эти новички.

Утром отделение побежало на зарядку, а Ракитин юркнул в уборную. Когда мы вернулись назад, разгоряченные, бодрые, кровь ходила волнами. Ракитин осторожно выглянул из туалета и присоединился ко всем как ни в чем не бывало. Всю зарядку в отхожем месте просидел!

– Ну как, нанюхался?

– Чего?

– Нанюхался, говорю. Ты думаешь, это полезнее зарядки?

Ракитин покраснел:

– Живот закрутило.

– Бывает, - согласился я. - Только в другой раз раскручивай в другую сторону.

– Да мне эти зарядки вообще ни к чему - здоров как бык.

– Позанимаешься, как паровоз станешь, - пошутил я.

Ракитин липнет к Степану. Смотрит на него преданными глазами и очень хочет с ним подружиться. В курилке я наблюдал такую сцену. Сидит Кузнецов, думает о чем-то своем. Он часто после отпуска сосредоточенно размышляет. Ракитин протянул пачку «Беломора».

– Не хочу, - отказался Степан.

– Может, в клуб пойдем? - снова предложил Ракитин.

– Чего ты ко мне привязался? Иди сам! - отрезал Кузнецов.

Ракитин замолчал надолго, но не обиделся и не ушел.

Степану стало жаль молодого солдата. Все-таки легкое и доброе сердце у Кузнецова; он посмотрел на Ракитина и понял: на душе его горечь.

– А чего там сегодня… в клубе? - спросил Кузнецов.

– Кино «Доживем до понедельника». Я видел, хороший фильм, - оживился Ракитин.

– Ну идем.

Они идут рядом. Молчат. Я понимаю. Степан поступил так, не желая обидеть Ракитина. И все же у меня что-то исцарапывает в груди. Ревность? Бывает, значит, и мужская ревность. Интересно, что это за чувство: надо будет покопаться, найти, откуда оно берется.