Рефат Аппазов - Следы в сердце и в памяти

• Название: Следы в сердце и в памяти
• Автор: Рефат Аппазов
• Издательство: Доля
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001

Рефат Фазылович Аппазов - один из немногих крымских татар, кого в минимальной степени коснулась трагедия депортации крымскотатарского народа. Ему посчастливилось работать рядом с легендарным главным конструктором С.П.Королёвым и быть соучастником многих выдающихся событий в области ракетно-космической техники. В конце 1980-х годов Аппазов активно включился в движение по восстановлению прав своего народа, был одним из инициаторов созыва ІІ-го Курултая крымскотатарского народа, членом президиума Меджлиса крымскотатарского народа. Книга, повествующая о некоторых значительных событиях его жизни, об интересных наблюдениях автора, написана образным и живым языком. Трагические страницы сменяются ироническими с изрядной долей юмора, оставляя место историко-политическим оценкам и даже философским рассуждениям.

---

Келдыш не был человеком бескомпромиссным, напротив, он умел искать и находить взаимоприемлемые решения, но в вопросах принципиальных был неуклонным, подтверждая свою точку зрения совершенно безотбойными логическими аргументами. Он не любил часто и долго говорить, никогда никого не перебивал, а чаще всего сидел в глубокой задумчивости с полузакрытыми или закрытыми глазами. Со стороны могло показаться, что он дремлет или думает совсем о другом. И когда вдруг своим мягким и тихим голосом вмешивался в ход дискуссии, становилось ясно, насколько глубоко и точно проникал он в суть проблемы. Особенно поражали меня его вопросы, ставившие в тупик самых подготовленных докладчиков.

В течение 13 лет Келдыш был президентом Академии Наук, в 1974 году с этого поста он ушёл по состоянию здоровья, а затем до конца жизни оставался членом Президиума Академии Наук. В 1978 году в возрасте 67 лет он скоропостижно скончался в своём гараже на даче под Москвой, по официальной версии, от сердечной недостаточности. Не исключено, что эта версия соответствует действительности, хотя высказывались и небезосновательные сомнения в её правдивости. Но это уже могло бы быть предметом совсем другого разговора.

Среди множества очень важных дел, которыми постоянно был занят Королёв, мне часто казался удивительным проявляемый им интерес к мелким, совершенно несущественным деталям какого-либо дела. Это касалось не только техники и цифр, но распространялось и на чисто поведенческие категории, которые могли вызвать тот или иной психологический эффект. Ему нравилось создавать заранее продуманные, а иногда импровизированные, почти театральные сцены, в которых главным действующим лицом чаще всего являлся он сам. Попытаюсь описать только два случая, в одном из которых я оказался невольным свидетелем, а в другом - исполнителем.

Первый случай происходил на космодроме Байконур. Сергей Павлович любил, освободившись от полигонной текучки, "отдохнуть", как он сам выражался, на волнующих его перспективных задачах. Он обычно заранее предупреждал о теме намечаемого разговора и назначал время встречи. Так было и на этот раз. Это не было отчётом о какой-то выполненной по его поручению работе, не было связано с подготовкой к обсуждению очередного проекта или особенностей предстоящего пуска. Прелесть подобных не очень частых бесед заключалась в свободном обмене мнениями, в ходе которого главный конструктор старался глубже вникнуть в специфические особенности тех или других специальных вопросов, а его собеседник обогащался идеями своего наставника.

Когда я вошёл в домик (он не жил в общей гостинице, а всегда занимал один и тот же деревянный домик, построенный по типу финских домиков), Сергей Павлович лежал на диване с какой-то книжкой в руках. Чуть приподнялся, отложил книжку на находящийся рядом стул, хотел присесть, но махнул рукой и сказал, что сегодня неважно себя чувствует.

- Ты не будешь возражать, если я буду разговаривать лёжа? - спросил он и, не дав возможности ответить, добавил: - Ну и хорошо. Возьми стул и подсаживайся поближе. Вон там, на столе, прихвати бумагу и карандаш.

Разговор касался тех ограничений, которые накладываются со стороны траекторий полёта к Луне на возможные даты старта, и связи между этими ограничениями и потребными энергетическими затратами, то есть сообщаемыми аппарату скоростями. Сергею Павловичу хотелось постичь закономерности механики этих сложных полётов, так как не очень любил те или иные утверждения принимать на веру. Да и чего греха таить, нравилось ему иногда блеснуть к месту знанием тонкостей перед какой-нибудь высокой аудиторией.

Наша интересная беседа вдруг была прервана появлением начальника секретной части экспедиции.

- Извините меня, Сергей Павлович, - бодро начал он, - я принёс вам список на премирование сотрудников за проведение срочных ночных работ согласно вашему указанию.

Сергей Павлович недовольно поморщился и присел на край дивана.

- Давайте ваш список.

Не успел он взглянуть на список, как тут же последовал вопрос:

- Почему нет визы технического руководителя?

- Я сейчас же после вас к нему подойду, Сергей Павлович.

- Вы что, порядков не знаете, Николай Иванович? - начал раздражаться Сергей Павлович. - Почему я должен вас учить таким элементарным вещам?

Не получив никакого ответа, он стал вчитываться в документ.

- Кто у вас занимается письмами? - с ещё большим раздражением спросил Сергей Павлович.

- Моисеева, Сергей Павлович, Анастасия Михайловна. Вы же её хорошо знаете.

- Я-то знаю, а вот вы, Николай Иванович, оказывается, не знаете своих сотрудников. Взгляните, что здесь написано, - и Сергей Павлович встал с дивана, подошёл вплотную к Николаю Ивановичу, поднёс бумагу прямо к его лицу и ткнул пальцем в какую-то строчку текста.

- Моисеева, - медленно прочитал Николай Иванович, - тут всё верно написано, Сергей Павлович, уже не совсем уверенно добавил он.

- Посмотрите же на инициалы, раскройте шире ваши глаза, - прикрикнул Сергей Павлович.

Увидев ошибку, Николай Иванович попытался оправдаться:

- Это машинистка второпях вместо А. М. простучала А. С., мы сейчас это исправим.

Но Сергей Павлович уже закипал:

- Послушайте, Николай Иванович, если документ приносите мне на подпись вы, вы и отвечайте за всё, что здесь написано. Пора бы это усвоить. Или вы только исполняете роль курьера между машинисткой и мною? Вы что, не понимаете, что это финансовый документ?

Николай Иванович растерялся, как-то сник и стоял, как напроказничавший мальчишка. Между тем Сергей Павлович продолжал распаляться всё больше. Было видно невооружённым глазом, что он ищет, к чему бы ещё придраться, и нашёл-таки ещё несколько мелких, ничего не значащих ошибок. Дальнейшее я бы не взялся описывать в деталях, поскольку и в словах, и в поведении было слишком много эмоций, которые я не в силах передать. Мне крайне неловко было находиться там и наблюдать за происходящим, но повернуться и уйти тоже не решался. После града довольно сильных выражений Сергей Павлович в ярости скомкал несчастную бумажку или разорвал её - точно не помню - и бросил в лицо побледневшему, как воск, Николаю Ивановичу. Обвинив его в безответственности, сказал, что снимает его с работы как никчёмного руководителя, и чтобы тот отправлялся завтра же по шпалам в Москву с этой неумеющей печатать машинисткой. Должен сказать, что многие из нас таким же способом неоднократно "отправлялись по шпалам" в Москву (только никто ни разу так и не тронулся с места).

Я стал опасаться, как бы с Сергеем Павловичем не случилось плохо, ведь всего несколько минут тому назад его что-то сильно мучило, и он лежал на диване практически больной. Грозно вскинув глаза снизу вверх, он напоследок охрипшим голосом произнёс:

- Долго вы ещё будете стоять передо мной с этой паршивой бумажкой? Отправляйтесь сейчас же к себе и переделайте всё, а я подумаю, кем вас заменить.

Чтобы как-то разрядить обстановку, как только мы остались вдвоём, я рискнул обратиться к Сергею Павловичу:

- Сергей Павлович, - сказал я, - зачем вы себя так расстраиваете из-за каких-то пустяков? Да ещё будучи не совсем здоровым. Вам нельзя так волноваться.

Сказал, а сам думаю: "Ну, сейчас и меня отправит туда же вслед. Лучше бы промолчал". Ничего не говоря, Сергей Павлович подошёл ко мне поближе, кивнул головой, подмигнул правым глазом и, чуть улыбнувшись, сказал:

- А что, Рефат Фазылович, здорово я ему поддал? Как ты думаешь, запомнит?

Я настолько опешил от такого перевоплощения, что даже не нашёлся сразу, что и ответить. Видя мою растерянность, Сергей Павлович ещё больше развеселился. Сначала тихо рассмеялся, а затем принялся так заразительно хохотать, что даже схватился за живот и не скрывал появившихся слёз. Признаться, я впервые видел его в таком раскованном состоянии. Вдоволь насмеявшись, он опять принял обычный деловой вид и сказал:

- Ну, давай делом заниматься. Ты понимаешь, люди есть люди. Многие из них, пока на них не цыкнешь, не хотят работать как следует, распускаются, особенно, когда почувствуют власть. Таких - хочешь не хочешь - обязательно надо приструнивать.

Медленно прошагав несколько раз туда-обратно по комнате, он продолжил:

- Я всё же прилягу, и давай продолжим наш разговор.

Должен признаться, эта сцена меня сильно смутила. Зачем так унижать человека, даже если он и виноват? Допустимо ли в присутствии третьих лиц разыгрывать подобные сцены? Или это делалось в назидание?

Так я узнал ещё одну черту в сложном характере нашего главного конструктора: он был неплохим артистом и умело пользовался этим своим талантом в необходимых случаях. После этого, какие бы разносы ни устраивал Сергей Павлович, он не казался уже мне таким грозным, как раньше. Но разгадать, играет он или в самом деле так серьёзно разошёлся, практически не удавалось.