Феликс Кузнецов - «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа

• Название: «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа
• Автор: Феликс Кузнецов
• Жанр: Прочая научная литература

Трагическая судьба и правда «Тихого Дона», этого великого романа — тема книги известного литературоведа и критика, члена-корреспондента РАН Ф. Ф. Кузнецова. Автор рассказывает об истории поиска черновых рукописей первых двух книг романа, выкупленных, с помощью В. В. Путина, Российской академией наук, и впервые научно исследует рукопись как неоспоримое свидетельство принадлежности романа «Тихий Дон» М. А. Шолохову. В книге впервые исследуются прототипы героев «Тихого Дона» — казаков станицы Вёшенской и близлежащих хуторов, прежде всего — Харлампия Ермакова, прототип Григория Мелехова и командующего армией вёшенских повстанцев Павла Кудинова. В книге исследована творческая биография М. А. Шолохова 1920—1930-х гг., раскрыта органическая преемственность «Тихого Дона» с «Донскими рассказами» и «Поднятой целиной», убедительно показана бездоказательность и несостоятельность домыслов «антишолоховедов».

При глубокой научности, книга читается с неослабевающим интересом. Она сопровождена богатейшим документальным и иллюстративным материалом, что помогает установить истину: великий «Тихий Дон» написал гений русской литературы М. А. Шолохов.

---

Мезенцев пишет: «Творческая особенность Ф. Д. Крюкова заключалась в том, что очень многие детали — сравнения, метафоры, образные слова и выражения, короткие эпизоды, явившиеся подлинными находками большого мастера слова, использовались им неоднократно в нескольких произведениях. Чаще всего находка появлялась в очерке, затем обнаруживалась в рассказе, перекочевывала в повесть»131. А потом, — по логике рассуждений автора, — и в «Тихий Дон».

Это и есть «индивидуальный событийный, лексико-фразеологический авторский конвой». Но примеры, представленные Мезенцевым, свидетельствуют, что «конвоировать»-то, собственно говоря, было нечего. Среди вырванных из контекста мнимых «совпадений» нет ни метафор, ни сравнений, ни других «образных слов и выражений», которые были бы «подлинными находками большого мастера слова», каковым, кстати, Крюков никогда не был.

С помощью этой сомнительной «методологии» — сопоставления отдельных, вырванных из контекста слов и выражений Мезенцев пытается отыскать в творчестве Крюкова даже прототипы «Тихого Дона». Это еще одно его филологическое «новшество» — поиск прототипов литературных героев не в реальной действительности, но — в ее отражении, в очерках, рассказах, дневниках Крюкова, — все те же безнадежные попытки найти хоть какие-то нити, ниточки, соломинки, паутинки, связывающие «Тихий Дон» с Крюковым.

Имея в виду, что Шолохов и его тесть «переписали» «крюковский» «Тихий Дон», Мезенцев вопрошает: «Мог ли Громославский или Шолохов предположить, что Леля, Лиза, Изварин и многие другие герои “Тихого Дона” отнюдь не вымышленные персонажи»?132.

Каковы основания для подобного смелого утверждения?

«Леля» — Ольга Николаевна Горчакова, жена ротмистра Горчакова. Позже она становится женой Листницкого, которому смертельно раненый ротмистр Горчаков «завещает» свою жену. Оказывается, «Леля» — это некая Е. М. Золотовская, имя которой Мезенцев обнаружил в архиве Крюкова: «...Судьба жены Горчакова — Лели в романе очень близка внешне к биографии Е. М. Золотовской. Ее письма к Ф. Д. Крюкову содержат прозрачные намеки в нежности, желании скорой встречи»133. В Е. М. Золотовскую был влюблен брат Ф. Д. Крюкова, Александр Дмитриевич. «В письме к Ф. Д. Крюкову Золотовская пишет: “Я буду жаловаться на Вашего братца, он невозможный человек. Вы, наверное, уже знаете, что он влюблен в меня, и влюблен так, что я ничего подобного не видела и не слышала, а только читала, он страшно меня ревнует ко всем...”»134.

Но такое же чувство, — комментирует письмо Золотовской Мезенцев, — испытывает Листницкий к Леле Горчаковой: «...Он <...> рассуждал, как герой классического романа, терпеливо искал в себе какие-то возвышенные чувства <...> он, разжигаемый ревностью к мертвому Горчакову, желал ее, <...> исступленно...» (3, 56—57). И вот этого «совпадения» — одинаковых слов о «ревности», которая встречается только при чтении классических романов, — Мезенцеву достаточно, чтобы объявить Лелю Горчакову «невымышленным персонажем» и назвать в качестве ее прототипа Золотовскую, промелькнувшую в переписке Крюкова.

«Лиза», как мы помним, — дочь купца Мохова и возлюбленная погибшего на фронте студента Тимофея в «Тихом Доне».

Мезенцев находит прототип и Лизы, и автора «дневника» студента. Им оказывается земляк и друг Крюкова, студент Ветютнев (в будущем — писатель Воротынский), а Лиза — одна из его возлюбленных. «Обратимся к его откровенным письмам, в которых он, не таясь, описывает свои любовные похождения. Внешние приметы его жизни тоже совпадают с обликом героя “дневника” романа. Он казак с Дона, учится в московском институте»135.

Далее Мезенцев сопоставляет выдержки из «дневника» в «Тихом Доне» с выдержками из писем Ветютнева к Крюкову:

«О Лизе Моховой в романе: “Она медичка второго курса” (1, 311).

В письме Д. Ветютнева от 2 марта 1914 года находим: “...попал случайно к медичкам-клиницисткам”.

Герой “дневника” романа после связи с Лизой: “Выход. Иду на войну. Глупо? Очень” (1, 318).

Д. Ветютнев 27 ноября 1915 года: “...Готовлюсь к переосвидетельствованию, и к весне уж буду щеголять в серой шинели. Страшно идти на войну”. <...>

В романе: “...виднелась бледная Елизавета. Легонький чемоданчик держала в руках и невесело улыбалась...”; Пантелей Прокофьевич интересуется, куда она уезжает, в ответ слышит: “В Москву, на ученье, курсы проходить” (1, 128).

3 июня 1914 года Д. Ветютнев сообщает из Глазуновской Ф. Д. Крюкову в Петроград: “Всчет барышень в станице оскудение, и я пока никого не видел, кроме Лизочки... 5-го сего месяца Лизочка уезжает из Глазуновки к брату, кажется, до октября, а может, по ее словам, и совсем”»136.

Как видим, даже и имя совпало: «Лизочка»! Мезенцев всерьез полагает, что подобных «совпадений» достаточно, чтобы всерьез утверждать, будто «дневник» убитого на войне офицера написан Крюковым, прототипом же этого офицера является друг Крюкова Д. Ветютнев, а прототипом Лизы — знакомая Ветютнева, медичка-клиницистка Лизочка.

И это при том, что Д. Ветютнев, как сказано выше, — тот самый публицист Д. Воротынский, который, находясь в эмиграции, заявлял: «С Ф. Д. Крюковым я был связан многолетней дружбой и был посвящен в планы его замыслов, и если некоторые приписывают ему “потерю” начала “Тихого Дона”, то я достоверно знаю, что такого романа он никогда и не мыслил писать».

И. Н. Медведева-Томашевская и Р. Медведев выдвигали гипотезу о том, что Крюков — возможный автор «Тихого Дона». Для Мезенцева — и Макаровых — это уже не гипотеза, но очевидный факт.

Это «открытие» — перевод гипотезы об авторстве Крюкова в действительность — Мезенцев сделал на основании, как он пишет, выявления им 200 текстуальных «совпадений» «Тихого Дона» с прозой Крюкова137. Выше мы привели эти «текстуальные совпадения», выявленные Мезенцевым и поддержанные Макаровыми, на суд читателей. Но Макаровы обнародовали далеко не все мезенцевские «совпадения». Некоторые из них они, видимо, постеснялись привести. Приведем их мы:

В «Тихом Доне»: «Пристав на ходу давил пальцами угнездившийся меж бровей прыщ» (1, 243).

У Крюкова (повесть «Шквал»): «У заседателя белая шерсть на голове не прикрывала прыщей на коже».

В «Тихом Доне»: «Вчера вахмистр Толоконников послал нас шестерых в рекогносцировку» (2, 320).

У Крюкова (очерк «В углу»): «Поехали они в разъезд, на Благовещенье — шесть человек».

В «Тихом Доне» — во время призыва, перед Григорием «разложены седло с окованным, крашеным в зеленое ленчиком, с саквами и задними сумами, две шинели, двое шаровар, мундир, две пары сапог,.. на четыре ноги подков,..» (1, 233).

У Крюкова — перечисляется снаряжение призывника: «седло с прибором... саквы сухарные... два чекменя и двое шаровар, шинель... две пары сапог... две пары подков»138.

«Совпадений» такого рода можно набрать не 200, а тысячу.

Макаровы полагают, что М. Мезенцев, впервые попытавшийся обосновать авторство Федора Крюкова, «реально осуществил научный прорыв»139.

Подобные утверждения помогают нам понять, что в действительности понимает «антишолоховедение» под «наукой».

На самом деле опус М. Мезенцева реально обнаружил всю глубину кризиса, переживаемого «антишолоховедением», превращения его из видимости науки в очевидный фарс.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Цикл передач «Истина дороже» в программе «Пятое колесо» (ведущие — В. С. Правдюк и А. А. Заяц). Ленинград, 1990—1992.

2 Хьетсо Г. Плагиатор ли Шолохов? Ответ оппонентам. С. 197.

3 Макаров А. Г., Макарова С. Э. К истокам «Тихого Дона» // Новый мир. 1993. №№ 5, 6, 11. Ранее эта работа публиковалась на ротапринте во ВНИИЭ-газпрома в 1991 году: Макаров А., Макарова С. Цветок-татарник. К истокам «Тихого Дона». М., 1991.

4 Загадки и тайны «Тихого Дона». Т. I. Итоги независимых исследований текста романа. 1974—1994. Самара: P. S. пресс, 1996.

5 Кацис Л. Шолохов и «Тихий Дон»: проблема авторства в современных исследованиях // Новое литературное обозрение. 1999. № 36. С. 342.

6 Макаров А. Г., Макарова С. Э. К истокам «Тихого Дона». С. 218.

7 Там же. С. 219—220.

8 Там же. С. 220.

9 Макаров А. Г., Макарова С. Э. Вокруг «Тихого Дона»: от мифотворчества к поиску истины. М.: Пробел, 2000.

10 Загадки и тайны «Тихого Дона». С. 221.

11 Там же. С. 223.

12 Там же. С. 222.

13 См.: Петлюра Симон Васильевич; Петлюровщина // Большая Советская энциклопедия. Т. 19. М., 1975. С. 473.

14 Ермолаев Г. Исторические источники «Тихого Дона». С. 195.

15 Макаров А. Г., Макарова С. Э. Указ. соч. С. 224.

16 См.: Какурин Н. Е. Как сражалась революция. Том первый. 1917—1918 гг. М., 1990. С. 183, 245. Данные приведены В. Васильевым в комментарии: Шолохов М. А. Собрание сочинений: В 9 т. Т. 2. М., 2001. С. 375.