Чарльз Кули - Человеческая природа и социальный порядок

• Название: Человеческая природа и социальный порядок
• Автор: Чарльз Кули
• Издательство: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги
• Жанр: Философия
• Год: 2000
• ISBN: 5-7333-0016-7

Впервые на русском языке книга основоположника символического интеракционизма, давно ставшая классикой социологии. Это единственное, пожалуй, за последние 100 лет целостное исследование становления человеческого я.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Определение свободы, естественным образом следующее из предыдущих глав, может быть таким: свобода — это возможность правильного развития, развития в соответствии с заданным совестью прогрессивным идеалом жизни. Ребенок приходит в мир со множеством потенциальных возможностей, конкретная реализация которых зависит от социальных условий. Если бы его бросили одного на необитаемом острове, он — если предположить, что ему вообще удалось бы выжить, — никогда не обрел бы подлинно человеческих черт, не научился бы говорить и связно мыслить. С другой стороны, если все его окружение с самого начала способствует расширению и обогащению его жизненного опыта, он может достичь самой полной реализации своих способностей, возможной для него при существующих условиях. Насколько благоприятно воздействие социальных условий, настолько его можно назвать свободным. Таким образом, любой человек в любой период своей жизни свободен или несвободен сообразно тому, окажется или нет он в условиях, способствующих полному и гармоничному развитию его личности. Размышляя в этом ключе, мы рассматриваем индивида не обособленно от системы социального порядка в целом, но именно с точки зрения его способности занять в рамках этой системы любую из бесчисленных позиций, наиболее подходящую для него.

Без сомнения, в этой концепции имеются и неясные моменты. Что такое полное и гармоничное развитие личности? Что такое «правильное развитие», возможность обеспечить которое и есть свобода? Возможности развития бесконечно разнообразны, их невозможно себе представить, пока не начнешь осуществлять, а потому оказывается, что такое понятие свободы не дает нам ничего определенного, чем мы могли бы руководствоваться. Это в значительной степени верно: развитие невозможно четко определить ни по отношению к народам, ни по отношению к индивидам, но оно является и должно оставаться идеалом, о котором мы можем иметь лишь частичные и изменчивые представления. По сути, мы должны перестать думать о свободе как о чем-то конкретном и окончательном, что можно раз и навсегда понять и определить. Мы должны научиться понимать ее как прогрессивную линию развития, как нечто постепенно проявляющее самое себя, подобно очертаниям гор перед глазами того, кто взбирается на их склоны в тумане.

Эта неопределенность и неполнота встречаются на каждом шагу, когда мы пытаемся определить наши идеалы. Что такое прогресс? Что такое благо? Что такое красота? Что такое истина? Всякое усилие, направленное на то, чтобы дать окончательное и безошибочное определение этих понятий, сейчас, мне кажется, пора оставить; мы уже пришли к тому, чтобы признать, что благо во всех его формах является процессом, а не состоянием, оно развивается, а не достигается.

Лучшее определение свободы, возможно, — это просто наиболее плодотворный способ ее помыслить, а таковой, как мне кажется, заключается в том, чтобы рассматривать ее как контраст между тем, каков человек есть и каким он мог бы быть, тем более что наш жизненный опыт позволяет нам представить себе и то, и другое. Представления подобного рода опираются на определение свободы как возможности стимулировать и направлять наши практические усилия. Если они помогают нам понять, например, что болезненных, недоразвитых и несчастных детей можно сделать здоровыми, умными и подающими надежды, — тем лучше. С другой стороны, определение свободы как состояния, при котором людей оставляют в покое, возможно, вполне годится для тоталитарного общества, но не слишком подходит для нашего времени и нашей страны.

Философия всегда учила нас, что различные представления о благе являются просто разными версиями одной и той же идеи, и такой взгляд конечно же применим и к понятиям свободы, прогресса и истины. Таким образом, свобода может рассматриваться просто как индивидуальный аспект прогресса. Они связаны между собой так же, как индивид и социальный порядок (как это показано в первой главе), и неотделимы друг от друга. Если противопоставление того, каков есть и каким мог бы быть конкретный человек, мы распространим на все человечество, то получим понятие прогресса. Прогресс, который не ведет к росту свободы, — это, понятно, вообще не прогресс; с другой стороны, свобода, которая не коренится в общем прогрессивном развитии общества, — это еще не вполне свобода в широком смысле этого слова. Опять-таки, любое практическое представление о свободе должно быть связано и с некоторой системой моральных норм, в которой регулируются и примиряются разнонаправленные наклонности как каждой отдельной личности, так и разных людей, подобно тому как складывается цена на биржевых торгах. Моральное зло и есть несвобода, именно оно, в конечном счете, сковывает развитие личности. Выпустить на волю душевнобольных или преступников, разрешить детям шататься по улицам, вместо того чтобы ходить в школу, не означает вклада в дело свободы. Единственный критерий добра, свободы, прогресса и прочего — развитая совесть как единственный критерий прекрасного — развитое эстетическое чувство, суждение которого во многом сходно с голосом совести.

Что касается дисциплины, то свобода означает не отсутствие таковой, но наличие ее высших и наиболее рациональных форм. Свободная дисциплина действует на индивида, апеллируя к его разуму и совести и тем самым к чувству собственного достоинства; дисциплина, основанная на принуждении, действует на более примитивном уровне сознания и тем самым способствует его деградации. Человек свободен, если подчинен наиболее разумной дисциплине, на которую он способен.

Таким образом, свободны те конкретные личности и государства, которые сами этого хотят, а также отдельные личности в любом обществе и отдельные общества в целом, в большей степени отвечающие требованиям свободы.

В течение всей своей жизни я наблюдаю реальный рост свободы в большинстве наших социальных институтов. Семейная дисциплина все больше обеспечивается путем убеждения и примера и все меньше — путем запретов и розог. В школах механические методы обучения, подкрепленные боязнью наказания, все чаще уступают место методам, делающим ставку на понимание, интерес и состязательность. Церковь больше не принуждает к слепой вере в догматы, к обрядности, не пугает нас ужасом адских мук, взывая теперь к нашему разуму, состраданию и желанию служить ближним. Правительства в целом все больше полагаются на образование, науку и общественное мнение, чем на полицию и вооруженные силы. В армии и на флоте на смену суровой дисциплине и жесткой субординации отчасти приходят обращение к чувствам патриотизма, товарищества и воспитание моральных качеств. В тюрьмах все чаще прибегают к методам, направленным на облагораживание, а не на унижение личности преступника и делающим ставку на его разум, честь и чувство ответственности.

Под большим вопросом, однако, остается рост свободы в экономической сфере; но даже и здесь мы видим все большее внимание к идеалам, агитации и экспериментам по свободному участию индивидов в экономической жизни. Это позволяет надеяться на то, что существующая организация экономики, по большей части исключающая свободу, имеет тенденцию к постепенной либерализации.

Социальный порядок противоположен свободе лишь в том случае, если он аморален. Свобода может существовать только в рамках и на основе социального порядка, а потому может расти лишь по мере оздоровления и исправления последнего. Высокая степень свободы возможна только в большой и сложной социальной системе, ибо ничто иное не может обеспечить такое многообразие возможностей, благодаря которому любой человек мог бы избрать подходящий и благоприятный для себя путь развития.

Коль скоро Соединенные Штаты — свободная страна, то в чем состоит эта свобода? В первую очередь, как мне кажется, в доступности огромного количества разнообразных влияний, выбор и усвоение которых позволяет ребенку стать (в пределах, зависящих от общего состояния нашего общества) тем, кем он способен стать, и добиться в этом максимально возможного для него успеха. Эти условия начиная с раннего детства заключаются в здоровой семейной обстановке и продуманном воспитании, приспособленном к индивидуальным чертам характера, которые каждый ребенок начинает проявлять с первых дней жизни. Затем эстафету принимает хорошее школьное обучение, которое с помощью книг и учителей предоставляет ребенку богатый выбор влияний, которые могут оказать на него лучшие умы прошлого. Этому же содействуют и весьма доступное техническое и профессиональное образование, и современные возможности путешествовать, позволяющие ему знакомиться со множеством интересных людей по всему миру, и публичные библиотеки, журналы, солидные газеты и пр. Все, что увеличивает возможности его выбора и при этом не сбивает с толку, способствует все большей свободе. По сути, все общественные институты, включая правительство, церкви, отрасли промышленности и т. п., не призваны выполнять никаких других функций, кроме содействия свободе человека, а потому, если в целом не справляются с этой задачей, они не соответствуют своему предназначению.