Наум Коржавин - На скосе века

• Название: На скосе века
• Автор: Наум Коржавин
• Издательство: Время
• Жанр: Поэзия
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9691-0193-7

«Поэт отчаянного вызова, противостояния, поэт борьбы, поэт независимости, которую он возвысил до уровня высшей верности» (Станислав Рассадин). В этом томе собраны строки, которые вполне можно назвать итогом шестидесяти с лишним лет творчества выдающегося русского поэта XX века Наума Коржавина. «Мне каждое слово будет уликой минимум на десять лет» — строка оказалась пророческой: донос, лубянская тюрьма, потом сибирская и карагандинская ссылка… После реабилитации в 1956-м Коржавин смог окончить Литинститут, начал печататься. Но тот самый «отчаянный вызов» вновь выводит его на баррикады. В результате поэт был вынужден эмигрировать, указав в заявлении причину: «нехватка воздуха для жизни»…

Колесо истории вновь повернулось — Коржавин часто бывает в России, много печатается, опубликовал мемуары. Интерес к его личности огромен, но интерес к его стихам — ещё больше. Время отразилось в них без изъятий, без искажений, честно.

Издано при финансовой поддержке Федерального агенства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России».

Оформление и макет Валерий Калныньш.

---

ПРИОБЩЕНИЕ

* * *

И с миром утвердилась связь.

А. Блок

Всё будет, а меня не будет, —
Через неделю, через год…
Меня не берегите, люди,
Как вас никто не бережёт.

Как вы, и я не выше тлена.
Я не давать тепла не мог,
Как то сожжённое полено.
Угля сожжённого комок.

И счёты мы сведём едва ли.
Я добывал из жизни свет,
Но эту жизнь мне вы давали,
А ничего дороже нет.

И пусть меня вы задушили
За счастье быть живым всегда,
Но вы и сами ведь не жили,
Не знали счастья никогда.

1957

Осень

Вода в колеях среди тощей травы,
За тучею туча плывёт дождевая.
В зелёном предместье предместья Москвы
С утра моросит. И с утра задувает.
А рядом дорога. И грохот колёс.
Большие заводы. Гудки электрички.
Я здесь задержался.
          Живу.
            Но не врос.

Ни дача, ни город, —
          тоска без привычки.
Быть может, во мне не хватает огня,
Я, может, уже недостаточно молод…
Но осень не манит в дороги меня —
В ней нынче одни только сырость и холод.

И ноги ступают по тусклой траве.
Все краски пропали. Погода такая.
Но изредка солнце скользнёт по листве —
И жёлтым и красным листва засверкает.
Как знамя она запылает в огне
Подспудного боя.
        И станет мне ясно,
Что жизнь продолжается где-то вовне,
Всё так же огромна, остра и опасна.

Да! Осени я забываю язык.
Но всё ж временами
          сквозь груз настроенья,
Сливаюсь,
      как прежде сливаться привык,
С её напряженным и грустным гореньем.
И может быть, будет ещё один год.
Год жизни —
      борьбы с умираньем и скверной.

Пусть будет тоска. Но усталость пройдёт.
Пусть всё будет больно, но всё — достоверно.
Порывы свирепы. Не бойся. Держись.
Здесь всё на учёте: и силы, и годы.
Ведь осень всегда беспощадна, как жизнь, —
Контрольный налёт первозданной природы.
И в кронах горят желтизна и багрец.
Как отсвет трагедий,
           доступных не очень…
Для дерева — веха.
         Для листьев — конец.
А чем для меня ты окажешься, осень?

1957

* * *

Над нашей любовью не шелестов звуки —
Тюремных ключей бесконечные стуки.
И взлёты открытий, и горечь падений,
Надежда и ненависть трёх поколений.

Нам близко и дорого каждое имя.
Они теперь мёртвы, а были — живыми.
И гибли от нашего — этого — ада.
Дожить нам за них — обязательно надо.

За наше грядущее им соучастье
Они завещали нам редкое счастье:
Уют и простор чтобы вечно дружили,
Чтоб люди за воздухом к нам приходили.

1954

* * *

Смирюсь. Обижусь. Разрублю,
Не в силах жить в аду…
И разлюбить — не разлюблю,
А в колею войду.
И всё затопчет колея —
Надежды и мечты,
И будешь ты не там, где я,
И я — не там, где ты.
И станет просто вдруг сойтись
И разойтись пустяк…
Но если жизнь имеет смысл,
Вовек не будет так.

1954

Восточные стихи

Кайсыну Кулиеву

Та женщина явилась предо мной —
Вся деловитость, вся — как нынче надо.
А ты сказал:
       — Её бы видеть в зной
В саду, в горах, с корзиной винограда…
Там глушь? К лицу ей только будет глушь,
Где всё понятно, всё — давно известно,
Всё — просто жизнь: дом, дети, сад и муж —
Её призванье, облик, дом и место.
А чем она живёт, живя другим?
К чему ей фильмы, где тоска по страсти,
И важный муж с занятьем немужским?
Жизнь!.. Что за жизнь… Ни красоты, ни счастья…

…Ты говорил… И речь была стройна,
А я молчал — хоть спорщик я завзятый.
Та женщина — мне нравилась она —
Была нежна… Пускай тяжеловатой
Казалась поступь… Спорить я не стал.
Хоть с детских дней в другое верю прочно,
Хоть всё, о чём я детских дней мечтал,
Несовместимо с лирикой восточной.
Не запирать, а выводить я рад…
Да. Но теперь — бог весть с какой причины,
Закрыв глаза, я видел этот сад,
Её, на голове её корзину…
              И всё забыл…
Средь плотной тишины
Шла вверх она, шла ровно, не горбатясь,
И стали ноги сильные стройны,
И вдруг исчезла вся тяжеловатость.
Вся к месту здесь. Всё та же и не та,
Она прошла по склону вверх куда-то,
И понял я, какая красота,
Здесь в ней таится, в чуждый облик вжата.
И понял я, что в чём-то ты был прав.
Прав если не совсем, то хоть отчасти.
И грустен стал, печально осознав,
Что я отнюдь не обладатель счастья.

Та женщина явилась предо мной —
Вся деловитость, вся — как нынче надо.
Но всё равно — в горах, босая, в зной
Она несёт корзину винограда.

1964

* * *

Сдаёшься. Только молишь взглядом.
И не задушить, и не душить.
И задавать вопрос не надо —
А как ты дальше будешь жить?

Наверно так, как и доселе.
И так же в следующий раз
В глазах бледнее будет зелень
И глубже впадины у глаз.

И я — всё сдержанней и злее —
Не признавать ни слов, ни слёз…
Но будет каждый раз милее
Всё это… Всё, что не сбылось.

1960

* * *

Шла вновь назад в свою судьбу плохую.
Решительно. Свирепо. Чуть дыша…
Борясь с тоской и жалобно тоскуя,
Всем, что в ней было, мне принадлежа.
Шла с праздника судьбы в свой дом убогий.
Шла противозаконно в дом не мой.
Хотя моими были даже ноги,
Которые несли её домой.

1958

Шофёрская дружба

Целиноградскому шофёру

Толе Полковникову

На дорогах любых — и вблизи, и вдали —
Славься, дружба шофёров российской земли!

Пусть от дома далёко попал ты в беду,
В яму,
    в глину,
      в овраг,
           на дорогу не ту.
Пусть мотор непонятно себя поведёт
Или попросту выйдет с горючим просчёт.
А вокруг только степь, и вся ночь впереди.
Всё равно! Ты не думай про это, а жди!
Жди, пока не увидишь навстречу огни,
И тогда свои фары включи
             и мигни!..
Где б ты ни был — пусть холод, пусть снег,
                    пусть гроза,
Свет мигнёт — и в ответ заскрипят тормоза.
И к тебе подойдёт незнакомый шофёр
И начнёт не спеша деловой разговор.
Вы друзья, хоть и в первый встречаетесь раз.
Далеки от обоих огни автобаз.
Оба с ночью и сном вы ведёте борьбу,
Оба сами избрали вы эту судьбу —
Эту дальность дорог, где маячит причал,
Эту тряскую жизнь из концов и начал.
Первый встречный.
         Совсем незнакомый.
Любой —
Будет час,
      будет два он возиться с тобой…
И мелькнёт в твоей жизни чужой человек,
Станет близким на миг
           и исчезнет навек.

И опять на дорогах машины одни:
В полдень облака пыли, а ночью — огни.
И опять мы летим. В свете дня и во мгле.
По своей,
     по родной,
         населённой земле.

1961

На высоте

Рейхстаг не брал я в штыковом бою.
Но я всю жизнь под пулями стою.
На высоте… Вокруг свинцовый дождь,
И ты сюда ко мне не приползёшь.

Последний пост. Нельзя уйти с поста
Нельзя, чтоб пала эта высота.
Пока она стоит, пока я тут, —
В трёх измереньях всё ещё живут,

Всё длится… А падёт она едва,
Поверят все, что их всего лишь два.
И станут ниже скошенной травы,
И не поднимут больше головы.

И ты пойми, поверь в судьбу мою.
Я для тебя под пулями стою.
Ползи сюда. Ко мне. И здесь живи.
…А там, в низинах, больше нет любви.

1958

Ленин в горках