Джим Уайт - Джеймс Хэрриот. Биография

• Название: Джеймс Хэрриот. Биография
• Автор: Джим Уайт
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-8159-0944-1

Эта книга — воспоминания о Джеймсе Хэрриоте (настоящее имя — Джеймс Альфред Уайт) — всемирно известном сельском ветеринаре, книги которого выходят миллионными тиражами. Джеймс Хэрриот писал о животных — братьях наших меньших — так, как ни до, ни после него не удавалось никому.

Теперь о Джеймсе Хэрриоте написал его сын, работавший с отцом бок о бок в ветеринарной клинике еще до того, как тот стал знаменитым писателем, и для которого отец был самым близким другом. В книге собраны воспоминания людей, знавших Хэрриота, материалы из его личного архива, переписка.

Как и его отец всю свою жизнь Джим Уайт посвятил животным. Его ветеринарному стажу более пятидесяти лет.

---

1950-е годы принесли Альфу радость и удовлетворение, но ближе к концу десятилетия начался темный период его жизни. Ситуация постепенно ухудшалась, почти незаметно, но одно событие 1960 года повергло Альфа в бездну депрессии, которая продолжалась около двух лет. Это был единственный период в моей жизни, когда отец стал незнакомым для меня человеком.

Глава 18

Пятница 8 апреля 1960 года началась чудесно для Альфа Уайта. Вместе со своим другом Гаем Робом он отправился в Глазго на международный футбольный матч между Шотландией и Англией. Матч проходил в Хэмбден-Парке, и с ними собирался пойти отец Альфа. Альф всегда радовался этим поездкам. Он не только снова увидит родителей, но и сможет поговорить о футболе с Папашей, — это всегда была самая любимая тема их разговоров.

Письма, которые Папаша писал Альфу и Джоан, неизменно начинались с формальных вопросов о семье, потом он в одном-двух коротких предложениях рассказывал о себе и бабуле Уайт, а остаток письма посвящал подробным отчетам о футбольных матчах, обзорам о состоянии Футбольной ассоциации Сандерленда или своим последним впечатлениям об английской команде по крикету. Эти послания пестрели спортивным сленгом, и письма Альфа родителям, хоть и не настолько перегруженные терминологией, были написаны в том же духе. Джоан обычно читала первые пару строчек и, дойдя до начала четырехстраничного отчета о матче между «Рейнджерз» и «Селтик», передавала письмо мужу.

Приезд сына в Глазго был для Папаши главным событием года, и Альф тоже всегда радовался встрече с ним. Ему никогда не было скучно в компании отца.

Но тот день 1960 года обернулся трагедией. Приехав к дому родителей на Эннисленд-Роуд, Альф задохнулся от ужаса: перед дверью стоял катафалк. Пока они с Гаем ехали из Тирска, отец скоропостижно умер от сердечного приступа. Вместо того чтобы наслаждаться матчем между Англией и Шотландией, Альф готовился к похоронам, а несчастный Гай Роб следующим поездом вернулся домой.

Этот неожиданный сокрушительный удар сбил Альфа с ног. Он потерял дорогого человека и больше года не мог прийти в себя, скатываясь все ниже в своем отчаянии. В конце концов он погрузился в глубокую и серьезную депрессию.

Моя мать, Рози и я приехали в Глазго на похороны Папаши, и я помню выражение лица моего отца в крематории Марихилл. Он был в полном замешательстве, отчаянно пытался сдержать слезы, а все вокруг, и я в том числе, плакали, скорбя о потере близкого и дорогого для нас человека. В тот момент горе раздавило Альфа.

В письме матери вскоре после смерти отца он, пытаясь утешить ее, рассказывает о своих чувствах: «Я знаю, сейчас ты все время думаешь о нем и ощущаешь ужасную пустоту. Я тоже, как ты понимаешь. Но, знаешь, у меня возникло чувство близости с Папашей. Временами я ловлю себя на мысли, что говорю с ним о футболе или других вещах, которые были нам интересны. Все это теперь в прошлом, но я знаю одно: любовь и воспоминания не умирают никогда и служат утешением для живых».

Неудивительно, что внезапная смерть Папаши нанесла Альфу сокрушительный удар: их связывали крепкая дружба и любовь. Для меня смерть Папаши тоже стала сильным потрясением. Мне тогда исполнилось семнадцать, и в сентябре следующего года мне предстояло переехать к бабушке с дедушкой на Эннисленд-Роуд, так как я поступил на ветеринарное отделение Университета Глазго. Мне ужасно жаль, что Папаши не было со мной в мои университетские годы, но самое печальное — он не дожил до литературных успехов своего сына. Он бы необычайно им гордился, с жадностью проглатывал бы все его книги и был бы самым большим почитателем таланта Джеймса Хэрриота.

Он бы гордился всемирной славой своего сына. Альф тоже жалел, что Папаше не довелось почитать его произведения, но он считал, что один знак отличия доставил бы его отцу особую радость.

Однажды, больше тридцати лет спустя, в то время, когда Альф был в зените славы и популярности, они с Алексом Тейлором гуляли и говорили о последней награде Альфа: ему присвоили титул почетного президента футбольного клуба «Сандерленд».

— Знаешь, Алекс, — сказал он, — Папаша был бы в восторге от моих литературных успехов, но главным моим достижением он бы считал именно это звание!

Внезапная смерть Папаши стала своего рода катализатором: Альф по спирали катился в пропасть и в конце концов вошел в штопор глубокой депрессии, но не только это стало причиной его срыва. Его эмоциональное состояние стало ухудшаться еще до смерти отца. Нервные расстройства очень сложно распознать, а в его случае сказалось влияние многих факторов.

В некоторых отношениях Альф был идеальной «почвой для нервного срыва». Когда он поправился, мне часто говорили: «Странно, что у вашего отца произошел нервный срыв. Он всегда выглядел таким спокойным и, казалось, ничего не принимал близко к сердцу». Этим многое объясняется. Альф действительно производил впечатление человека, который держит ситуацию под контролем, но он всегда скрывал свои чувства; он подавлял эмоции вместо того, чтобы открыто поговорить о них.

Альф вечно о чем-то беспокоился, но при этом был замкнутым человеком, который редко делился своими сокровенными мыслями. Он беспокоился о Джоан и ее каторжной работе по дому. Он беспокоился о нас с Рози, терзаясь сомнениями, что он мало для нас делает. Он переживал из-за родителей: что, если он потеряет работу? Справятся ли они? Ведь Папашина должность в конторе не приносила стабильного дохода. Постепенное, но неуклонное исчезновение пастбищных угодий в окрестностях Тирска вызывало у него тревогу не только за будущее практики, но и за профессию ветеринара в целом. Будут ли люди и через много лет вставать ни свет ни заря, чтобы подоить корову, или какой-нибудь умник запустит в производство искусственное молоко, и это окажется проще и дешевле? Не имея никаких сбережений, Альф полностью зависел от финансовых успехов своего бизнеса. Когда в конце 1950-х возникли трения с помощниками, он сам взялся разобраться с ними, не попросив никого о помощи. Он не обсуждал свои проблемы с семьей: замкнутая натура не позволяла ему делиться с кем-либо своими тайными страхами и надеждами.

В конце 1950-х он очень переживал из-за образования детей. Мы с сестрой ходили в местную школу, но отец страстно мечтал, чтобы мы учились в частном учебном заведении. Его родители многое приносили в жертву, чтобы отправить его в платную школу, и в душе он винил себя в том, что не смог предоставить нам такую же возможность.

Начальное образование мы получили в частной школе Айви Дин, и отец намеревался оплачивать нашу учебу в средней школе, но у матери были другие идеи. Она категорически настаивала, чтобы мы учились в Тирске. В пользу ее доводов говорил тот факт, что Альфу было бы трудно найти деньги на оплату частного обучения. Он мог бы себе это позволить, перейдя на режим строжайшей экономии, и то, что он этого не сделал, лишь усугубляло чувство вины.

В действительности ему не о чем было беспокоиться. Тирская средняя школа под руководством своего директора, приятеля отца Стива Кинга, добилась поразительных результатов для сельской школы. Благодаря высокому уровню обучения в сочетании со строгой дисциплиной, мы с Рози получили прекрасное образование, но, несмотря на наши успехи, отец продолжал терзаться сомнениями: сделал ли он для нас все, что мог?

Его коллеги, Дональд Синклер и Гордон Рэй, отправили детей в платные школы, как и многие другие состоятельные жители Тирска. Ему казалось, что он — едва ли не единственный ветеринар, отдавший детей в местную школу. Что, если они не смогут добиться успеха? Сможет ли он когда-нибудь себе это простить?

Отец внимательно следил за нашей учебой, и когда на втором году я стал хуже учиться, помню, он сурово меня отчитал. Думаю, если бы я не подтянулся и не повысил успеваемость в следующем классе, он бы душу заложил, но отправил меня в платную школу.

Его беспокоило не только образование. В те времена акцент считался чем-то вроде клейма, он мог даже стать препятствием на пути к профессиональному успеху. Я рос в Йоркшире и общался с другими йоркширскими мальчишками, поэтому, естественно, говорил с акцентом, — это так беспокоило отца, что он отправил нас с Рози на занятия риторикой в соседний городок Райпон. Отец был убежден, что занятия приносят мне пользу, а я их ненавидел. У меня ничего не получалось, и в конечном счете он сдался. Сейчас все изменилось, и сельский выговор ни у кого не вызывает осуждения, но тогда отец был уверен, что мой йоркширский акцент будет мне мешать. Это лишь еще один пример его одержимости нашим благополучием, — он был преисполнен решимости во что бы то ни стало поставить нас на ноги.

Его тревоги не ограничивались лишь самыми близкими родственниками. С тех пор, как он окончил Ветеринарный колледж в 1939 году, он нес на своих плечах тяжкое моральное бремя — считал, что он в огромном долгу перед родителями и никогда не сможет его вернуть. С самых первых дней работы ветеринаром, когда он еле-еле сводил концы с концами, он регулярно посылал деньги родителям, добросовестно писал им каждую неделю и обязательно навещал их несколько раз в год. Его преданность родителям вызывала восхищение, но она имела свою цену. Я хорошо помню день окончания Ветеринарного колледжа при университете Глазго в 1966 году. Приехали мои родители. Они остановились у бабушки на Эннисленд-Роуд. Мы отмечали это радостное событие, и бабушка сказала мне: