Яков Кривенок - За час до рассвета

• Название: За час до рассвета
• Автор: Яков Кривенок
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1979

Повесть, написанная на документальной основе, рассказывает о борьбе подпольщиков Приазовья во время Великой Отечественной войны. Это переработанный вариант ранее издававшейся повести «Человек без имени».

Книга адресована молодежи, широкому кругу читателей.

---

Максима Максимовича заинтересовала задумка Метелина, он принялся выспрашивать, что и как. Семен на все его вопросы отвечал обстоятельно…

Лукич и Николай Лунин уже несколько недель ведут наблюдение. С немецкой точностью, каждую субботу в одно и то же время за отремонтированным оружием приезжают одни и те же люди. Перед выездом с территории завода они останавливаются у проходной и заходят к начальнику караула. Все до мелочей продумано.

Провожая Метелина, Максим Максимович строго предупредил:

— Накажи хлопцам не своевольничать. А то есть такие горячие головы. Всем ждать сигнала. Ударим в спину — по штабам, узлам связи, когда нам скажут. До этого — ни-ни!

□

От Максима Максимовича поспешил в медпункт, к Ирине. Сколько не виделись, а девушка встретила его более чем холодно.

Сделала вид, что занята неотложными делами: что-то искала на столе, переставляла склянки, перелистывала журнал приема больных… И все это как-то уж очень нарочито.

Семену хотелось так много ей сказать: и порадовать новостью о наступлении Красной Армии, и хотя бы намекнуть на то, как ему там трудно без нее. Но подавленность Ирины и даже какая-то отчужденность его отпугивали. Ни о чем подобном он говорить с ней сейчас не мог.

Чтобы прервать затянувшееся молчание, Ирина сказала:

— Листовки мы теперь разносим по почтовым ящикам. Для этого привлекли группу учителей.

— У Маслова как идут дела?

— Отлично. Еще несколько паровозов на длительный ремонт отправили.

— Пожалуй, ему уже пора заметать следы. А то и себя подведет и Петра Петровича… Передай Юрию, что комитет решил направить его в порт, в доке работать. Пусть обратится на биржу труда к Вале Поляковой. Мы с нею уже условились, она поможет. Ну, а как ты?

Ирина скупо рассказала о том, как обвела вокруг пальца врачей-экспертов. Для горожан слово «биржа» было ужасно. Через нее лежал путь на каторгу. Но в Германию не брали больных трахомой, экземой, туберкулезом. Спасая советских людей, врачи-подпольщики выдавали фиктивные справки. Трубникова зерном клещевины натирала глаза здоровых людей, веки краснели, как при трахоме. Такое массовое «заболевание» вызывало у немцев подозрение. Одну молодую работницу из депо положили в госпиталь для тщательного исследования.

И тут помог Юрий Маслов. Через знакомую санитарку, работавшую в госпитале, передал девушке приготовленный Ириной порошок клещевины. Эксперты подтвердили прежний диагноз: трахома.

— В других местах пользуются твоим методом?

— Кажется, да.

— Ну, а о себе что же ничего не расскажешь?

Ирина удивленно посмотрела на Семена.

— Как там Надежда Илларионовна? — поспешил добавить он.

— Ничего. Клава раза два прибегала. О тебе все спрашивала. Волнуется очень.

— Для нее меня нет.

Расхрабрившись наконец, Ирина приготовила вопрос: «Муж ли он Клавы? Или это…» Произнести не успела, вошла медсестра.

Ирина повернулась к умывальнику, стала намыливать руки. Семен на бланке рецепта написал: «Хорошая! Я люблю тебя. Всю жизнь одну люблю». И вышел.

Вымыв руки, Ирина автоматически спросила:

— Много больных?

Медсестра пододвинула ей записку:

— Тот оставил.

Ирина смутилась, почувствовала, как краснеет…

Осматривала ли больного, выписывала ли рецепт, что бы ни делала, перед ней во весь рост стоял Семен — худой и бледный. «Дура я, набитая дура! — укоряла себя. — И что наделала! Бежать за ним?.. Нельзя». Сердце сжималось от стыда и раскаяния. Одно утешение — записка. Тайком раз десять прочитала ее.

В КОНОКРАДСКОЙ БАЛКЕ

После разговора с Максимом Максимовичем Метелин сразу взялся за подготовку боевой операции.

Местом его встреч с членами подпольного комитета комсомола служила заброшенная баня, сложенная из белого ракушечника на берегу речки Чернушки. Прежде в этом районе размещалась небольшая деревушка, носившая такое же название. В годы первых пятилеток Приазовск, разрастаясь, подступил к деревушке, затем вовсе поглотил ее. На месте деревянных хат воздвигли многоэтажные кирпичные дома, школу, магазины. От стародавнего сохранилась лишь эта полуразрушенная баня, стоявшая на откосе, заросшем кустарником.

Непосвященный не много бы понял из разговора Семена Метелина с Николаем Луниным.

— Ничего не изменилось? — спросил Метелин.

— Все то же, — ответил Лунин. — Они живут по раз установленному расписанию.

— У ворот останавливались? — не унимался Семен.

— И останавливались, и к начальнику караула заходили, шнапс пили.

— Справится ли Маслов?

— Лукич? — переспросил Николай. — Он до войны собственную эмку водил. Я в нем не сомневаюсь.

— Красная Армия наступает, нам ждать больше нельзя, оружие может потребоваться завтра-послезавтра. Вот вам для маскировки. — И Метелин передал сверток, полученный от Максима Максимовича. — Пронесете-то как?

— Запросто, — ответил Лунин. — На себя наденем, а сверху натянем спецовку.

— Кажется, обо всем договорились. — Метелин протянул руку: — Ну прощай, до субботы.

— Всего хорошего…

Метелин с грустью подумал: «А ведь новой встречи может и не быть». Он хорошо понимал, на что идут Николай с Лукичом. Очень рискованную затеяли операцию, опасную, дерзкую. Но что делать, иначе оружия не добудешь… Надо бы уходить, а ноги окаменели.

Видимо, поняв состояние Семена, Николай еще раз пожал его руку:

— Все будет хорошо, не волнуйся. — И первым вышел из предбанника.

□

В субботу во двор мастерских по ремонту оружия въехала крытая брезентом автомашина. Когда автоматы и пулеметы были погружены, раздались удары молотка о рельс, возвещающие конец рабочего дня.

Цехи быстро опустели, лишь Лунин и Лукич — отец Юрия Маслова — присели за ящик с инструментом и притаились.

Они видели, как загруженная оружием автомашина остановилась у проходной. Из кабины выскочил унтер-офицер и сунул часовому пропуск. В это время из двери караульного помещения, потягиваясь, показался белобрысый вахмистр — начальник охраны завода. Признав в унтер-офицере знакомого, добродушно похлопал его по круглому животу. Повелительным жестом унтер-офицер поманил к себе шофера. Тот подошел к ним, размахивая бутылкой шнапса. Все трое скрылись в караульном помещении.

Люди за ящиком моментально скинули спецовки, под которыми были немецкие мундиры. Повременив какое-то время — дав возможность шоферу и унтер-офицеру расположиться как следует в караульном помещении, уверенно подошли к грузовику. Сев на место шофера, Лукич включил зажигание. Лунин положил на подоконник зарешеченного окна завернутый в газету сверток с миной.

Часовой выглянул из будки. За рулем сидел немец, рядом — унтер-офицер, отдавший ему заранее пропуск. Запоминать лица выезжающих не входило в его обязанность, да и сгустившиеся сумерки скрывали лица.

Как только грузовик тронулся, часовой услужливо открыл ворота. Минуя проходную, Николай лихо ему козырнул. Отъехав метров сто, услышали взрыв. Опустив стекло, Николай посмотрел назад. Над мастерскими клубился дым. Машина свернула на боковую улицу.

— Теперь дай бог ноги, — проговорил Лунин.

Лукич, вцепившись обеими руками в руль, понимающе кивнул головой. В это время справа распахнулась калитка, со двора выбежали немцы-автоматчики и бросились наперерез грузовику.

— Засыпались, — одними губами проговорил Лукич, — что будем делать?

Лунин не ответил. Дождавшись, когда немцы поравнялись с машиной, приказал:

— Лукич, стой! — Николай выскочил из машины и сам подбежал к немцам, дико закричал:

— Шнель, шнель! Дорт ист брант! Партизанен ист дорт![5]

Автоматчики со всех ног кинулись к мастерским, а машина свернула в тихий переулок. Благополучно проехали несколько кварталов поселка Южного. Вон уже видна дорога в степь. И вдруг навстречу выскочил мотоцикл с коляской. Еще издали немцы сигналами фар потребовали остановиться. Солдат в коляске угрожающе направил автомат, взял грузовик на прицел.

— Накрыли-таки! — Лукич зло выругался.

— Остановись, но мотор не глуши, — подсказал Николай.

Приблизившись, фашист у самого радиатора, развернул мотоцикл, опустил ногу на землю.

— Дави! — шепнул Николай.

Взревел мотор, машина сделала рывок: крик, стон…

Грузовик нырнул за угол, свалил огородный плетень и выскочил в степь…

Было уже совсем темно, когда они добрались до Конокрадской балки. В мирное время здесь пасли скот. Сейчас нетронутая трава заматерела от холода. Время стерло когда-то проторенную колесами дорогу, по которой вывозился камень-ракушечник. В городе поныне сохранилось много домов, сложенных еще до революции из этого податливого материала. А балок таких вокруг города было великое множество.