Эдриан Маршалл - И неба будет мало

• Название: И неба будет мало
• Автор: Эдриан Маршалл
• Издательство: Панорама
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7024-2685-3

Можно ли простить любимому человеку предательство? Ивон Уэллинг подозревает, что ее муж Джерри, всегда такой чуткий и любящий, добрый и сильный — словом, идеал настоящего мужчины, — лжет ей. Ивон терзается подозрениями и в конце концов решает развестись с ним. Она наняла адвоката и привела в зал суда своих лучших подруг, чтобы те отстояли ее право — право уйти от мужа, который когда-то казался самым близким и дорогим человеком…

---

Вот предательница, с досадой подумала Ивон и неприязненно покосилась на О-Марджори, которая как ни в чем не бывало поднялась со своего стула и направилась на свидетельское место.

Теперь понятно, что она так горячо обсуждала с Каммингтоном! Впрочем, О-Марджори всегда тепло относилась к Джерри. Как видно, переживания подруги не изменили ее отношения.

Ивон повернула голову к Джерри, но тот как будто и сам был удивлен не меньше ее. Да и кто бы мог подумать, что О-Марджори проявит такую решительность?

Хотя, подумала Ивон, если хорошенько разобраться, романтичная О-Марджори, вполне возможно, полагает, что примирение с Джерри станет для меня благом. Как глупо и наивно!

Даже если Алисия Таккер, которая почему-то сразу приняла сторону Джерри, откажется аннулировать их давным-давно развалившийся брак, Ивон все равно не вернется к мужу. Один шанс из тысячи, как сказала судья Таккер. И для того, чтобы Джерри получил этот шанс, небо должно обрушиться на землю…

Джерри поймал ее взгляд, и Ивон сердито отвернулась. Ей вдруг вспомнились слова все той же О-Марджори: «Когда вы не ссоритесь, то похожи на идеальную пару».

— Мне иногда кажется, что и ссоритесь вы для того, чтобы не казаться такими уж идеальными, — улыбнулась О-Марджори, теребя завязки на своей смешной детской шапочке.

— Не говори глупостей. — Ивон хотелось показаться сердитой, но улыбка все равно выскользнула наружу, выкатилась, как забытая бусинка из кармана.

Краем глаза Ивон заметила, что Джерри тоже улыбается, позабыв об их недавней перепалке. Он пытался натянуть на Корни комбинезон, но щенок яростно сопротивлялся такому насилию. Корни очень хотел гулять, но совершенно не желал облачаться в нелепый ярко-зеленый кусок ткани, который хозяин зачем-то пытался на него нацепить.

— Наверное, ему цвет не нравится, — засмеялась Ивон, глядя на тщетные старания Джерри.

— Отличный цвет, — пробурчал Джерри, пытаясь просунуть лапы Корни в маленькие рукавчики. — Ты хотела, чтобы мы одели его в розовый?

— Ты же знаешь, что я не люблю розовый.

— Когда-то я думал, что ты не любишь блондинок, — заметил Джерри, покосившись на золотистые волосы Ивон.

Ивон пожала плечами. Не объяснять же ему, что он так часто заглядывался на проходящих мимо блондинок, что ей ничего не оставалось, как привлечь к себе его внимание именно таким образом.

Наконец решимость Джерри пересилила упрямство Корни. Щенок был одет и готов увидеть свой первый в жизни снег. Стоило ему выскочить за порог, как он сразу же бросился гоняться за снежинками, так, словно они были живыми. Поняв, что снежинки вовсе не играют с ним в салки. Корни нырнул в сугроб и попробовал есть снег, решив, что это горка мороженого.

Джерри, Ивон и О-Марджори хохотали от души, глядя на проделки Корни, который никак не мог понять, с чем он имеет дело.

— Это снег, Корни, — объяснил щенку Джерри, — Обыкновенный снег. Для тебя, конечно, он необыкновенный, а вот для твоих родителей привычное дело.

— Родителей? — косо посмотрела на него Ивон. — Нет, я, конечно, люблю Корни как члена семьи, но мы вовсе не его родители. Мы хозяева. Обыкновенные хозяева, которые любят свою собаку. И вообще, я терпеть не могу, когда хозяева называют своих питомцев сыновьями или дочками. По-моему, звучит глупо и пошло.

— Ничего пошлого и глупого я в этом не вижу, — огрызнулся Джерри. — Что пошлого в том, что люди так любят своего щенка или котенка, что сравнивают его с ребенком?

— Не знаю. Но меня это раздражает.

— Тебя вообще раздражает все, что касается детей. Всегда, когда я пытаюсь поговорить с тобой о ребенке, ты начинаешь беситься и делать такое лицо, будто я с тобой поделился какими-то мерзкими подробностями вроде того, как сходил в туалет.

— Не драматизируй, Джерри.

— Да так и есть. Видела бы ты себя со стороны в такие моменты.

— О, Джерри, не надо так строго судить Ивон. Наверное, она просто еще не готова стать матерью, — вмешалась О-Марджори.

— Не готова? — хмыкнул Джерри. — Прости меня, но Ивон уже не восемнадцатилетняя девочка. Мама родила меня, когда ей было совсем немного за двадцать.

— Многие женщины рожают и после тридцати пяти, — фыркнула задетая Ивон. — И вообще, я не хочу об этом говорить.

— Вот видишь, — кивнул Джерри О-Марджори. — Опять. И выражение лица такое же.

— Какое?

— «Фи, какая гадость. Дорогой, ты что, хочешь превратить меня в инкубатор?»

— Ты сам все опошляешь, — раздраженно буркнула Ивон.

— Я просто пытаюсь понять, почему женщина за тридцать никак не может решиться завести ребенка.

— Заводят собаку, Джерри. И мы с тобой ее завели.

— Вообще-то я не собирался заменять ребенка собакой. Я надеялся, что Корни как-то подготовит нас к будущей жизни.

— К ребенку? — усмехнулась Ивон. — Что ж, можешь считать, что Корни нас подготовил. Точнее, не подготовил, а объяснил, почему мы не можем стать родителями.

— И почему же, хотел бы я знать?

Ивон отвернулась от мужа и повернулась к О-Марджори, словно этот сакраментальный вопрос задала ей подруга.

— Знаешь, с чего начинается теперь наше утро?

О-Марджори отрицательно покачала головой.

— С того, что мы с Джерри выясняем, кто пойдет гулять с Корни. Джерри толкает меня в бок и говорит, что он сидел за романом до трех часов ночи и не сможет подняться и открыть дверь, даже если в нее позвонит президент. Я объясняю ему, что сидела за своим романом до пяти утра, но Джерри отвечает мне на это густым храпом. Как ты думаешь, О-Марджори, кто идет гулять с собакой? — Когда подруга неопределенно мотнула головой, Ивон продолжила: — Конечно же я. Но это еще цветочки по сравнению с тем, что творится вечером. Вечером я в надежде на то, что Джерри исправит утреннее упущение и выгуляет нашего любимого песика хотя бы один раз, стучусь к нему в кабинет. Что же я слышу в ответ на свое предложение? А то, что к Джерри пришло вдохновение, так что сейчас отрывать его от романа настоящее кощунство. То, что мою музу спугнул скулеж Корни, никого не волнует. Я должна идти и выгуливать собаку, которая уже физически не может ждать, пока хозяева разберутся, чья муза важнее.

— Вы люди творческие, — мягко ответила О-Марджори, понимая, что этот возмущенный монолог адресован не ей, а хмурому Джерри. — Вам тяжело брать на себя ответственность.

— Увы, Джерри так не считает. Он просто перекладывает ответственность на меня, как видно полагая, что мой пол позволяет мне легче мириться с неудобствами. Не сомневаюсь, что с ребенком будет то же самое. Мне придется вставать по ночам, менять памперсы и заниматься кормлением в одиночку. Ведь я же женщина. Правда, Джерри?

— Иногда у меня возникает чувство, — повернулся Джерри к О-Марджори, решив продолжить традицию, начатую женой, — что я женился не на Ивон, а на Хелене Колхэм. Во всяком случае, подобные речи я слышу уже не впервые. Ивон не хочет готовить одна, потому что это дискриминация. Ивон не может убираться, потому что это дискриминация, и наконец, апофеоз всего этого феминистического идиотизма: Ивон не хочет ребенка, потому что и это дискриминация. Мне что же, рожать его самому? Чтобы Ивон не считала себя ущемленной?

— О, ну зачем ты так, Джерри?

— Пусть говорит, мне плевать. Если честно, я была бы не против. Но, увы, это невозможно. А вообще-то дело тут вовсе не в моем «феминистическом идиотизме». Просто в моей семье, в отличие от семьи Джерри, не было культа мужчины. Мой отец не считает зазорным взять в руки швабру и протереть пыль в гостиной. Он прекрасный кулинар. И всегда был замечательным отцом. Кстати сказать, его отцовство не сводилось к тому, чтобы гулять со мной в парке по выходным. Папа не брезговал менять мне памперсы и кормить меня из ложечки…

— Одно у него определенно хорошо получилось, — зло улыбнулся Джерри. — Поить тебя из бутылочки. То-то я смотрю, как ловко ты управляешься с виски.

Ивон вспыхнула. Ей впервые в жизни захотелось влепить Джерри пощечину, но она сдержалась.

— О, Джерри, ну нельзя же так, — поспешила вмешаться О-Марджори. — Шутки над родителями запрещенный прием.

— А он и не шутил, — усмехнулась Ивон, пытаясь скрыть за усмешкой слезы, подкатившие к глазам. — Оскорблять моих родителей Джерри считает каким-то особенным шиком. Наверное, сказываются детские комплексы. У него-то нет даже пьющего отца. А мать до сих пор трясется над старыми фотографиями мужчины, который послал ее ко всем чертям и ушел к другой…

— О, Ивон!

— Ну и стерва же ты!

— О, Джерри!

Зачерпывая комья рыхлого снега носками сапог, Ивон направилась к Корни, который все еще пытался разобраться в том, что такое снег, и внимательно обнюхивал сугроб около дома миссис Твидди. Ей мучительно хотелось куда-нибудь сбежать, скрыться где-нибудь, подальше от ядовитого взгляда Джерри и вообще от людских глаз. Ей хотелось плакать, но она еще в детстве поняла, что слезы никого не трогают. Напротив, делают людей еще злее. Если ты плачешь, значит, ты слабый, А если ты слабый, тебя можно бить. Лучший способ самоутверждения — довести противника до слез. А Джерри становился ее противником все чаще и чаще.