Лякмунт - Основание

• Название: Основание
• Автор: Лякмунт
• Жанр: Фэнтези

Секвенция (лат. Sequentia «следование») - последовательность событий (элементов), по завершению которой возникает мираклоид – явление или событие, сопряженное с кажущимся нарушением всеобщих законов природы, в т.ч., законов сохранения. Считается, что С. объясняют большинство чудес абрахамических и др. религий. С. характеризуется периодом внимания и периодом безразличия. Основной источник сведений о С. – герменевтика и смежные дисциплины. С. открыты в 2010 году. Изучением С. занимается секвентология.

Малый Российский словарь научных терминов. Изд. 4., 2010 г.

---

А что у нас с обувью? К фраку положены лаковые черные туфли. Нет, пожалуй, на это я пойти не готов. Выберем что-нибудь поскромнее. Вот этот пиджачок, кажется, называется смокинг. Шелковые лацканы, как у фрака, однако, ласточкиного хвоста сзади нет. К смокингу, похоже, полагается кушак. Я видел кушак уже надетым – что-то вроде широкого шелкового пояса. Как он должен выглядеть в шкафу – висеть или лежать и, тем более, как его пристроить вокруг талии, я не имел представления. Смокинг отпадает. Хреновый из меня аристократ.

В дверь постучались.

– Да! Войдите! – крикнул я.

На пороге показался незнакомый молодой человек. Одет он был во фрак, как и положено официанту при высокой кухне. Хорошо, что я решил не надевать фрака.

Подождите секундочку, – попросил я, – и снова подошел к распахнутому шкафу. Кажется, вот, что я искал. Красный пиджак, униформа нового русского двадцатилетней давности, неотъемлемая часть облика бизнесмена эпохи первоначального накопления капитала. На сегодня сохранился только в анекдотах. И еще в этом шкафу. Такого шанса упускать нельзя. Я решительно надел красный пиджак и посмотрелся в зеркало. Пиджак сидел прекрасно, но в ансамбле явно не хватало золотой цепи на шее и золотых же колец-гаек. На месте моих длинных светлых волос, гораздо лучше бы смотрелся темный ёжик. Ну что ж, философски подумал я, никто не совершенен. Жаль, что кроссовки не белые, но и так сойдет.

Интересно, а кого это я собираюсь эпатировать? – подумал я, выходя вслед за молодым человеком из комнаты.

Молодой человек во фраке шествовал впереди ровной походкой, с очень прямой спиной. Мне пришло в голову, что его очень украсил бы поднос с шампанским, который он должен был бы нести в правой руке над головой.

Я вспомнил, чем меня сейчас будут угощать, и начал думать о том, что на свете было много вещей, о которых я мечтал годами, и которые меня горько разочаровали. Тропические фрукты, о которых я читал в детстве, представляя их волшебный вкус, сейчас можно купить в любом большом супермаркете – киви, манго, личи, папайа, рамбутан, не говоря уже о кокосе. Довольно быстро я пришел к мнению, которого придерживаюсь до сих пор, что самый вкусный фрукт это – хорошее яблоко. Хотя здесь следует уточнить, что манго, которым я отдал должное в Индии, имели мало общего с тем твердым и безвкусным фруктом, напоминающим арбузную корку, который каждый может приобрести в московском магазине.

Разочаровали меня также фильмы, книги, журналы с откровенным содержанием (я имею в виду эротику разной степени тяжести). Не могу сказать, что с годами я сделался равнодушным к самому объекту этого вида искусства, скорее наоборот – мой практический интерес к этому увлекательному предмету с каждым годом только возрастает. Но голая художественная правда, к которой я, как и любой взрослый, могу получить неограниченный доступ через интернет, уже не слишком привлекает.

С раннего возраста я много читал – в основном, книги из домашней библиотеки. Большая часть домашних книг была приобретена еще в советские времена, и практически не пополнялась современными печатными изданиями, на ярких обложках которых были изображены космолеты, чудовища, мускулистые герои и не очень одетые девушки. Хотя я с большим удовольствием читал дома книги в блеклых обложках, значительная часть из которых была издана до моего рождения, меня не оставляло предвкушение того момента, когда я буду покупать любые, какие захочу, книги. Это время настало и выяснилось, что значительная часть из того, что действительно стоило прочитать, включая такие легковесные жанры, как приключения, детективы и фантастика, была переведена на русский язык еще в советские времена. Причем многие переводы были весьма хороши, куда лучше, чем большинство сегодняшних. Прошу понять меня правильно, я не бесцельно брюзжу, а стараюсь сказать, что долгое ожидание чаще, чем хотелось бы, оборачиваются разочарованием. Предположу, что, чем дольше ждешь, тем вероятнее получить, как говорят у нас в филологических кругах, полный облом.

Обратимся к ожиданиям и разочарованиям другого рода. Алкоголь, табак, возможность поздно приходить домой, а то и не приходить вовсе – как многого наслаждений всё это сулило в юные годы! Увы, и эти надежды не оправдались. Особенно отчетливо я понял это, проведя два года за границей. Оказалось, это совсем не так интересно и приятно, как я рассчитывал.

И на фоне этой мрачной картины ярким лучом состоятельности надежды на лучшее будущее мне светят устрицы. С детства я помню, что они были в меню Онегина, героев Дюма, Рабле и Жюля Верна. Став постарше, я узнал, что Дюма говорил о том, что истинный знаток употребляет устрицы в натуральном виде – без лимона и соуса. Мне казалось, что я и есть такой истинный знаток, но проверить это удалось только много лет спустя. Мопассан называл устрицы солеными сладостями и ел сырыми, как положено, и я мечтал составить ему компанию. А как мне нравилось, что считают устрицы не штуками, а дюжинами! Всё хорошее, что я читал про устриц, оказалось чистой правдой, и мои многолетние ожидания полностью оправдались – устрицы действительно пахли водорослями и морской свежестью. Их вкус описать совершенно невозможно, как это неоднократно справедливо отмечалось в литературе. Попытки сравнить их вкус и фактуру с чем-то общеизвестным заранее обречены на провал. Любое описание получается не особенно аппетитным, поскольку фактура у них, мягко говоря, слизистая, а вкус не похож ни на что. Правильнее всего сказать, что по вкусу они сама морская свежесть, и предложить интересующимся проверить это самим. Да, совсем забыл рассказать, что вопреки легендам, устрицы не пищат, когда их едят. Но, на мой взгляд, это их только украшает.

Устричное пиршество с Лоренцо меня, честно говоря, разочаровало. Моллюски были великолепны, и к моему удовольствию присутствовал мой любимый сорт устриц – белон, но Лоренцо не оправдал моих ожиданий. Дело в том, что мне несколько раз в жизни приходилось делить трапезу с изысканными гастрономами, поэтами желудка. Счастливцы, которые знакомы с наслаждением совместного со знатоком вкушения пищи, могут подтвердить, вкус улучшается многократно, и неромантический процесс введения в организм питательных веществ становится гармоничным синтезом чувственного и высоко духовного. К сожалению, итальянец уделил устрицам внимания куда больше, чем мне. Он поедал их с превеликим аппетитом и огромной скоростью и только отмахивался вилкой, когда я пытался вызвать его на гастрономический диалог. Я не хочу его ни в чем обвинять, в конце концов, я его сам пригласил за стол, но я был расстроен, что белон оказался и его любимым сортом. И вино было недостаточно кислым на мой вкус. О, как был прав Учитель Зеленой горы, говоря, что жизнь – это череда страданий!

К ужину в тот вечер Петров не вышел, и увиделись мы с ним только на утро. Я выразил желание отбыть в Москву, и Петров не стал меня задерживать. Напоследок я получил от него ряд рекомендаций относительно собственной безопасности. В частности он не советовал включать мобильный телефон до тех пор, пока я не окажусь в непосредственной близости от Роберта Карловича. Вертолет доставил меня до аэродрома, а еще через четыре с половиной часа человек Петрова встретил меня в Шереметьеве и отвез к Роберту Карловичу.

Глава IX

Траутман рассказывает о своих приключениях, а Роберт Карлович о Петрове и о секвенциях. Петров прав, Траутману грозит опасность. Законы сохранения и их нарушение. Граспéссы и их поэтические наблюдения. Сравнение возможностей грасперов и граспéсс. Траутман изучает теорию секвенций. Мираклоиды, локаторы и пентаграммы. Траутман обретает смысл жизни.

Как и договаривались, шофер высадил меня в двух кварталах от банка. Я включил мобильник, позвонил Роберту Карловичу и, убедившись, что он в банке, сказал, что буду через пять минут. Пройдя мимо шлагбаума, я сразу обратил внимание на десяток охранников, равномерно распределившихся по двору и внимательно следящих за мной, потом увидел Роберта Карловича, стоявшего у дверцы, в которую мы в прошлый раз заходили. Лицо наставника как всегда было очень серьезным. Я приветственно помахал рукой и двинулся по направлению к нему. Ответного жеста я не дождался, Роберт Карлович просто молча ждал, когда я приближусь. Мы пожали друг другу руки, он спросил: «Всё в порядке?» и больше не произнес ни слова, пока мы не очутились в лаборатории. Там мы расположились в двух креслах у ближайшего стола, где нас уже ожидал кофейник с двумя чашками, и я, не спрашивая разрешения, закурил. Откуда-то передо мной появилась пепельница, в которую я аккуратно успел два раза стряхнуть пепел, пока Роберт Карлович не произнес: «Ну, рассказывайте, Андрей. Где были, что видели?».