Елена Блонди - Татуиро (Daemones)

• Название: Татуиро (Daemones)
• Автор: Елена Блонди
• Издательство: Шико
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2012

---

Мысли множились, вырастали, как лианы и стебли из древней земли — быстро и везде. Только дай себе волю, замедлиться, думая, делая выводы и — убедить себя… В чем угодно…

— Ту-тук, — сказало ему сердце. И застучало, как кулаком по ребрам, напоминая, эй, я здесь.

По-прежнему стояла Наташа, погрузив внутрь дымного столба руки и лицо. Откачнулась и вынула горсти, наполненные серым светом. Опустила руки, ссыпая на пол жемчужный песок. Снова прижалась, доставая что-то из черноты. Будто спала, и двигалась, исполняя то, что снится. Глаза ее были прикрыты, а руки снова и снова медленно входили вовнутрь и появлялись на черной поверхности. И росла на полу горка серого света.

Открыла глаза, обжигая острой синевой, заменившей прежнюю штормовую зелень и глянула прямо на Витьку.

— Идите. Скорее. Я не смогу долго…

Руки плыли без остановок, усыпляюще, внутрь и наружу, поворачиваясь вниз ладонями, бережно сыпали серый песок, и демон стоял, гудел голосом без слов, будто спал.

— А помнишь? — ее лицо погрузилось в черный дым и слова пропали, но вместо них появилась в воздухе дрожащая по бокам картинка. Там загорелый Яша сидел на обожженной солнцем улочке городка, держа запотевшую кружку с вином, смотрел на новое платье Наташи и смеялся. И… Картинка пропала, оторванная по краю.

— А тогда… — вынули руки горсти мягкого пепла-песка, новая картинка налилась нежностью воспоминания. Эту Витька видел, но не знал тогда, что видел чужое, не себя. Жаркий берег и море синее до удивления. Бесцветный костер, маленькая Наташина грудь, испачканная сажей. Раскрытые ракушки на ржавом противне. Яша ворошит веткой угли, поддевает горячую раковину и кладет перед ней на плоский камень. Пот бежит по широкому лбу, когда он поднимает голову на крик с обрыва. И … Рвется картинка опять.

— Скорее, — шелестом сухого песка. И снова:

— А помнишь, люб мой, мой быстрый рыб…

Витька быстро и тихо, осторожно обходя фигуры, раздвинул ставшие мягкими листья высокой травы. Там, над Ритой, уже склонился Генка, рвал плотные лианы, тоже стараясь не шуметь. Нагнулся и, грызя петлю зубами, замотал головой. Витька стал помогать.

— А когда мы с тобой… и ты…

Они торопились, услышав еле заметные изменения в голосе демона. Гудение стало жестче, иногда прерывалось, но тихий Наташин голос еще держал его, мягкой ладонью на лбу беспокойного больного.

Рита сползла с ложа, ноги ее подломились, колени грохнули об пол. Упираясь руками, заплакала, завешивая лицо каштановыми волосами. Генка подхватил ее под грудь, неудобно, наверное больно, и потащил к выходу из пещеры. Витька двинулся за ним, держа в руке неизвестно когда подхваченную камеру. Наверно, положил на землю и после снова схватил.

В коридоре было тихо и странно по-двойному. Свет наливался белизной и тогда Витька чувствовал на ногах новенькие туфли, брюки натягивались на коленях и рубашка резала подмышки. И тут же свет мерк, багровел, шевеля по стенам тенями, и пот щекотал жаркую кожу, а босые ноги нащупывали тропу посреди трав и колючек.

Рита смогла идти сама, Генка держал ее за плечи. На ней появлялось блестящее платьишко и обруч на голове, украшенный султаном перьев. И расползалось, когда краснел свет.

— Куда?

— К выходу. Одеться, а, добежим, — Витька первым кинулся по коридору.

Распахнул дверь и придержал, пока двое вываливались в черную ночь. Поискал, чем бы припереть рвущуюся из рук дверь, не нашел, и побежал за Ритой и Генкой, шлепавшим по каменным плиткам. Ветер кричал и свистел, мигая звездами, носил по берегу песок вперемешку с запахами джунглей. Дорожка, освещенная мелькающими фонариками, уперлась в склон. Вправо, над морем тропа вилась белой жилкой ко входу в лабиринт. А другая уходила влево, в бывшую степь, стрелочкой, будто нарисованной мелом. Обочины ее, раньше подернутые серой полынью, терялись в черных зарослях чужих деревьев. Догнав ребят, показал на ровную стрелку:

— Туда надо.

— Уверен? — перекрикивая ветер, Генка недоверчиво осмотрел мрачные джунгли, громадно качающие витые макушки, залитые лунным светом.

Витька вспомнил, как во сне стоял у входа в пещеру и там, в ее бездне, кто-то вдруг закричал от невыносимой боли. Жилка правой тропы, поднимаясь к скальному лабиринту, вела к похожему черному зеву в камнях.

— А то. Подальше от Бешеной, понял? Лес — не страшен, если по тропе.

Дернулся пойти первым. И замер…

Время шло, переступало стрелкой с секунды на секунду и уже не останавливалось. А в его номере, в пакете на смятой кровати — подарок для Наташи. Она стоит там сейчас, в зале, держит демона, тревожа его человеческие воспоминания, вынимая их неизвестно откуда. А он — удрал…

— Вы идите.

Повернулся и помчался обратно, увязая ногами в теплом ночном песке.

Лариса шла в «Эдем». Шла быстро, нащупывая ногой привычную тропу. Старая да малые — по этой тропе бегали мальчишки и ходила она. Знала ее наизусть, получше мальчишек, ведь ходила дольше на половину земного века. Не боялась заблудиться и больше слушала книгу, которую прижимала рукой к груди. А по верхушкам огромных деревьев гулял ветер, гнул, бросал на голову листья и маленькие ветки. Через тропу юркали звери и кто-то прошел за деревьями, треща и ломая подлесок. Лариса шла. Дышала древними запахами и ноздри ее раздувались. Время, настоянное веками, бродило тяжелым вином, кружа голову. Была в нем радость, смешанная с испугом. Ларису радовало то, что радость — была. Значит, неважно, как пройдет и чем закончится, — все продолжает жить. Но мальчиков жалко, им надо помочь. От самого еще маленького, с колючей стриженой головой и страдающим сердцем. Следом — угрюмый Генка с забранными в хвост черными волосами и прямым взглядом, в котором чаще всего написано «нет», это он умеет… Витька… серые глаза, оттопыренные уши, и волосы на шее не стрижены, он, как дитя ее, не сын, нет, именно — дитя. За него — все отдать и умереть. Так надо и она это — с радостью.

Под ноги выполз изогнутый корень и она споткнулась, прижала книгу к застучавшему сердцу. Вытерла со лба упавшую сверху каплю медленного сока с резким запахом. И пошла осторожнее. Яша… Старше всех. Попался сам, хотел очень и попался. И жаль его. Потому что черные глаза и крепкие зубы, быстрое тело, весь будто яблоко на морозе — схватить и куснуть, обливаясь радостным соком. Или берут именно таких, чтоб силен был, а не киселек никчемный? И сам себе сгноил сердцевину…

В низине, где перед тем потерялся Васятка, постояла, отдыхая и, безошибочно выбрав направление, двинулась вверх, наступая на белые плоские камни.

Мужчины, что делают мир. Вертят его в сильных руках и пытаются менять.

На верхушке последнего холма Лариса остановилась. Там, где Вася воевал с лесом чертополохов, стелилась под ветром живая трава. Блестящим ковром, падая набок от сильного ветра, светила ковыльными нитями. Рисовались по огромной плоской макушке извивы и спирали. Ветер гулял, как хотел, водя множеством пальцев по травам, и рисунки менялись, плавно и медленно. Или смаргивались быстро, как набежавшая слеза, превращаясь из волн в круги, из кругов в гребни.

Она ахнула и стояла, на минуту забыв, куда идет. Две полных луны смотрели сверху и свет их жил на меняющемся орнаменте поля, делая его то серебряным, то красно-медным. С усилием, напоминая себе, что не за серебром степи вышла из теплого дома, оставив там кошку и безопасность, отвела глаза. «Эдем»… Ничто не мешало ей видеть горсть накиданных на песок белых огней.

Нахмурилась, прислушиваясь. Что-то не так. «Эдем» был мертв, светил, как лампа в зале ожидания маленького вокзала, равнодушно, не заботясь, придет кто или нет. Но идти надо. Сделала несколько шагов по ослепительно красивым узорам. И остановилась. Ветер шумел у правого уха, посвистывая, уносился к высокой скале, что маячила ящером за левым плечом. И ковыль, принимая на стебли свет лун, вытянулся длинными полосами поперек ее хода. Будто серое серебро реки переходит она вброд, утопая по колено в живой и упругой травяной воде.

Подняла ногу и сапог черной кляксой очертился на светящихся волнах. Шагнула поперек и снова посмотрела на мертвые огни внизу, под холмом. Нет. Не то! Повернулась налево и пошла по течению трав, к черной скале с зашитым в нее лабиринтом камней и площадкой над пропастью. Светлые нити травы текли вместе с ней.

Витька дернул дверь. И сильнее. Выругался, оглядываясь. Всего-ничего отошел, метров сто, к подножию скал, а тут что-то случилось, дверь заперли. Стало неуютно, но раздумывать было некогда. Растянутые нити межвремени остались там, где его нет сейчас. А здесь секунда идет за секундой и все в одну сторону.

Вскочил на деревянные мостки веранды и пошел вокруг здания в слабом свете разноцветных фонариков. Миновал закуток, обрамленный легкими перильцами, в котором стоял сперва с Яшей, а потом с молчаливой Сиреной. Передернул плечами, вспомнив ее захлебнувшийся жадным визгом голос у стены травяных лезвий. Протопал по звонкому дереву вдоль темных окон и свернул за угол, к подсобному двору.