Сьюзан О'Киф - Чудовище Франкенштейна

• Название: Чудовище Франкенштейна
• Автор: Сьюзан О'Киф
• Издательство: Астрель
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-271-36939-1

Миф о чудовище, созданном руками ученого, родился два века назад под пером английской писательницы Мэри Шелли. Ее легендарный роман «Франкенштейн, или Современный Прометей» стал классикой научной фантастики и готического хоррора. Сегодня Сьюзан Хейбур О’Киф продолжает историю о жутком монстре и его создателе. У М. Шелли Франкенштейн, «отец» чудовища, погибает, но детище его живет, проклиная свое обреченное на одиночество существование. В книге О’Киф монстр невольно обнаруживает в себе человеческие качества. Ему приходится скрываться от человека, поклявшегося убить его, и необходимо устоять перед женщиной, способной погубить всех. Мучимый памятью о прошлом, отвергнувший любовь, монстр должен решить, кто же он: чудовище или все-таки человек?

«Чудовище Франкенштейна» — первая книга американской писательницы Сьюзан Хейбур О’Киф, написанная для взрослой аудитории. До сих пор О’Киф была известна как автор детских бестселлеров.

---

Таковы были первые указания, как добраться до Таркенвилля — далекого, как сама преисподняя, и столь же неприветливого. Города нет на карте. Даже если кто-то и слышал о Таркенвилле, его советы начинаются со слов «иди на север», но больше ничего путного он не говорит.

Наконец один человек предположил, что Таркенвилль — это где-то под Бервиком-на-Твиде, который и впрямь находится на севере, почти у самой шотландской границы. Мужчина не знал, по какую сторону от Бервика расположен Таркенвилль, но уж точно не с востока, иначе бы он был на дне морском.

В общем, пока что я держу путь на север, ведомый Полярной звездой к Маргарет Уинтерборн, а через нее — к Уолтону.

Ньютон-Малгрейв

10 октября

С тех пор как я переплыл пролив, мои записи напоминают не мемуары убийцы, выслеживающего жертву, а спокойные наблюдения отдыхающего. Я миновал Северный Даунс в графстве Кент, обратив внимание на палаточные города, вырастающие за одну ночь: временное жилье для толп, приходящих из Лондона убирать урожай хмеля. Я переправился через Темзу к востоку от Лондона и двинулся в Эссекс. При виде хижин с опрятными соломенными крышами и плодородной земли я затосковал по тихой семейной жизни. Но затем дождь будто кровью обагрил красноземные поля и нагнал мрачные мысли.

Колледжи Кембриджа напомнили о головокружительном интеллектуальном водовороте, в который я хотел окунуться в Ватикане. Там, в Риме, я неуклюже налетел на студента и выбил у него из рук целую стопку книг. Позже он, должно быть, обнаружил, что пропала «Этика» Спинозы.

Устав перебегать из тени в тень на городских улочках, я пришел к выводу, что курящиеся болота Линкольншира больше подходят моему настроению: по слухам, там обитали привидения. Благодаря этим демонам, призракам и малярийному воздуху я в полном одиночестве наблюдал, как сотни диких птиц внезапно покидали гнезда и взмывали, будто по команде, громко хлопая крыльями. Словно дурачок, пораженный самым обыденным явлением, я готов был обернуться к спутнику и в восхищении спросить:

— Ты видел?

Но никого рядом не было.

Дальше к северу топи недавно осушили, и по земле можно было передвигаться. Я старался держаться этих пока еще не возделанных земель. А еще дальше на холмах высились каменные особняки, которые я мог увидеть лишь издали. Самые высокие холмы достигали нескольких сотен футов. С вершины, обращенной к востоку, я видел цветные ленты, похожие на земную радугу: зелень болот, желтый ободок песка, синь моря.

Сейчас я в Йоркшире, где кругом, куда ни повернешь, текут реки, ручьи или ручейки. Переправляясь то вброд, то вплавь через Дон, Эйр, Уорф, Уз и десятки других рек, чьих названий не знаю, я вышел к морю иного рода — океану вереска. Синева его раскатистых волн нарушается лишь красноватыми пятнами стай куропаток. На пути стоит огромный каменный крест, указывающий путь — неведомо куда. Строители возвели его с таким расчетом, чтобы он угнетал людей своими размерами. Я могу без труда рассмотреть его лицевую сторону до самого верха, но надпись, высеченная на нем, за столетия была стерта ветрами и ливнями. Впрочем, сейчас светит солнце, и я присел в тени креста, чтобы это записать.

Мысли мои всегда обращены вглубь меня самого. Отец мой был атеистом. Однако же любопытно, усынови он меня, стал бы он вдалбливать мне в голову христианское вероучение? Одинокий и брошенный, я придумал собственную доктрину: сын не умирает во искупление грехов, вместо него погибает отец. Это не меньшее богохульство, нежели отцовское стремление узурпировать власть Творца, и оно тоже не приносит удовлетворения. Ни то ни другое не вселяет в меня надежду — так же как Церковь, оплот спасения. Если ад существует, вероятно, мне даже туда путь заказан.

Бервик-на-Твиде

19 октября

Я так взволнован, что буквы скачут по бумаге: только что говорил с тем, кто знает, где находится Таркенвилль. Придется вернуться: это чуть южнее. Если бы я двигался вдоль побережья, а не отправился в глубь страны, то не прошел бы мимо города.

Но гораздо важнее, что мой осведомитель также слышал о Уинтерборнах: он даже приходится кузеном человеку, ходящему за их стадами.

Сестра Уолтона, Маргарет, приехала сюда за несколько лет до того, как он пустился в безумную погоню за мной. Хотя миссис Маргарет Сэвилл прежде не была знакома с Грегори Уинтерборном, она вышла за него уже через полтора месяца после кончины мистера Сэвилла, когда осталась весьма молодой вдовой. Уинтерборн перевез жену и ее маленькую дочь сюда, в пустынную Нортумбрию, подальше от цивилизованного юга.

За годы супружества милая невеста превратилась в замкнутую, недоверчивую особу. Теперь она считает, что весь свет сговорился против нее, и за каждой тенью ей мерещится вор или убийца. Вдобавок она стала скаредной: упаси бог недосчитаться клока шерсти или куска мяса при подведении итогов.

«Мясо — это чепуха, — подумал я. — Убийца, который мерещится Маргарет повсюду, наконец пришел за ней».

У сестры Уолтона нет детей от второго брака. Можно убить лишь трех Уинтерборнов, и это огорчает. Мне бы хотелось оставить кровавый шлейф такой длины, чтобы Уолтон увидел его из самой Венеции.

Таркенвилль

24 октября

Теперь-то я знаю, почему Таркенвилля нет на карте: ведь это просто клякса на берегу — он едва заслуживает того, чтобы называться городом. Главная достопримечательность Таркенвилля — имение Уинтерборнов: уродливый куб на скале из песчаника у самого моря, слегка удаленный от обрыва. У подножия скалы есть пещера, где я и приютился.

Вблизи имения мне ничего не угрожает. Скалы коварны, и надежного спуска нет — даже для такого козлоногого, как я. На берегу перед пещерой — никаких лесок, сетей или других признаков человеческой деятельности. К тому же вход в пещеру закрывает водяная завеса, скрывая его от любопытных взоров.

Разведя в пещере огонь, я неожиданно очутился в помещении какого-то жутковато-красного оттенка — гораздо темнее песчаника. Эта окраска вызвана особым видом мха, покрывающего стены и потолок. Костер отбрасывает отблески на эти малиновые стены, и я воображаю себя адским Сатаной, плетущим козни против всего человечества.

Дров для костра здесь вдоволь, еды тоже полно. После отлива вокруг камней в лужах собираются моллюски, к тому же много морских птиц: кулики-сороки, камнешарки, травники. Кроншнепов я не трогаю: их жутковатый писк меня пугает.

Пресная вода, пища, топливо и кров над головой — еще недавно мне больше ничего не нужно было от жизни. Только бы меня оставили в покое.

А теперь? Через пару часов я взберусь на скалу и пойду к имению.

26 октября

Около часа ночи я начал крутой, почти отвесный подъем. Зная, что накидка будет мешать, я оставил ее в пещере. Холод тотчас проник сквозь тонкую рубашку. Я выдалбливал выемки для ног, порой цепляясь лишь за торчавшие корни. Потревоженные камни с грохотом катились вниз, и шум этот растворялся в нескончаемом плеске волн: прибой пожирал песок, тщетно пытаясь утолить свой голод. Я цеплялся за неподатливый камень, а меня хватал за спину ураган. Снизу, сзади и сверху штормовой ветер пытался меня сдуть.

Наконец я вскарабкался наверх и встал на каменистую почву. Предо мной простирался пустырь, в конце переходивший в сад, который зачем-то разбили на этой скудной земле. Безупречно аккуратные тропинки, посыпанные белым гравием, вели к каменным скамьям, фонтанам и статуям, но все деревья в саду были кривые и сучковатые, прижатые к земле неистовыми океанскими бурями. Выжить здесь смог лишь кустарник: он научился преклоняться перед стихией.

Дом Уинтерборнов представлял собой массивную каменную глыбу без колонн, балконов и каких-либо украшений, услаждающих взор. Маленькие надворные постройки стояли поодаль: одна напоминала конюшню, другая, поближе, вполне могла быть летней кухней, а вынесли ее на улицу, очевидно, для того, чтобы шумные усилия повара никоим образом не нарушали сна сестры Уолтона. Прочие сооружения достроили задним числом. Среди них была теплица, где, вероятно, выращивали то, чего нельзя было выжать из обычной земли. Второе здание напоминало обсерваторию, но располагалось в крайне нелепом месте — внизу рядом с домом, закрывавшим для наблюдателя половину неба. Ближе всего к обрыву и дальше всего от центральной части дома высилась часовня с большим крестом, обозначавшим набожность хозяина.

Из-за округлой стены дома появилась худощавая фигурка. Маргарет Уинтерборн? Она была в темной накидке, с фонарем в руке. Следом шли мастифы и питбули, спущенные с цепи, но совершенно ручные.

Зайдя за статую, словно она могла меня спрятать, я случайно наступил на ветку. Собаки вздрогнули и навострили уши, ожидая малейшего сигнала. Женщина тоже подняла глаза. За статуей не скроешься, а на открытом всем ветрам пятачке меня бы нельзя было не заметить.