Жозе Эса де Кейрош - Семейство Майя

• Название: Семейство Майя
• Автор: Жозе Эса де Кейрош
• Издательство: «Художественная литература»
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1985

Во второй том вошел роман-эпопея «Семейство Майа», рассказывающий о трех поколениях знатного португальского рода и судьбе талантливого молодого человека, обреченного в современной ему Португалии на пустое, бессмысленное существование; и новеллы.

---

Еще днем, оставшись один в кабинете, Карлос твердо решил сам рассказать все Марии Эдуарде — по тем высоким соображениям чести и разума, которые он обнаружил в себе и которые должны были оправдать его намерение. И он и она — не беспомощные дети и не нуждаются в том, чтобы самый страшный кризис их жизни был разрешен и улажен Эгой или Виласой; они; — сильные натуры и обладают стойким духом и достаточно здравым умом, чтобы найти достойный и разумный выход из положения, в которое их ввергла катастрофа, сломавшая их жизнь. На улицу Святого Франциска должен был пойти он, и пойти один.

Да, ему страшно было вновь увидеть ее в гостиной, согретой их страстной любовью, — теперь, когда он знал, что она его сестра… Но они — не святоши, терзаемые страхом перед преисподней, раздавленные грехом, в котором погрязли, пусть по неведению, и жаждущие укрыть в отдаленных монастырях свою плотскую страсть... Нет! Им не нужно немедля отделиться друг от друга долгим расстоянием, пролегающим между Лиссабоном и Санта-Олавией, из опасения поддаться былой слабости, едва скрестятся их взоры, горящие прежним огнем! Нет! У обоих достаточно сил, чтобы придавить сердце рассудком, словно холодным и твердым надгробным камнем, придавить намертво, так, чтобы не слышать ни его протеста, ни стенаний. И Карлос может скрепясь душой переступить порог гостиной, еще согретой его любовью…

К тому же зачем сразу призывать на помощь рассудок и мужество? Он не станет обрушивать с порога всю правду на Марию Эдуарду, не станет кричать ей театрально-патетически: «Прощай!», не станет доводить ее до взрывов страсти и бурного отчаяния. Напротив! Весь вечер, сам мучительно страдая, он лихорадочно обдумывал, как смягчить для несчастной женщины ужас того, о чем он должен ей сказать. В конце концов он нашел способ, весьма непростой и, увы, трусливый! Но что поделаешь! Лишь он даст ему возможность открыть ей все постепенно, щадя ее чувства и избавив от внезапной жестокой боли. И лишь в том случае, если Карлос, собрав все свое хладнокровие и мужество, сам пойдет на улицу Святого Франциска.

Вот почему он медленным шагом шел по Атерро и продолжал обдумывать, улучшать свой план, тихонько повторяя про себя, будто заучивая, те слова, что он ей скажет. Он войдет с озабоченным видом и скажет, что ужасно спешит и что дела по управлению хозяйством, неурядицы с арендаторами требуют его отъезда в Санта-Олавию в самые ближайшие дни. И тут же уйдет под предлогом, что ему еще надо встретиться с Виласой. Можно добавить: «Я ненадолго, скоро вернусь!» Его беспокоило одно: а что, если она его поцелует?.. Он решил, изобразив еще большую спешку, не вынимать изо рта сигару и даже не снимать шляпы… И он уйдет. И не вернется. А она, бедняжка, будет ждать его допоздна, вскакивая всякий раз, как услышит шум проезжающего экипажа!.. Завтра же вечером он уедет с Эгой в Санта-Олавию, оставив для нее письмо, что, мол, к сожалению, он получил телеграмму и вынужден был уехать раньше. Можно еще добавить: «Вернусь через два-три дня…» И он расстанется с ней навсегда. Из Санта-Олавии он сообщит ей коротко и «наспех» о внезапно обнаруженных семейных документах, которые доказывают их близкое родство. И лишь в следующем письме откроет ей всю правду и приложит письмо ее матери; напишет о необходимости разлуки, пока не будут развеяны все сомнения, и попросит ее уехать в Париж. Виласе будет поручено позаботиться о деньгах для нее, он вручит ей триста или четыреста фунтов… План непростой и подсказан малодушием, но другого нет. И кто, кроме Карлоса, сможет осуществить его с милосердием и тактом?

В вихре всех этих мыслей он не заметил, как дошел до переулка Виноградной лозы, напротив которого стоял дом Марии. Сквозь занавески гостиной пробивался мягкий свет. Остальные окна были темны — окно узенькой гардеробной, где она одевалась, окна ее спальни с балконом, украшенным хризантемами в вазах.

Он смотрел на безмолвный фасад, в котором светилось мягким светом сонного алькова лишь одно угловое окно, и тревога вновь овладевала им. Он боялся этого мягкого полумрака, царившего там, в ее спальне, и наполненного благоуханным теплом с легким запахом жасмина. Он не вошел; и медленно побрел по противоположной стороне улицы; его внутреннему взору представилась широкая уютная софа с шелковыми подушками, кружевная дорожка на туалетном столике, белый полог ее постели… Яркая полоса света, падавшая на тротуар из дверей Клуба, остановила его; и Карлос зашел туда, бессознательно привлеченный простотой и безопасностью этого входа с каменными плитами у порога, с большими газовыми рожками, без полумрака и благоухания.

Внизу, в гостиной, он пробежал глазами разложенные на столике телеграфные новости, но смысл их до него не дошел. Попросил лакея принести коньяк. Телес да Гама, насвистывая и засунув руки в карманы пальто, направлялся к выходу, но, увидев Карлоса, остановился и спросил его, будет ли он во вторник у Гувариньо.

— Может быть, — пробормотал Карлос.

— Приходите!.. Я собираю наших… К тому же это день рождения Чарли. Будут важные персоны и отличный ужин!

Вошел лакей с подносом, и Карлос, размешивая сахар в бокале, вдруг вспомнил, сам не зная почему, тот день, когда графиня продела ему розу в петлицу и подарила первый поцелуй; он увидел перед собой софу, на которую она упала, шелестя шелками… Каким все это было теперь далеким и смутным!

Выпив коньяк, Карлос вышел из Клуба. Теперь, идя вдоль домов, он не видел этого фасада, который смущал его мерцающим в окне альковным светом. Входная дверь оказалась запертой, на лестничной площадке горел газ. Он поднялся по каменным ступеням, слыша отчетливей удары сердца, чем свои шаги. Открывшая ему Мелани сказала, что сеньора немного устала и прилегла в спальне, на неразобранную постель; гостиная выглядела в этот вечер покинутой: свечи в канделябрах не зажжены; вышивание свернуто и сунуто в рабочую корзинку; книги сложены аккуратной стопкой на краю стола, где неярким светом горела лампа под желтым абажуром.

Карлос медленно стягивал перчатки, вновь встревоженный этим сонным уютом. Вдруг из дальней комнаты в гостиную, смеясь и подпрыгивая, вбежала Роза, кудри ее разметались по плечам, она простирала к нему объятия. Карлос поднял ее в воздух, приговаривая, как обычно: «Вот и наша козочка!..»

Он держал ее на весу, а она болтала ножками, и тут его пронзила мысль, что эта девочка — его племянница, что она носит его имя!.. Он отпустил ее, чуть не выронив, пораженный, словно впервые увидел это личико, под нежной и белой кожей которого текла кровь его рода…

— Почему ты так на меня смотришь? — проговорила она и с улыбкой отступила на шаг, заложив руки за спину над пышными юбками.

Он не знал почему, просто ему показалось, что перед ним другая Роза; и к его замешательству примешалась тоска по прежней Розе, той, что была дочерью мадам Мак-Грен, той, которой он рассказывал о Жанне д'Арк, той, кого качал на качелях под цветущими акациями в саду в «Берлоге». Она тем временем продолжала улыбаться, сверкая мелкими зубками и нежно глядя на него красивыми голубыми глазами; раз он такой серьезный а ничего не отвечает, значит, он играет с ней и сейчас будет говорить «голосом Карла Великого». Улыбка у нее была такая же, как у матери, с такой же ямочкой на подбородке. В ней Карлос внезапно увидел всю прелесть Марии, все очарование Марии. И он снова подхватил ее на руки, но так стремительно и начал так страстно целовать ее голову и щечки, что Роза в испуге стала вырываться. Он тотчас отпустил ее, испугавшись, что страсть его не вполне целомудренна… И уже без улыбки спросил:

— А где мама?

Роза потерла руку, нахмурив лобик:

— Отойди!.. Ты мне сделал больно.

Карлос погладил ее по волосам, руки его дрожали.

— Ну ладно, не капризничай, мама этого не любит. Где она?

Девочка, успокоившись, снова улыбалась, прыгая вокруг Карлоса и побуждая его прыгать вместе с ней…

— Мама легла спать… Она устала и сердится на меня, говорит, что я лентяйка… Ну попрыгай со мной! Не будь букой!

В этот момент из коридора позвала мисс Сара:

— Мадемуазель!..

Роза приложила пальчик к губам, давясь смехом:

— Скажи ей, что меня здесь нет! Пусть она поищет! Скажи…

Мисс Сара отвела портьеру и сразу увидела девочку, которая пряталась за Карлосом, стараясь, чтобы ее не было видно. Англичанка снисходительно улыбнулась, пробормотала: «Good night, sir»[164]. Потом напомнила, что уже почти половина десятого, мадемуазель немного простужена и должна идти спать. Тогда Карлос легонько потянул Розу за руку и ласково попросил, чтобы она послушалась мисс Сару.

Но Роза вырвала руку, возмущенная таким предательством.

— Никогда ты не сделаешь, как я хочу! Гадкий! За это я с тобой не стану прощаться!

Надувшись, она прошла через гостиную, увернулась от гувернантки, которая хотела взять ее за руку, и бросилась прочь по коридору, разразившись сердитым и упрямым плачем. Мисс Сара, улыбнувшись, извинилась за мадемуазель. Она дерзит оттого, что нездорова. Но при матери она бы так себя не вела, нет!