Сергей Есин - Дневник, 2004 год

• Название: Дневник, 2004 год
• Автор: Сергей Есин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

16 ноября, вторник. Напрягся, сам погулял с собакой, сделал зарядку. Утром хотел пойти на семинар Е. Рейна, но в Москве были такие пробки, что запоздал к десяти, а потом обсудили с Е.Ю. Сидоровым вечер Полякова, и когда я поднялся по лестнице на кафедру творчества, то как раз увидел, что по другой лестнице в 11.15 уходит Е. Рейн, уже все быстренько закончил. Но здесь счастливо подвернулся И. Ляпин, и я отправился к нему.

У Игоря уже 4-й курс. Студенты у него не очень разговорчивые. Стихи о природе и лете, написанные так, будто девочке лет сорок. Вряд ли это будет выдающийся поэт, но она уже сейчас работает корректором и редактором. Значит, как минимум будет хороший редактор. Ищет истоки, «не видит лица родного». Не универсалия, а частые сравнения и сюжеты. Пошел стиль неточной и приблизительной медитации, которая всегда производит некоторое ложное впечатление: будто бы за этим что-нибудь стоит. Впрочем, девочки на семинаре все хороши — все говорят о длиннотах, о традиционном для наших студентов унынии. Поток рифм и строф, может быть, и хорош, но где одно стихотворенье?

Игорь Ляпин точно говорит о необходимости вносить в поэзию элемент сугубо личного, если даже хотите, — судьбы. Я, естественно, тоже ввязался и поговорил на свою старую тему: не копайте литературу, копайте в первую очередь себя.

Следующим читал Олег Павлов, еще один О. Павлов, который живет в Норильске и говорит, что не занимается политикой. Стихи у него современные, политизированные, острые и очень ясные.

Мой собственный семинар посвящен рассказам В.Чуркина. Пишет Вадим удивительно прозрачно и точно. Именно те детали, какие надо, и с той силой выразительности, какая следует. Как обычно, опросил почти весь семинар. Провел летучее «голосование»: «хорошо», «средне», «плохо». Показал, вернее, вместе выяснили силу деталей — они-то как раз помнятся. Что меня в рассказах Вадика смущает: он маргинал и из своего подпола вылезать не хочет. Где-то здесь он похож на многих современных писателей: даже никакой попытки приподнять повествование он не предпринимает. Рассказы интересны даже не главным героем, в большинстве случаев это Вадик: Вадик играет в компьютерную игру, Вадик варит курицу, Вадик трахается, а в это время у него болит зуб, интересен фон, мелькание современных типов, точные детали. За десять минут до окончания рабочего дня парень садится на велосипед и ровно в четыре оказывается возле часов проходной: и точно, и не придерешься, и себя не обидел. Очень смутило меня, что мои ребята плохо читают повседневные реалии жизни. Например, никто не знал, для чего везут вагоны со щепой — варить целлюлозу.

Долго, как духовная антитеза времени со стороны другого искусства, рассказывал о фильме Андрея Звягинцева, который посмотрел вчера вечером. Здесь и новый характер, и духовный подъем. Это не просто фильм. Что бы наши снобы-кинематографисты ни говорили — успех в Каннах — это не ошибка.

Вечером из почтового ящика достал «Труд» со статьей Любови Лебединой «Табаков «обтартюфился». Заголовок говорит сам за себя, хотя и грубоват, как «обос…ся». Значит, не только я люблю и высоко ценю русский национальный театр, с его движением характеров и уточнением каждый раз смысла. Лебедина вспоминает и о знаменитом спектакле с Любшиным и Вертинской двадцатилетней давности. Теперь цитата, в которой смысл статьи, этими словами статья, впрочем, и заканчивается: «МХАТ имени Чехова снял из своего названия слово «академический», но если в дальнейшем в нем будут ставиться спектакли, подобные нынешнему «Тартюфу», то придется, может быть, подумать и о снятии слова «художественный»».

17 ноября, среда. Боря Тихоненко, кажется, с увлечением возится с моим романом, каждый раз совершая нечто большее, чем обычный редактор. Звонил ему вчера, он получил последнюю главу и повеселел, потому что мой замысел для него стал яснее. Я со своей стороны тоже думаю о некоторых обострениях именно в тех самых точках, которые уже написал. Но роман от меня отодвигается.

Вечером же собрался в дорогу, на этот раз никаких вещей, лечу в одном костюме, сборы минимальные, но спал плохо, проснулся в шесть, зарядку за много недель впервые не сделал, пошел гулять с собакой. На улице наконец-то холодно, лужи затянуты льдом, кое-где наметает снег.

Отвозил в аэропорт Толик, в Домодедово всё знакомо, даже процедура досмотра раздевания, вплоть до снятия брючного ремня. Я так увлекся этим, что забыл свой саквояж. Потом парень-охранник за ним сходил — не пропал. За мной нужен глаз да глаз. Но, с другой стороны, у меня в голове: институт, дневник, роман, две дачи, вчерашний звонок Васи Калинина, который переезжает в Москву, В.С., собака, коллегия министерства во вторник и пр. и пр. Но что же тогда в головах у тех, кто никогда и ничего не забывает?

Интересную сцену наблюдал на регистрации: азербайджанец, летевший из Москвы в Баку с семьей, сдал вещей на 130 кг. И очень не хотел платить за те 13, которые он же на пересадке добавил в Москве. Столько сначала было крику, но наши большие мощные тетки энергично его успокоили. Заплатил как миленький.

Следующие строки начнут опровергать предыдущие: внутреннюю недоброжелательность к азербайджанцам. Кстати, и парень, который «успокоился как миленький», был какой-то для Москвы нетипичный. Высокий, европеизированный, со вполне европеизированным семейством, без деревенской наглой, пузом и расхристанной грудью вперед, походки. Слова расставляю не случайно. Потом в автобусе, который вёз пассажиров к самолету, — час в накопителе я писал дневник, — его маленький сын, черноглазая кроха, сидел у меня на коленях, а его рядышком же сидевшая с другим сыном мать сказала, что семейство едет из Норильска. Ясно, что семьей они туда ездили не торговать апельсинами.

В общем, я уже прилетел в Баку к другим, не московским азербайджанцам. Я потом спросил у своих бакинских знакомых: «Откуда московские-то берутся? Из деревень, беженцы. Около миллиона человек из восьми миллионов республики — это беженцы из Карабаха и из районов, примыкающих к Карабаху. Здесь, в Карабахе, и армяне особенно не живут, не стремятся захватить земли, с которых ушли коренные жители. Опыт Израиля показал, что «поселенцев» могут «попросить» и через 26 лет колонизации. Причем попросить может собственное правительство.

Встретила меня через VIP— зал Зарифа Салахова. В дальнейшем я буду говорить о ней много. Замечательная женщина, с редкой и счастливой прозорливостью — семья, культура, учеба в Москве. Речь, конечно, дальше пойдет о ее знаменитом Музее миниатюрной книги, расположенном в самом центре Баку, стена к стене с итальянским посольством. Говорили о доме: дескать, построен в центре, о его стоимости, о связях, которые были использованы при выборе и получении места. Но какой получился замечательный музей. Его надо было придумать, двадцать лет собирать коллекцию, для начала строительства продать квартиру дочери и по уши залезть в долг к банку под 30 % годовых. Не описываю ни интерьера нижнего зала, ни прекрасных витрин, ни саму экспозицию — 4,5 тысячи книг: от книг XIX века до сегодняшних серий. Сочинения Пушкина, Гете, современные книги, сборники документов. Полиграфическое искусство, курьез? Но и еще понимание — как мало мы знаем и прочли из того, что есть и написано. Миниатюрные книги из Молдавии, Прибалтики — это ведь карта бывшего Союза. И здесь же крошечные книжки с политическими документами. Забыть ничего не удается: ни Ленина, ни Сталина. Их имена намертво впечатаны не только в историю, но и в культуру. Все это в сознании любого посетителя, вход бесплатный.

Теперь Баку. Я был здесь тридцать лет назад: город изменился, или я ничего не видел? Огромный, еще зеленый, чистый и по размаху столичный город. Прошлись по узким улочкам старого, еще в крепостных стенах, города; глупая в своих частностях и невежливая в своих деятелях советская власть могла бы здесь разрушить и больше.

Горящие факелы во дворе, оркестр национальных инструментов, играющий из «Крестного отца», кабинеты, бывшие каменные клетушки купцов. Ужинали в центре, в бывшем караван-сарае. Блинчики с мясом, с зеленью и с тыквой. Люля-кебаб, шашлык на бараньих ребрышках, всё тает во рту. Потом еще раз прошлись по центру. Людно, порядок, молодежь, хорошие лица. Развалы: серебро, ложки, вилки — это продают пенсионеры, ордена («Слава» — 12 долларов), матрешки: Путин, Буш, Бен-Ладен. Дети катаются на детских автомобилях. Автомобилей, естественно, много и других. Много, как говорят, старой архитектуры: нефть, Нобиль, купцы-армяне. Правда, первоисточником богатства был азербайджанский и русский рабочий. Памятник Шаумяну снесен, сквера 26 бакинских комиссаров нет. Показали дом, в котором жил Ландау, в этом же доме жил и Зорге.

Живу в гостинице на 15-м этаже, виден залив лукой, амфитеатр города. Вместо горячей воды — теплая хорошая постель, но лампы возле кровати нет, нет и настольной лампы. Есть телевизор. Может быть, к 30-летию Общества книголюбов Азербайджана чтение отменено?