Георгий Федотов - Судьба и грехи России

• Название: Судьба и грехи России
• Автор: Георгий Федотов
• Издательство: Издательство «София»
• Жанр: Философия
• Год: 1992
• ISBN: 5-87316-002-3

Федотов Георгий Петрович(1886 - 1951 гг.) — выдающийся русский мыслитель и историк. Его научные интересы были сосредоточенны на средневековом и древнерусском христианстве. Был близок к Бердяеву и св. Марии (Скобцовой). Защитник свободы и честности в Церкви, мысли, обществе.

Федотов  Г.П., Судьба и  грехи России /избранные статьи по философии русской истории и культуры

---

                Годы идут, а удушье застенка все сгущается над Россией. Сейчас оно более чем когда-либо отравляет культурную жизнь. Власть хочет сама строить культуру новой России, строить ее по-новому, не по марксистским трафаретам. Она, в сущности, сама не знает как. Но по-прежнему  командует, раздает директивы, ежечасно противоречащие  друг другу. Проводить их теперь обязаны не партийцы, не  испытанные марксисты, а работники культуры, для которых их ремесло, их искусство — все. Вчера они были пассивным объектом воздействия, сегодня они должны проявлять активность, угадывать веления начальства. Трудно  представить себе что-либо более отвратительное, чем собрания квалифицированной интеллигенции наших дней, —

                                                   ТЯЖБА О РОССИИ                                   

==107

по крайней мере по отчетам «Известий». Поэты, ученые, художники наперерыв выступают с унизительными покаяниями, с клеветой и доносами друг на друга. Клянутся в верности деспоту и отрекаются от идей, которым служили всю жизнь. Совсем недавно на собрании художников Рудзутак — то есть просто сталинский унтер — осмелился учить Юона, как надо рисовать и в какой манере воспитывать молодых художников. Теперь требуется «социалистический реализм», и этот лозунг развязывает наглость не вежд. Подражая пушкинскому  сапожнику в роли критика,Рудзутак находит, что нарисованная кем-то лошадь не похожа  на живую — в лошадях он, вероятно, знает толк. И серьезные люди, артисты, старый мастер Юонне  не только должны  выслушивать эту дичь, но оправдываться, давать обещания  исправиться... Можно представить себе, как задыхались они от унижения и бессильной злобы в своих постелях в ту ночь. От партии, интеллигенции, спускаясь ниже, по ступенькам социальной лестницы, в России очень определенной, — на заводах, в деревне мы находим ту же атмосферу  злобы и предательства. Испортить машину, пырнуть  ножом выскочку стахановца, сбивающего заработок, угрюмо проголосовать резолюцию о расстреле каких-нибудь вредителей и мечтать о войне, которая покончит со всеми притеснителями  — вот общественная жизнь пролетариата, все еще, по имени, господина страны. Рабочий вредительствует на фабрике, крестьянин — в колхозе — не только пассивной забастовкой, но порой, за спиной начальства, уничтожает жатву, чтобы избавить себя от лишней барщины.  Он ведет упорную, партизанскую борьбу с властью — но каким оружием! Покорный на собраниях советов, он убивает выстрелом в спину председателя или секретаря; чтобы отомстить директору совхоза, он не останавливается перед тем — мы читали и  это, — чтобы проломить  головы его детям. Нечистая, ползучая борьба, где, сцепившись  с удавом, человек сам принимает в себя что-то змеиное. Он ненавидит власть, но когда несчастный, в конец замученный   беглец из концентрационного лагеря приближается  к границе, окрестные крестьяне принимают участие  в погоне не столько из страха ответственности, сколько ради обещанной награды — за куль муки. Куль муки  — цена крови (30 сребреников). Мучительно хочется

==108                                                       Г. П. Федотов

знать, сколько их еще в России — тех, которые не прельстятся такой наградой за жизнь человека.

                2

                Поскорее отвернуться от этой картины из дантовского  ада. Есть другие изображения современной России, более  утешительные и нарисованные  свидетелями столь же достоверными. Это образы здоровья, кипучей жизни, бодрого  труда и творчества. Здесь, в эмиграции, они хорошо известны. Последние годы мы на них отдыхаем от сталинских  кошмаров. В этих  положительных образах трудно лишь  выделить моральную сторону, интересующую нас. Россия,  несомненно, возрождается материально, технически, культурно. Народ, теперь почти уже грамотный, весь прошедший через школу, жадно тянется к просвещению. Он выделяет из себя молодую, огромную по численности интеллигенцию, которая, не щадя себя, не боясь никаких жертв,  вгрызается в «гранит науки», идет на заводы, в поля — строит новую Россию, счастливую, богатую, великую. Героическая мечта этого поколения — завоевать воздух, пустыни,  полярные льды. Бесстрашие русских летчиков и полярных  исследователей вызывает изумление во всем мире. Сколько  талантов родит русская земля во всех областях творчества:  изобретателей, музыкантов, чемпионов. Как хороша русская молодежь в массовых спортивных состязаниях. Какая  слаженность, какое единство координированных движений  и усилий. Люди, смотревшие русские футбольные команды за границей, отмечали, что сила русской игры не в отдельных достижениях, не в атлетических талантах, а в согласованности и дисциплине. Это ново и поистине удивительно. К русской одаренности мы привыкли. Но знаем так же хорошо  и русский анархизм, неохоту и нелюбовь к социальной и трудовой дисциплине. Новое поколение пре одолело эту распущенность, наследие мягкого русского барства. Конец обломовщине! Впечатление здоровья и силы, идущее от русской молодежи, не рассеивается тем, что мы  узнаем о ее сексуальной жизни. В этом отношении она не хуже всякой иной молодежи нашего времени. Одно время  можно было бояться, что сознательное разрушение

                                               ТЯЖБА О РОССИИ                                   

==109

семьи и идеала целомудрия со стороны коммунистической партии загубит детей. Мы слышали об ужасающих фактах разврата в школе, и литература отразила юный порок. С этим, по-видимому, теперь покончено. Разврат детей оказался накипью революционных  лет, подобно хулиганству рабочей молодежи и детской беспризорности. Сейчас нельзя уже обобщать этих мрачных явлений. Беспризорные дети перемерли в лагерях смерти. Хулиганство сублимировалось в танцевальный запой. Школы подтянулись и дисциплинировались.  Власть поддерживает  моногамную семью, борется с абортами, с половой распущенностью. Нет, с этой стороны русскому народу не грозит гибель. Еще  не истощены физические резервы расы. Она размножается с поразительной и даже опасной для народного хозяйства быстротой.

                На  этом физическом  здоровье и крепости строится, правда, очень элементарное, но уже нравственное воспитание. Порядок, аккуратность, выполнение долга, уважение к старшим, мораль обязанностей, а не прав — таково содержание нового пореволюционного  нравственного кодекса. Нового в нем очень мало. Зато много того, что еще недавно клеймилось как буржуазноеи что является общечеловеческим. В значительной мере реставрировано десятословие. Правда, по-прежнему с приматом социального, с принесением лица в жертву обществу, но и лицо уже имеет некоторый  малый круг, пока еще плохо очерченный, своей жизни, своей этики: дружбы, любви, семьи. И тот коллектив, которому призвана служить личность, уже не узкий коллектив рабочего класса — или даже партии, а нации, родины, отечества, которые объявлены священными. Марксизм — правда, не упраздненный, но истолкованный — не отравляет в такой мере отроческие души философией материализма  и классовой ненависти. Ребенок и юноша поставлены непосредственно под воздействие благородных традиций русской литературы. Пушкин, Толстой — пусть вместе с Горьким  — становятся воспитателями народа. Никогда еще  влияние Пушкина в России не было столь широким. Народ впервые нашел своего поэта. Через него он открывает собственную свою историю. Он перестает чувствовать себя голым зачинателем новой жизни. Будущее связывается с прошлым. В удушенную  рационализмом, технически

==110                                                   Г. П. Федотов

 ориентированную душу вторгаются влияния и образы иного мира, полнозвучного и всечеловечного, со всем богатством этических и даже религиозных эмоций. Этот мир уже  не под запретом. Вечное заглядывает в глаза, через прошлое стучится в настоящее. Советский звереныш становится человеком.

                Эти образы новой России, собранные из документов, из  книг, с чужих слов подтверждаются опытно и, так сказать,  зрительно, когда мы случайно сталкиваемся с советской  молодежью — студентом, инженером, ученым, — приезжающей за границу. Грубоватые, внешне малокультурные,  они почти всегда производят симпатичное впечатление. От  них веет здоровьем и силой, и притом не злой, а сдержанной, скорее скромной, хотя и уверенной в себе силой. Разве такие бывают  глаза у провокаторов и убийц? Когда мы глядим на них, нам не страшно за Россию. Мы готовы верить в ее будущее.

                3

                Как примирить непримиримое?  Как согласовать эти два  портрета Советской России, которые оба зарисованы множеством надежных свидетелей? Простейший выход из апории — принять один и отвергнуть другой. Для большинства из нас вопрос решается не исследованием, а верой.  Изначальное «да» или «нет» современной России создает в  нас могущественную апперцепцию, которая перемалывает  впечатления жизни. К сожалению, это правило относится,  почти без исключения, к молодежи, которая ради немедленного действия избавляет себя от труда мысли. Здесь  вопрос ставится так: с Солоневичами или с возвращенцами? Между этими слепыми, или ослепленными, флангами  эмиграция все более раскалывается пополам.