Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 9 2008)

• Название: Новый Мир ( № 9 2008)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

На вручение знаков нобелевского лауреата в Москве он все еще надеется.

10 марта 72 г., пятница, Переделкино. Говорят, в “Лит. газете” лежит народный гнев против классика, давно заготовленный. Эти грязные статьи в газетах — не подготовка ли это к нашей вечной разлуке?

Видела его раза 2 мельком. Одержим, тороплив, прекрасен.

Он весь, как Божия гроза…56

Ко мне добр, хлопочет о приборе.

20/I суббота, Москва, 73. В прошлый мой приезд в Москву был на лету классик. Минут 6. Какая для меня радость — видеть его. Для меня он всегда — свет. Горячие руки, синие глаза, спешка, действие . Он и за 6 минут умеет обогревать и заряжать меня, хоть я и понимаю, что мною он не занят... Правда, пробует добыть новый прибор . Это ложный путь; нужна, вероятно, лупа. Он тоже несколько удивлен медленностью, хотя из доброты ко мне, постоянной, милой — не торопит. И с такою щедростью сказал:

— Когда вы кончите, я сразу хоть 2 дня буду читать!

Как рублем подарил. Ведь для него 2 дня — что для другого подарить 2 года.

21 февраля 73, среда, Переделкино. Нат. Ал. Решетовская написала воспоминания, в которых пишет, будто мою “Софью” в “Новый мир” принимала Р. Д. [Орлова] (!) тогда же, когда и “Ивана Денисовича”; что Твардовский выбрал “Ивана Денисовича” — но это, дескать, меня с Ал. Ис. не поссорило.

Я сказала — и мое mot57 имело успех — “пережить свою жизнь каждый из нас еще как-нибудь может, но пережить воспоминания о ней — нет”...

10 июня, четверг, Москва, “Светловы” 58. Я здесь уже 10 дней. Классика не видела ни разу, его новых родных — много раз. Алю не видала, но мать, отчима, Диму59 и Ермолая.

Живу как в осажденной крепости. Уговор с самого начала: никого

в квартиру не впускать, кроме своих друзей, окликая. Хозяева приходят

с ключами.

Три раза ломились в квартиру несомненные посланцы т. Андропова60. Все 3 — когда я одна. Днем.

1) 2 или 3 июня.

— Откройте!

— Простите, я здесь чужая, не могу открыть.

— Вы здесь стирку устраиваете, а нас заливает.

— Я сижу и пишу.

Два голоса, мужской и женский. Я дверь не открыла. Они ушли, ругаясь. Я вызвала Люшу. Она все осмотрела: нигде ни капли воды.

2) 5-го или 6-го, вежливый женский голос.

— Откройте, я из ЖАКТа, должна вручить квитанцию.

— Опустите, пожалуйста, в ящик.

— Нет, я должна лично.

Я не открыла. Ушли без ругани.

3) 8-го числа, позавчера. Звонок.

— Кто там?

— Откройте (очень грубый мужской голос). Я из агитпункта. Агитатор. (Сразу слышу: врет. Агитаторы всегда любезны до приторности.) Что же вы и агитаторам дверь не открываете?

Я бубню свое: хозяев, мол, нет и пр.

— А вы у кого тут живете?

— У Нат. Дм. Светловой.

— Ах у Светловой? А почему же она не соизволит пожаловать в агитпункт отметиться?

Я, самым вежливым голосом:

— Вот на днях будут ее родные, я им напомню.

Ответ:

— Таких, как ваша Светлова, душить надо.

Кричу:

— Это и есть ваша агитация?

Ушел.

Цель ясна: хотят войти в квартиру без ордера на обыск и все оглядеть. С ордером-то неловко: завтра весь мир будет знать.

На следующий день (вчера?) приехала Екатерина Фердинандовна. Я ей с упреком: почему они вовремя не исполняют формальности в агитпункте? Чтоб не давать поводов? Выясняется: а) еще 7-го взяты на всех открепительные талоны, б) агитатор у них женщина, а не мужчина.

После этого мы условились с Люшей и Финой: они звонят 5 раз, а на остальные звонки я не подхожу к дверям.

Я получила полуанонимные стишата за подписью Иван Русанов (член лит. объединения “Святая Русь”), обратный адрес — Красноармейская, 21 (т. е. писательский дом, где живут Копелевы) и три буквы ВТП. Такие же получил классик — сюда. Такие же — Лев Зиновьевич, но там обратный адрес: Литинститут... Стишки о крысе, которая пела о всякой тухлятине, а потом вышла на солнышко весною, “и так ей стало изумительно”, что она умерла. Хотелось бы знать, существует ли в действительности, оформилась ли уже эта фашистская организация или все — сплошной блеф?

Русанов — тут и Русь, тут и Сусанин, тут и Русанов из “Ракового корпуса”.

17 июня 73, Москва, воскресенье. Сутки тут был классик. Показал письмо — анонимное — печатными буквами, фломастер: предлагают 12-го

(т. е. уже 5 дней назад) в таком-то часу прийти на телеграф и принести

100 тысяч долларов, иначе... иначе “нам даже страшно подумать, что будет с Вами и, — подчеркнуто красным, — с Вашей семьей”. Штемпель — и

поверх штемпеля очень грубо заклеено. Он пока ничего не предпринял,

а по-моему надо — по радио всего мира. Конечно, вернее всего — это шутники, наслушавшиеся по иностранному радио, как там похищают миллионеров и дипломатов, но... чем черт не шутит. Тревожно.

Классик уделил мне целых минут 40, обрадовался линзе, которую сам же и подарил — но видит впервые, — обещал потребовать запасные лампочки. Был проницателен и очаровал меня заново: он умеет те минуты, которые отдает, отдавать в самом деле, целиком, сосредоточенно. Командовал вовсю: требовал, чтобы я взяла вторые ключи (для Люши или Фины), обучал замку2, просил жить подольше и пр.

К семейной жизни он, видимо, привыкнуть не может, хоть очень интересно говорил о сыновьях: “Ермолай — хозяин жизни, захватчик, а Игнат — он богатырь, красавец, ему 10 месяцев — и его не поднимешь,-— но скорбное выражение рта, как будто предчувствие горькой судьбы”. Кажется (слыхала от других), намечается третий младенец. Но при том жалобы: “Я сейчас жил в Борзовке, и мне так отлично работалось, а приехал на дачу — 6 дней пустых, ничего не могу — самолеты низко летают, мы просчитались”. И все расспрашивает меня, как в этой квартире, в какой лучше комнате работать... Квартира расположена гениально, но он еще не понимает, что работать вообще можно только в пустой квартире.

1 июля 73, Москва, “тупик”. Вчера был А. И. Молодой, загорелый, торопящийся, собранный; по квартире не ходит, а движется как-то прыжками. Со мной минут 10 поговорил о Люше, потом пошел к ней. Я его спросила: как он решил поступить с анонимными письмами? Решил так: написать в местное (кажется, 108-е) отделение милиции, т. е. Угрозыск,

а копия — Андропову. Что вот, мол, он получил такие-то анонимки; что ему известно-— вся его почта читается, и он возлагает ответственность

на них.

Думаю, это верно.

20 августа, 73, дача, понед. Приехала — а тут Ал. Ис. Я всегда становлюсь счастливой, повидав его — хотя он приехал и на этот раз совсем не для меня. Но — видела, слышала — этот колоссальный заряд ума и воли.

Вести всё плохие.

Ему отказали в прописке, заявив, что он должен подать заявление не в милицию, а в какой-то совет при Моссовете.

Третье письмо с угрозой убийства.

24 августа 73, пятница, Переделкино. Оказывается: когда А. И. и Люша шли вместе на станцию (по ул. Серафимовича, на Мичуринец), им повстречались на дороге Атаров и Катаев. Те стояли. А. И. спросил у Люши:

— Кто это?

Люша ответила. Тогда он:

— Я пройду с опущенными глазами.

Л.:

— Почему? Разве вы перед ними виноваты?

Они пошли. Катаев сказал:

— Здравствуйте, Люша!

Атаров:

— Здравствуйте, Люшенька.

И ни один:

— Здравствуйте, Ал. Ис.

Попомню я это Атарову. Лет 7 назад он как-то сказал мне: “Иду я по Тверской и вдруг вижу: впереди меня идет Солженицын. Он сам. Просто идет передо мной по улице. Идет великий человек, и я его вижу”.

Затем он познакомился с Ал. Ис. у нас на 90-летии.

И вот теперь он видит знакомого великого человека и не кланяется.

А с великим человеком худо. Л. очень встревожена самим его визитом-— безо всякого дела он не ездит, а тут вдруг приехал.

Ночью “Голос Америки” передал, что Солженицын обратился с гневным письмом в министерство по поводу отказа в прописке. И что друзья говорят: “Он на улице”.