Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 9 2008)

• Название: Новый Мир ( № 9 2008)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

О, как она была бы нужна ему, именно ему — Туся. Ее ум, ее образованность, ее доброта, ее свет.

26 ноября 70. Сегодня был А. И.

Сидел у меня целых 40 минут. Излучал свет, радость — и горе.

Свет — каждое его движение, слово, его обращенность ко мне. Мы как-то становимся ближе, чем были.

Нет, не потому. Он сам по себе “светозарный”, как сказала о нем АА.

14 декабря 70, понедельник. Москва. Шум в эфире по поводу А. И. продолжается, но долетает смутно, потому что глушат. Когда, где, как будут вручать диплом, премию, медаль — неизвестно. Я по-прежнему огорчена, что он не уехал в Стокгольм, что наш праздник не состоялся. Передавали, будто он примкнул к Сахаровскому комитету защиты прав человека. Не знаю, так ли это, и не знаю, надо ли это. А вот в Стокгольм ехать надо было .

Наталья Алексеевна неизвестно где, и неизвестно, сколько будет длиться из-за этого развод и оформление нового брака.

Говорят, он увлеченно пишет нобелевскую лекцию.

Дай ему Бог — всего.

Да, еще об А. И.

Он вошел ко мне (3-го? 2-го?) еще вихрее обычного и вдохновенно предложил учиться работать с помощью его диктофона. Объяснял кнопки и пр. Я не понимала ровно ничего и не научусь никогда, но тронута была бесконечно.

29 декабря 1970, вторник, Москва. Собралась ложиться. Слышу, возвращается Люша. Я в переднюю. А она не одна — на минуту с ней зачем-то М. Р. [Мстислав Ростропович].

Только что со своего концерта. (И завтра днем опять — слава Богу.) Разит вином (мы почему-то обнимались). Я его зазвала и спросила немного. Он оскорблен в высшей степени обыском на границе (обратно). Говорит, что это оскорбление нестерпимое. Читали письма жены его к нему. Он спросил:

— Вы имеете на это право?

— Да, имею.

— Тогда я пока уйду в машину, а вы делайте что хотите.

— Нет, я обязан производить осмотр в вашем присутствии.

Отобрали 5 томов А. И.

Гадостей ему пока не делают никаких (он говорит, “это будет потом”). А у жены его сняли 2 телевизионные передачи.

Опасается, как бы Д. Д. [Шостакович] (которого он боготворит) не подписал бы какую-то бумагу, готовящуюся против него среди музыкантов.

Очень возбужден.

17 января 71, Москва. А. И. кончил переделку “Августа 14-го”.

10 марта 71, среда, Переделкино. Дважды класссик. Уже готовится сесть за Узел 2-й. О Наталье Алексеевне ни он ни слова, ни я. О мальчике50: фотографирует его: “сильная спина, ноги. И голову держит”. Да это богатырь! Ведь ему 2 месяца всего, да еще недоношенный.

Так странно слышать от него о ребенке.

И еще страннее: его нежная забота обо мне. Да, нежная. Да, забота. Ищет мне сторожиху и нашел было и привел — сорвалось. И учит меня диктофону — вчера 40 минут истратил! Беда не только в моей бестолковости, а и в том, что диктофон ни в чем меня не выручит, потому что ведь переписывать я не умею... Но он хочет мне помочь, и это такая честь, что я стараюсь. Может быть, и пригодится.

24/III 71, Переделкино. Раза два был классик. Тратил на меня время, иногда даже по 30 минут, обучая на диктофоне. Я кое-как научилась, и мне даже приятно наговаривать туда, а потом слушать стихи, но для дела он мне негоден.

17 апреля 71, суббота, Москва. Только что из Переделкина. В изнеможении лежу. Слава богу, хоть дома.

Чуть приехала — оказывается, здесь классик. Зашел.

“В прошлый раз не мог с вами повидаться. Плохо мне. Я привык быть бодрым, а теперь… Семейные дела мои невыносимы”.

Я ему процитировала Герцена:

“О, семья, семья! Вот тут-то и сидят скрытые Николаи Павловичи.

С общим я справлюсь, там я боец, а тут ни любовью, ни силой не возьмешь”.

Он подивился мудрости.

Вид плохой и грустный.

Я спросила о работе.

“Теперь займусь только личными линиями. Буду их вести, а потом двину историческое”.

28 августа 1971, суббота. А. И. болен. Ноги в волдырях, он лежит и, по словам Копелева, сильно сердится на болезнь, которая мешает ему работать. Перегрев ног приравнен к ожогу II степени51.

16/IX 71, Пиво-Воды, четверг. Умер Хрущев. Хотела бы я поклониться его могиле. Он — Венгрия, он — Бродский, он — искусство, он — Куба, но думается, это не он, а они ; он же — освобождение миллионов.

Он — Солженицын.

А. И. встал на ноги, начал работать, но слег опять и очень сердится.

25 октября 71 г., понедельник, Москва. Так вот я, приехав в Москву, не застала только что ушедшего А. И., но зато его письмо, такое благодарное и благородное (“будем считать ее общей”), что от кома благодарности в горле застрял ком, и я третий день не в силах его перечесть52.

20 декабря 71, Москва, понедельник. А. И. теперь требует разрешения устроить парад не в посольстве (раз там “помещения нет”), а на частной квартире — у Али [Н. Д. Светловой]. Читала его письмо об этом. Я думаю, что затея эта безнадежна и опасна; 1) не позволят, 2) в посольстве и он, и гости все же будут как-то ограждены, а — у Али... Все поедем в милицию. Я, разумеется, готова; но зачем? Для скандала? Уж скандальнее Горлова53 не будет.

31/XII 71, пятница. Главное событие последних дней: смерть и похороны Твардовского и появление на похоронах Ал. Ис. (“А к нам не пришел”, зудит у меня мелкая, дрянная мыслишка. Все спрашивал у Люши по телефону: “ехать — не ехать?” — а она обижалась на вопрос и отвечала: “как хотите”... Тут же Мария Илларионовна [Твардовская] все равно была с ним, опиралась на него, не расставалась с ним весь день, и они отняли покойного у черной сотни... Но она была в полном разуме, я же в те дни — нет...)

Он прошел в ЦДЛ, как проходит свет, — неизвестно как, сквозь стены. Нет, существует подробный рассказ, как его не пускали и как он все-таки прошел — гордо, спокойно, окруженный друзьями, великолепно одетый. Сел в первый ряд. Его без конца фотографировали, больше чем АТ[Александра Трифоновича]; узнав, что он — в зале, не явился кто-то из членов правительства; шпиков был полон зал; по аппарату один передал: “Докладывает Петров. Он пришел. Наших в зале 100”. Вдова просила, чтобы не выступал Сурков — он выступил первым; просила, чтоб Дементьев, — он представил речь на бумажке, — не позволили. Лакшину тоже... Но все-таки Ал. Ис. вырвал похороны у них из рук. Когда остались только родные для прощания — вдова взяла под руку Ал. Ис. и подвела ко гробу; он перекрестил А. Т. Поехал на кладбище. Когда он садился в машину — вокруг стояла толпа. На кладбище у могилы впереди были уже только друзья, а те-— поодаль; Ал. Ис. бросил первый ком.

Потом он повел Марию Илларионовну — и поклонился могиле Хрущева. И все это запечатлено на сотнях фотографий.

А через 2 дня он написал чудесную страницу о похоронах, о том, как убили Твардовского...54 За границей кто-то назвал ее Элегией. Скорей бы передали, но и тут она уже пошла великолепно.

“Красавец-человек” — все умеет.

На похоронах был инцидент: когда митинг в ЦДЛ объявили закрытым, сзади из зала раздался голос. Встала девушка: “Неужели никто не скажет правды?” И все уходящие остановились, стало тихо, и она тихо и торопливо произнесла: “Говорят, что замечательный поэт, а ведь последняя поэма не напечатана; а „Новый мир” разогнали, и рот ему заткнули насильно и раньше, чем он закрыл его сам”. Никто не поддержал. Но и тычков не было. Только какие-то укоризны: “зачем вы нарушаете”.

Сегодня забегал и скороговоркой сообщил, что принимает меры для добычи увеличительного стекла. Мне это было скорее неприятно: жалость, чувство долга.

А как великолепно он написал о Твардовском. Новая у него струна — не грозная, а лирическая.

(Речь, жалко, испортил... И предыдущее о вручении у него дома было мелковато и вяловато.)

А это опять взлет.

Вчера исполнился год его сыну.

18 января 1972, Москва, понедельник. Против Ал. Ис. дурацкая статья в “Лит. газете” — насчет тетки, которая живет в нищете. И что его отец был помещик. Составлено так глупо, что даже крупицам правды, там заключенным, никто не поверит. Он, к счастью, смотрит не трагически; уязвлен только ложью об отце, который умер от случайной раны на охоте, а не от боязни красных, как там изображено55.