Владимир Жуков - Хроника парохода «Гюго»

• Название: Хроника парохода «Гюго»
• Автор: Владимир Жуков
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1980

В годы Великой Отечественной войны морякам советского торгового флота пришлось взять на себя доставку большой части вооружения, продовольствия и других грузов, которые США поставляли нашей стране по союзническому соглашению — так называемому ленд-лизу. Перипетии этих нелегких, часто опасных рейсов за океан легли в основу романа.

Описывая дальние плавания экипажа судна, автор подробно прослеживает личные судьбы своих героев — и опытных моряков, и молодежи, тех, для кого встреча с морем стала суровой школой жизни, испытанием мужества и верности.

---

Огородов не утерпел, оглянулся. Глаза у него к тому времени привыкли к темноте, так что ошибки никак не могло получиться, в точности увидел: Реут взялся за воротник Алиной куртки, запахнул поплотнее. И сказал: «Простудитесь». А сам руки не опустил.

Электрик шел себе дальше, а они, видно, еще долго так оставались, потому что Алевтина ничего в ответ не произнесла, не возразила, когда старпом решил позаботиться о ее здоровье.

Часть II

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Если посмотреть на карту Тихого океана, то его, пожалуй, не найдешь, остров Акутан, — маленький очень. Но зато легко можно различить узкую косу, которая, изгибаясь, отходит от Аляски и тянется на юго-запад, — Алеутские острова. Акутан — один из них.

Увиденный с самолета, он напомнит, вероятно, шляпу, чуть примятую с одного бока, — оттого что посередине острова торчит невысокая гора и вокруг нее тянется крохотный пляжик. Только в одном месте в берег подковой вдается бухта. Ее когда-то облюбовали китобои, буксировали сюда туши забитых китов и на суше вели их разделку. С тех времен на пляжике стояли склады, бараки, салотопка. А когда началась война, китобоев сменили «нейви», американские военные моряки. Выкрасили старые постройки в строгий зеленый цвет, соорудили новый причал, вернее, добавочную сушу на сваях, потому что мало ровного места на острове, и получилось сносно: на деревянном причале даже баскетбольные корзины развесили.

Впрочем, военной силы на Акутане стояло немного. Если что, в дело вступал находящийся неподалеку, милях в ста, Датч-Харбор, настоящая военно-морская база, а здесь гарнизон держали на всякий случай да еще потому, что сюда, в тихую бухту, заходили советские пароходы — ненадолго, только получить запечатанный конверт, в котором находилась бумага с указанием, в какой порт Соединенных Штатов или Канады надлежало следовать.

По той же надобности тут оказался и «Гюго». И на сей раз, однако, задержался: для мелкой починки в машине потребовался сварочный аппарат, и второй механик ездил на берег, в мастерские, за баллонами и горелкой.

Было холодно, пасмурно, мелкий снежок застилал временами окрестность, так что темно-синие американские корветы на рейде исчезали с глаз и вновь появлялись, будто бы не стояли на месте, а уходили из бухты и снова возвращались.

Кроме механика, другим рейсом съезжали на берег Полетаев, доктор и предсудкома Измайлов. Зачем они отправились и какие обстоятельства заставили их побывать в одном из зеленых бараков на берегу, никто не знал, но когда катер подошел к борту, когда капитан и другие вернулись, весть, принесенная ими, мигом обежала палубу и каюты, и все начали говорить тише, хмурить лбы и качать головами.

А было так. Где-то милях в пятидесяти от острова вела боевой поиск японская подводная лодка, и в перископе ее показался американский транспорт, шедший в Датч-Харбор без охранения. Командир японской лодки точно нанес удар: транспорт и сигнала, что атакован, толком в эфир послать не успел, и не спасся с него никто. А лодка осталась на том же месте. И снова показался американский транспорт. Опять торпеда с лодки. Но этот медленно тонул, истошно призывая на помощь патрульные эсминцы и корветы. И они ринулись к нему, прикидывая, куда могла отойти субмарина, где ее следует искать. По логике, она должна была отойти: нелепо убийце оставаться рядом со своей жертвой. Но не отошла, осталась там же, и, пока ее искали севернее и южнее района, где отправились на дно два транспорта, в крест японского перископа попала еще одна цель — тоже сухогрузное судно и тоже шедшее без охранения. Правда, это был не противник японцев. Не звездно-полосатый флаг бился на ветру под гафелем, а красный, с серпом и молотом, и еще один огромный флаг был нарисован на борту судна, и под ним буквы, как положено, — «USSR». Но в третий раз выскочила из аппарата торпеда, теперь уже по-пиратски, потому что Япония не находилась в состоянии войны с Советским Союзом, и «Ладога», пароход водоизмещением в пять тысяч тонн, пришедший в начале войны из Архангельска через Панамский канал во Владивосток и теперь по причине крайней ветхости машины отправившийся на ремонт в Америку, вздрогнул от страшного удара, оделся густым дымом и дал резкий крен на правый борт.

Были ли видны в перископ люди, метавшиеся по надстройке, по палубе? Они любили свой старенький пароход и принялись его спасать. Им казалось, дым развеется и что-то еще можно будет наладить; они разматывали шланги, сдирали с трюмов брезенты, чтобы соорудить пластырь на пробоину. И только когда снизу, из машины, обваривая насмерть, хлынул пар, а шлюпки левого борта, задравшегося к снежному серому небу, стало уже невозможно спустить на воду, они поняли, что это все, конец. Кое-как успели плюхнуть на воду один вельбот и лихорадочно отводили его в сторону, потому что знали, как опасна воронка, которая вот-вот должна была возникнуть на том месте, где торчали еще над водой ходовая рубка и старинная высокая труба «Ладоги».

Сумерки быстро густели, и вельбот долго ходил среди обломков, выискивал тех, кто не пошел ко дну вместе с судном. Пересчитали живых: одиннадцать. Осмотрелись: почти вся кочегарная вахта налицо — те, кто из машины по вентиляторам кинулся, когда из бункера к котлам подалась вода, да еще три матроса, старший механик и старший помощник капитана. И ни у кого теплой одежды. А кочегары, как водится на вахте, еще и по пояс голые. К счастью, в шлюпке оказался брезент, вот и лежали под ним, дрожа и коченея.

Через осевшие борта вельбота заливалась вода, в лица ударяла мокрая метель. Гребли, пока имелись силы, потом сложили весла. Жались друг к другу, стараясь согреться, но похолодел навсегда один, за ним другой, третий; все меньше тепла оставалось в людях.

Когда на шестой день американский корвет подошел к вельботу, в живых было только двое — старший механик и старший помощник. Два старших, так уж распорядилась судьба. Их, обмороженных, еле живых, и навестила в Акутане делегация с капитаном Полетаевым во главе. Выйдя из госпиталя, поднялись по склону и постояли возле свеженасыпанных холмиков с табличками — русские фамилии по-английски...

Так что было, было отчего людям на «Гюго» говорить потише, морщить лоб, размышлять, что ты сделал в жизни, что хотел еще сделать и успеешь ли.

А в путь все же пора отправляться. Получили от американцев пакет с назначением и пошли к выходу из бухты. Флаг приспустили по морскому обычаю, когда поравнялись со склоном, где слабо виднелись могильные холмики, и Клинцов, стоявший первым из помощников ходовую вахту, дал протяжный, печальный гудок.

На мостике усилили наблюдение. Радистам было приказано держаться начеку, и старпом Реут, сопровождаемый боцманом, лично проверил шлюпочное имущество.

Машинные просмотрели системы тушения пожара — и водой, и паром, и углекислым газом — всем, чем был оснащен новейшей конструкции «Либерти». А лейтенант Зотиков, начальник военной команды, долго торчал на корме, колдовал возле лотков для глубинных бомб.

Но все это было ни к чему. «Гюго» не подстерегала в океане подводная лодка. Ему было уготовано другое.

Погода посвежела. Снежные заряды сменились тугим ветром, быстро поднималась волна.

Завтракали, обедали, ужинали, держа чашки и тарелки в руках: качало так, что на стол не поставишь. Машинисты и кочегары, измученные духотой, пили один только чай, зато матросы вваливались в столовую розовощекие, исхлестанные солеными брызгами, и ели подряд все, что повар умудрялся сварить в котлах с герметической задрайкой.

Так продолжалось трое суток. Шторм заставил изменить курс, теперь двигались к северу, поперек волны, чтобы не подставлять борт ветру, и всякий раз, когда пустой, без груза в трюмах, пароход оказывался на пенной верхушке волны, гребной винт почти целиком вылетал на воздух и его бронзовые двухметровые лопасти принимались крутиться с таким ускорением, что казалось, корму вот-вот разнесет.

Старший механик каждый час уходил в тоннель, по которому тянется на десятки метров толстенная труба вала, и когда возвращался, по его глазам машинная вахта понимала, что того и гляди начнет греться подшипник иди сразу несколько. А выйди хоть один из строя, придется остановить машину, и тогда, потеряв ход, «Гюго» превратится в поплавок, с которым ветер и волны смогут сделать все, что им заблагорассудится.

Но и с этим обошлось. А вечером на четвертые сутки шторма Стрельчук поймал Огородова за рукав, затащил в каюту. Сели на койку, и боцман, раскачиваясь, толкая электрика длинными ручищами, прохрипел:

— Слышал, чего у нас?

— Чего? — спросил Огородов.

— Но ты — молчок! — сказал Стрельчук. — Никому. — Потом сказал: — Трещина.

— Где?

— Возле надстройки, у третьего трюма. Манесенькая сначала появилась. Я об нее споткнулся. Край листа приподнялся — и об сапог. Ну засверлили, замазали суриком с мелом, чтоб вода не проходила, сучья тварь. Ну еще прикрыли. Тросом взяли — от кнехта до другого, а не помогает. До трюма вже дошла.