Митрополит Георгий (Ходр) - Митрополит Георгий (Ходр) Призыв Духа

• Название: Митрополит Георгий (Ходр) Призыв Духа
• Автор: Митрополит Георгий (Ходр)
• Издательство: Дух и литера
• Жанр: Религия
• Год: 2006

Род. 6.6.1923, Триполи, Ливан), изучал юриспруденцию в Ливанском ун–те, участвовал в 1943 г. в борьбе за независимость Ливана, в 1944 создал в Бейруте православное молодежное братство, в 1952 г. окончил институт преп. Сергия в Париже, в священники рукоположен в декабре 1952, служил в Триполи. В епископы рукоположен в феврале 1970 г. Профессор Баламандского ун–та и Бейрутского. Митрополит Библоса, Ботриса и Гор Ливанских (Антиохийский Патриархат), выпускник Св. — Сергиевского института в Париже, почетный доктор богословия Св. — Владимирской семинарии. В 1953 вместе с Мейендорфом, Шмеманом, Николаем Ниссиотисом создал «Синдесмос».

Его:

L'Appel de l'Esprit. Eglise et societe, 2001 — Призыв Духа. Изд–во Le Sel de la Terre, les editions du Cerf — textes choisis et mis en forme pae Maxime Egger.

Parole orthodoxe: Conversion — Au c?ur de la foi — Communion ecclesiale — Priere et liturgie — Paques, 2000

Christianisme, judaisme et islam. Fidelite et ouverture, 1999

Revue d'ethique et de theologie morale n° 162. Foi chretienne et pouvoirs des hommes, 1987

*

Эта книга содержит раздумья иерарха Антиохийской Православной Церкви о жизненной позиции христианина в современном мире. Владыка Георгий Ходр касается в ней таких острых тем, как отношение христианина к общественной деятельности и политике, технологической цивилизации, социальной и национально–освободительной борьбе. Значительное внимание уделяется проблемам так называемого «третьего мира». Автор неоднозначно высказывается по вопросу о возможности для христианина применить оружие ради торжества дела, которое он считает правым. Главная мысль книги в том, что принадлежность к Церкви должна перестать быть внешним и формальным обстоятельством в жизни человека и стать определяющим фактором во всех его делах.

---

Мы должны искать и разрабатывать стиль нашего присутствия в современности. Мы не должны непременно заимствовать те средства, которые в различном историческом контексте избирали другие Церкви. В Северном полушарии наш способ свидетельства будет не таков, как в Южном. Но мы нигде не будем отделены от истории. Иначе нам придется лишь переживать ее, а не творить.

Смерти подобно — мечтать о восстановлении православной империи в России и в странах Востока или о возрождении христианского национализма в Ливане. Там это было бы идеологией столь же профанной, столь же секулярной, как рушащаяся идеология коммунизма. Православного града не будет, пока не придет Царство. Наша задача — возводить град человеческий вместе со всеми народами, чтобы он, если будет на то воля Господня, по возможности утвердился в этом греховном мире.

Это никоим образом не означает политизации наших приходов. Епископы и священники не смогли бы занять место верующих, с полной ответственностью вовлеченных в мир. Во всяком случае, богословское и таинственное служение не наделяет их веданием о реальностях мира; магистр богословия не получает харизмы политического знания и умения. Значит, наблюдать мирские дела лучше предоставить открытым пророческому духу мирянам.

И все же вовлеченность в современность — дело не исключительно мирян, но всего народа Божия. В диалог с обществом, с учеными, с художниками должны вступить все христиане — и клирики, и миряне. Из научного или эстетического поиска исключает человека единственно монашеская жизнь; путем отрешения следуют аскеты. Жизнь пастыря, напротив, вся в тварном, вся в истории, но в истории, освобожденной Божиим призывом. Вовлеченность сердца и воли в дела мира с одной стороны, их бесстрастие, apatheia, с другой: таковы две постоянные величины нашего двойного присутствия в мире и в будущем веке.

Все это требует приложения этики к реальным условиям бытия. Политическая жизнь составляет сторону жизни нравственной. Перед лицом нынешних генетических экспериментов мы призваны выработать этику биологии. Мы не можем игнорировать возникающие науки и наступающую на нас технологию. Молчать при виде всего, что проделывают с живым существом, значит предавать Бога. Отдать мир агностикам и наслаждаться чистой совестью — такое же противо–свидетельство.

Да, мы странники, ищущие Вечного. Но шествие наше к Отцу, хотя и осуществляется, главным образом, в таинстве, все же неизбежно проходит через культуру и историю людей. Ибо таинство — это и присутствие Христа, и вместе с тем–история и культура; присутствие Христа — и открытость космосу. Евхаристия служится на жертвеннике вселенной. Через нее в мир входят Дух и свет.

Евангелие — не политика

Главная библейская реальность, свидетельство — определяет наше отношение к религиозному миру, к культуре и к политике. В современном мире мы сталкиваемся с идеологиями не только потому, что так уж устроен современный человек, но и потому, что всякая человеческая мысль платит более или менее откровенную дань идеологии.

Что говорит православие об идеологиях? Сам этот термин получил до сегодняшнего дня множество определений. До сих пор не существует общепринятого определения таких понятий, как «правая» и «левая» идеология. Термин «идеология» звучит то критически, то нейтрально. В уничижительном значении идеология есть ложная идея, оправдывающая чьи–то интересы и страсти; в нейтральном — оформление более или менее четкой позиции по отношению к общественной и политической действительности (Раймон Арон).

Таким образом, идеология есть целостная система ис–торико–политического истолкования мира, призванная, однако, давать указания к действию. Как говорил Карл Маркс, «мы должны заниматься историей людей, так как идеология почти вся целиком сводится к концепции этой истории, хотя бы и ошибочной или отвлеченной» [24]. Марксист Люсьен Гольдман вывел различение между идеологией, которая всегда частичка, и Weltanschauung (мировоззрением), т. е. целостным понятием о мире. Идеология есть такое понятие о мире, которое уводит от всеобщности. Оно ниже, чем диалектика. Во всех случаях идеология — это система идей, всегда социологически связанная с экономической или другой группировкой.

Если идеология есть частичное понятие о мире, то борьба, которую она ведет, качественно отличается от христианской борьбы. Христианство нельзя понимать как целостную систему истолкования мира. Оно просто ставит мир как природу и мир как историю в связь с Искупителем. Во всяком случае, христианство — не система, оно не несет в себе групповой или классовой этики. Христианство не предлагает даже философии истории. Иначе говоря, история не исчерпывает освящающего назначения Церкви. Для Церкви важен человек, независимо от его идеологической принадлежности. Предмет заботы Церкви — всякий человек. Она не должна отбрасывать то или иное общественно–политическое истолкование истории. Она возвещает Евангелие всей твари, именно евангельская жизнь в нас исправляет всякую идеологическую систему, и не потому, что мы заинтересованы в более полной идеологизации или в социально–философской критике идеологии, а просто потому, что для нас важно вкусить Бога живого и предложить Его в пищу миру.

По существу, христианство не спекулятивно, а становилось таковым лишь случайно. Все применяемые им догматические и этические формулы не создают связи между ним и идеологиями. И тем не менее возведенное в систему насилие, религиозный фанатизм интегристского характера или расизм должны быть обличены пророческим свидетельством. Во имя Бога и всечеловеческой свободы должны быть обличены все виды гнета и коллективного безумия. Может быть, поэтому красноречивым возражением против искажения человеческого облика политикой бывает лишь мученичество.

Не будучи политикой, Евангелие, тем не менее, обличает политическую ложь. Оно не просто молитва в безмолвии катакомб или надежда на преображение; оно возвещает гнев Божий, ибо если бы нынешняя Церковь метала громы, гнев Божий можно было бы понимать как свободу. Именно в виду смерти, в ожидании креста погубит Бог мудрость мудрых и отвергнет разум разумных (IKop. 1, 19). Об этом же сказано: «Сберегший душу свою потеряет ее, а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее» (Мф. 10, 39). К несчастью, христиане придумывают такие мудрствования, которые, даже в плане простой человеческой осторожности, приводят их к погибели.

Итак, не существует никакого «политического богословия». Тексты Писания в Средние века приводились, чтобы оправдать предание смерти еретиков. Нельзя понимать Царство Божие как приход бедняков к власти, ибо «князья народов властвуют над ними», а сам образ Царства несовместим с образом государства. Точно так же свобода народов, ради которой нужно лихорадочно действовать, неотождествима со свободой во Христе. Вовлеченный в гущу политики христианин всегда должен будет соблюдать некоторый зазор между собой и своим действием. В сложнейшую современную действительность он должен проникать с душой ребенка и с юмором античного мудреца.

Подводным камнем для вовлеченных в политику христиан по–прежнему остается культурный или политический гуманизм, некое упоенное нетерпение и забота о действенности. Однако в исторической ткани вера кажется бесполезной, недейственной. Кто желает коренного преобразования общества, того может искушать либо исторический метод, даже историцизм, который равносилен секуляризации человеческой общности, то есть отрыву от всякого духовного измерения, — либо политическое истолкование Евангелия, позволяющее стать на радикальные позиции, исходя из самой Библии. Не знаю, возможно ли материалистическое прочтение некоторых текстов Евангелия, но для меня очевидно, что Новый Завет этого не имел в виду.

Главный порок такого рода поисков заключается, как мне кажется, в весьма западном по духу желании очерчивать концепции, трезвонить о том, как жаждешь сплоченной и целостной организации общества, заставлять Слово Божие служить историческому структурированию людской среды.

Разве библейское дело — утверждение такой Прометеевой воли? Не предполагает ли такое богословие обмирщенной, секулярной организации общества? Всем ли странам подходит эта форма? Всякая попытка сплавить христианство с идеологией придает ему синкретический характер и отнимает у него всякий вкус Царства. Оно перестает быть солью земли. Напротив, если та или иная идеология содержит широкий гуманистический проект, то он сможет еще более укоренить нас в Евангелии, которое мы тогда прочтем новыми глазами и станем служить ему с радостью неофита.

Как учил Григорий Палама, начала всякого духовного обновления коренятся в том факте, что Бог есть свет мира. Великий богослов имел в виду, что Бог есть реальная вселенная, в которой и благодаря которой мы существуем; что политическая обстановка, при всей ее важности, вторична и лишь тогда обретает смысл, когда готовит путь Господу.