Митрополит Георгий (Ходр) - Митрополит Георгий (Ходр) Призыв Духа

• Название: Митрополит Георгий (Ходр) Призыв Духа
• Автор: Митрополит Георгий (Ходр)
• Издательство: Дух и литера
• Жанр: Религия
• Год: 2006

Род. 6.6.1923, Триполи, Ливан), изучал юриспруденцию в Ливанском ун–те, участвовал в 1943 г. в борьбе за независимость Ливана, в 1944 создал в Бейруте православное молодежное братство, в 1952 г. окончил институт преп. Сергия в Париже, в священники рукоположен в декабре 1952, служил в Триполи. В епископы рукоположен в феврале 1970 г. Профессор Баламандского ун–та и Бейрутского. Митрополит Библоса, Ботриса и Гор Ливанских (Антиохийский Патриархат), выпускник Св. — Сергиевского института в Париже, почетный доктор богословия Св. — Владимирской семинарии. В 1953 вместе с Мейендорфом, Шмеманом, Николаем Ниссиотисом создал «Синдесмос».

Его:

L'Appel de l'Esprit. Eglise et societe, 2001 — Призыв Духа. Изд–во Le Sel de la Terre, les editions du Cerf — textes choisis et mis en forme pae Maxime Egger.

Parole orthodoxe: Conversion — Au c?ur de la foi — Communion ecclesiale — Priere et liturgie — Paques, 2000

Christianisme, judaisme et islam. Fidelite et ouverture, 1999

Revue d'ethique et de theologie morale n° 162. Foi chretienne et pouvoirs des hommes, 1987

*

Эта книга содержит раздумья иерарха Антиохийской Православной Церкви о жизненной позиции христианина в современном мире. Владыка Георгий Ходр касается в ней таких острых тем, как отношение христианина к общественной деятельности и политике, технологической цивилизации, социальной и национально–освободительной борьбе. Значительное внимание уделяется проблемам так называемого «третьего мира». Автор неоднозначно высказывается по вопросу о возможности для христианина применить оружие ради торжества дела, которое он считает правым. Главная мысль книги в том, что принадлежность к Церкви должна перестать быть внешним и формальным обстоятельством в жизни человека и стать определяющим фактором во всех его делах.

---

Таким образом, надо помнить о различии между вечностью и временем, Богом и Кесарем, ибо их различает Евангелие. Но время — это поле деятельности Промысла, а кесарь — служитель Бога. Иначе говоря, и время, и кесарь — путь Господу, и они могут стать нейтральными, только если перестанут быть этим путем.

Вечность не только проверяет время, но и наполняет его, а стало быть, и преобразует. Именно в пределах времени происходит Преображение, оно же Богоявление.

Поэтому евангельские требования должны быть утверждены в жизни наших общин. Прежде всего, христианское единство — не дело терминологии, оно осуществится не путем учреждения единого фронта, но через открытость личности и обретение ею евангельского духа.

Неверно было бы говорить, что мы не придаем значения количеству христиан и сохранению их как общины в той или иной стране. Но и количество, и сохранение общины для нас–прежде всего возможность воспринять излучение Христовой энергии преображения. В этом смысле никому не приходится защищать христиан или христианство.

Мне понятен практический взгляд на вещи и не чужд политический расчет. Могу допустить и законность мудрости, присущей времени. Но я настаиваю на том факте, что абсолютизировать время — это не по–христиански, а чрезмерная тревога о количестве может легко привести к истерии.

Думаю, что оппортунистический или внушенный страхом и пристрастиями политический выбор — от дьявола. Боюсь, как бы христиане сами себе не причинили зла. То, что грозит извне, изначально побеждено Христом и больше не должно устрашать. Если христианская душа страшится, значит, в ней нет предчувствия воскресения. Церкви должны все сильнее призывать свою паству надеяться, напоминать ей о том, что временное бытие объединено Богом, и Бог усовершенствует его.

Никто не может завоевать Церковь. Никакая власть не может заточить в тюрьму нашу веру, даже если будет располагать всеми тюрьмами мира. «Христос, воскреснув из мертвых, уже не умирает: смерть уже не имеет над Ним власти» (Рим. 6, 9). Кто хочет воистину быть Христовыми, те — новая тварь, их добротой живет мир.

Мы должны всерьез понять, что во всяком политическом выборе главное — не христиане, а Христос. После Своего Воскресения и Вознесения воплощенное Слово Божие требует, чтобы мы подходили к земным проблемам с позиции «Воскресения–Вознесения». Конечно, такое поведение включает в себя антиномию, но оно необходимо и возможно.

Проблематика веры требует, чтобы мы не отгораживались ни от времени со всеми его соблазнами, ни от вечной истины со всем, к чему она нас зовет. Ели избегать политики во имя вечности, это будет искажением истины. Но и полное погружение в проблемы времени, карьеризм, макиавеллизм, страсть к наживе, ненависть к другим сообществам, произвол — все это есть отступничество.

Для нас и для той духовности, в свете которой мы смотрим на вещи, единственный ответ — в том духе Воскресения, который сделал так, что Христос вновь принял Свое Тело и вознес его во славе.

Истинная политика — управление городом через добродетели

Верующий не в проигрыше перед историей. Дурные времена распинают его, но не могут одолеть, ибо его ум не помрачен властью и не болен политикой. Он читал у Платона, у Владимира Соловьева, а также у таких авторов, как Аль Фарах и Шейх Яхъя бин Адди, что истинная политика — «архитектурное» выражение любви, а от любви приходит знание. Город и есть цивилизация, а она учит держать на привязи страсти, ибо истинная встреча между двумя людьми возможна лишь тогда, когда они сообща решат перейти с уровня страсти на уровень объединения и «архитектурного» творчества. Кто воспитан в соприкосновении с цивилизацией, тот обращает взгляд к другому и ждет ответного взгляда в надежде, что другой готов к тому подвигу, которого требует взгляд друг другу в глаза, отношения, ведущие к сотрудничеству.

Взгляд друг другу в глаза, положение лицом к лицу означает, что одно присутствие должно считаться с другим. Я рядом с тобой, ты — со мной, и это благодаря тем надеждам, которые мы несем в себе. Это и есть условие принадлежности к политической жизни. Аристотель определил человека как политическое животное. По–гречески это означает буквально «городское», гражданское. А город, согласно учителю Аристотеля, Платону, должен управляться философами, то есть теми, кто созерцает красоту. Городом правят мудрецы, а защищают его воины, получающие за это плату. А мудрость–это знание, обретаемое на крестном пути чистоты, достигают ее только чистые, занятые поиском истины. Истина открывается лишь в преображении и лишь мудрецам, которые очищаются и блюдут себя от всякой скверны.

Земное дело без справедливости или справедливое поведение без разума и понимания никого не научит управлять людьми, ибо ничего не дают «философии» — любомудрию. Пустой ритуализм, крестное знамение без распятия, христиане без Христа — это мир колдовства и шарлатанства. Испепеленные трупы, голодом и жаждой измученные дети, обескровленные люди — все это переполнит чашу Божьего гнева к Судному дню, и потеряет силу логика силы, применяемая распинателями. Мы впали в такую мерзость, подобной которой еще не бывало, будем же молиться о победе Бога и истины, чтобы расторгся греховный плен и вернулся к нам разум. Приведет ли нас этот позор к смирению, и увидим ли мы, как «евшие сладкое истаивают на улицах; воспитанные на багрянице жмутся к навозу» (Плач. 4, 5)?Великое заблуждение берущих оружие прекрасно выражено в большевистском призыве 1918г.: «Железной рукой загоним человечество к счастью». Те, кто говорил нам о свободе, привели нас к освобождению от нашей собственной жизни, и это с намерением осчастливить. Из креста они сделали орудие, к которому пригвождают бедных, одиноких, младенцев, старцев. Человеческую плоть отдают в пищу кресту. Они провозгласили: «Пусть возгорится огонь и разрушатся дома, пусть идут люди туда, где смогут найти кров. Это ничего, мы вернемся после великого пожара и на развалинах провозгласим свободу! Дома будут отстроены, из выжженной земли взойдут деревья, уста рабов воспоют свободу. Ничего, в Ливан снова будет послана помощь, и «цари Аравии и Савы принесут дары» (Пс. 71, 10). Наш народ согнется под игом рабства, желанного для христиан без Христа».

Многие в моей стране приучены верить, что могут путем зла прийти к добру. Они не понимают, что пролитая кровь и тюрьмы, куда они запирают людей, пятнают их самих, лишают их разума и суждения. От дурных средств к благородной цели нет дороги. Политика — не то, к чему они хотят прийти завтра. Политика бывает только сегодня. Политика выражается в том, как они обходятся с другими: можно быть либо распинателем — а стало быть, проклятым, — либо распинаемым, то есть любящим и готовым восстать из мертвых.

Православная Церковь в плену у имперской мистики

Государство господствует в этом мире, оно склонно к тотальности, к поляризации сил, особенно если ему случается сочинить себе философию, прикинуться системой, будто бы несущей спасение. В таких случаях государство начинает высоко мнить о себе, оно пыжится, как отвратительный идол.

Однако тот, чей кругозор пошире, смотрит на государство как на нечто объемлемое, содержимое, а не объемлющее, содержащее. Тогда государство, в сени Божиих крыл, может стать служителем человеческого достоинства; оно может стать организмом, который на длительное время необходим, но сам подлежит суду Господню, суду Владыки неба и земли и всякой власти во вселенной.

Каковы отношения Православной Церкви с национальным государством, с исторической жизнью православных народов? В сущности, это не имеет такого уж решающего значения, тем более, что православная вера исключает в Церкви само понятие власти. Если латинская Церковь говорит о власти, так это потому, что она подменила собою римское общество и римскую имперскую власть. Вот почему с образованием Священной Римской империи германской нации и с появлением современного национализма наблюдается двусторонняя борьба за власть. Конечно, церковное общество на Востоке — из–за империи, которая просуществовала до XV века, а позднее — из–за того, что оно находилось внутри православных царств, — не имело нужды в самоопределении по отношению к обществу мирскому. Этим объясняется и то, почему иерархия Церкви оставалась уязвимой перед политической властью. Православным представлялось также, что интерес истории Церкви заключается не столько в изучении исторического континуума, сколько в освещении смысла догматов и в постоянных проявлениях святости.

Стало быть, верно, что люди в Церкви часто бывают объектами манипуляций, ибо церковный «истеблишмент» поврежден еще со времен Константина: все происходит так, словно он не может обойтись без имперской мистики. Для православного сознания византийская империя продолжается в государствах всех времен. Покров Богородицы заменен у нас покровительством правительств. Фактически не только никто не защищает «униженных и оскорбленных» от тирании или произвола государства, но именно церковный аппарат и употребляется для создания апологии того режима, при котором он существует. Историческое православие — жертва иллюзии, будто государство–нация — это непременное обрамление жизни Церкви. Однако всякое общество, и государство–нация в том числе, принадлежит миру насилия и соглашательства, а следовательно — оно чуждо понятию истины, оно не поверяет себя истиной.