Сергей Сеничев - Лёлита или роман про Ё

• Название: Лёлита или роман про Ё
• Автор: Сергей Сеничев
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011

13 лет назад Нью-Йоркским издательством Modern Library был выпущен рейтинг 100 лучших литературных произведений XX века написанных на английском языке. Четвертую строку в списке занял скандальный роман Владимира Набокова «Лолита»… 45 лет назад Набоков перевёл «Лолиту» на русский язык… 50 лет назад Стэнли Кубрик закончил первую экранизацию романа, за главную роль в которой Сью Лайон была названа «самой многообещающей начинающей актрисой»… 15 лет назад Эдриан Лайн снял новую «Лолиту» с Джереми Айронсом в роли Гумберта…

Год назад увидел свет роман Сергея Сеничева с очень похожим названием — «ЛЁЛИТА». 500 экземпляров книги мгновенно превратились в букинистический раритет.

---

Задекларированные снежинки, гирлянды и псевдоконфеты с начинкой из яблочных долек, а также стол и вся, державшаяся в жутком секрете культурная программа готовились непосредственно инициаторшей проекта. Проект грозился потрясти грандиозностью. Видимо, всё ещё верящая в Деда Мороза Лёлька как бы не без умыслу проговорилась Деду Илье, что отдала бы за пару петард целый ящик шипучки. С тем же успехом она могла обещать и вагон — чего-чего, а шампанского в Шиварихе было не достать ни по какому блату. Мандаринов, кстати, тоже.

Не увенчались успехом и поиски бенгальских огней. Мы перерыли весь дом — не сподобилось. Зато нашлись две допотопные пластинки: одна с Шаляпиным, другая — с Кристалинской. О первом ребятня ещё что-то слышала, имя второй не говорило им ровным счётом ничего. Ну-ка: топ-топ, топает малыш? — есть малыш! «Лунный камень», «Ветер северный», «Для тебя»… — очуметь! Одни названия праздник. И я вознамерился уже запихнуть бесполезные винилы обратно на буфет, но Тимур спустил с чердака тот самый мольберт, оказавшийся патефоном. К тому же исправным. Прослушивание уговорились начать за час до распития дедова квасу (шиварихинский аналог полусладкого). Чтоб со значением, так сказать…

Тим же, кудесник, порадовал и гастрономически: обеспечил на стол порося, роль которого исполнял махонький, килограмма на два, кабанчик. Где раздобыл — тайна тайн. Во-первых, не сезон ещё, вроде. Во-вторых, слыхал я где-то, что так вот просто отбить детёныша у кабанихи не всякому хищнику по зубам. Но ведь приволок же! Ну и славно трам-пам-пам…

Одним словом, настроения прибывало, суета суетилась, и вечером тридцатого мы улеглись с чувством полной готовности к торжествам и в предвкушении какого-никакого, а волшебства, ибо без волшебства — хотя бы и какого-никакого — что за Новый год?

Час спустя я сделал вид, что не слышу, как Лёлька шурует под ёлкой, пряча в свои же шерстяные носки самодельные гостинцы…

9. Здравствуй (оп-па) новый год!

И вот долгожданный вечер настал…

На моих внутренних было что-то около девяти. До начала новой эры оставалось совсем чуть-чуть, и личный состав осуществлял последние к ней приготовления: Лёлька заканчивала с сервировкой, Тимка накручивал патефон.

— Тебе помочь? — предложил он.

— Да ну, управлюсь, чай…

Поставленный перед фактом, Дед не воспротивился («Вона как! Ну айда!»), пристроился на закорки, и пошли.

Погодка стояла самая что ни на есть новогодняя. Морозец лёгкий, ветра никакого, редкие снежинки кружатся, точно нарочно оттягивают момент приземления. Чисто мультик: пусть эта ёлочка в праздничный час каждой иголочкой радовает нас, радовает нас!..

Он был сказочно лёгким. Казалось, идти с ним за спиной даже легче, чем порожняком. Я донёс бы вещуна и на руках, как ребёнка, да чего уж теперь.

— Ты как там, старый?

— Вязи-вязи, — подбодрил Дед.

Будь ноги покрепче, небось ещё и шенкельнул бы.

— Слышь, жокей, — вспомнил я, — вот ты христианство порочил, а мы дни рождения сверили, и…

— Дотумкали значицца, — рассудил он. — А я чаво? Я ж не успоряю, Исус фихура приметна. Только ить сдаёцца мине что ент яво под астрономию подохнали а не наоборот.

— Да уж, тебя не зацепишь…

— Ну и не цепляй…

— А нас что, тоже, выходит, подгоняли?

— А то нет.

Мы подоспели аккурат к выносу порося. Дух в избе стоял и без того неповторимый — хвойно-деликатесный, а тут уж так захорошело, что и незрячий оценит.

— Одно слово марахфет! — похвалил Дед.

Мы отвели ему лучшее за столом место — к печке спиной. Сами расселись.

— Эх, — заключил я, потирая руки, — под такое меню наркомовских бы сто грамм, конечно…

Стол получился действительно ломовой. Без икры с фуагрой, но натурпродукт к натурпродукту. Да на Лёлькино мастерство помноженные.

— Чо скажешь, Деда? — повернулась она к дорогому гостю.

— А чаво скажу — скажу нониче сам бох велел. Ташшы!

— Эх! — передразнила она меня, важно подымаясь.

— Не понял? — подскочил и я.

— Да сидите вы, — обломил Тим. — Я сам.

И кинулся вон.

— Слушайте, чо происходит-то?

— Чего-чего, — подмигнула Лёлька Деду (а тот — ей). — Эх и происходит.

Тимка вернулся с хорошо знакомым штофиком, только белого стекла и запотелым — как пить дать со льда. Это был очередной бабкин презент.

— Пляши Андрюх, — хрюкнул старый, — привет табе от наркому вышел.

— Да ну вас, честное слово! А сразу что, нельзя было?

— Вот сроду на него не угодишь, — возмутилась Лёлька. — Как лучше же хотели… Тим, убирай давай…

— Тихо-тихо-тихо! — запричитал я, чуя, что снова опростоволосился. — Как это убирай? У меня же тост.

— А у Кобелины хвост, — фыркнул Тим.

Фантастически чуткий на происходящее пёс хвостом на сей раз не повёл.

— Варнак ты варнак и есть, — подытожил Дед. — Разлявай уж Тимох. Усем кроме ентова…

— Ну ладно вам, — взмолился я. — А то вы меня не знаете! Привыкайте уже, что ли, помаленьку…

— Сказать-то чего хотел? — перебила Лёлька, точно последнее слово предоставила.

— А сказать я хотел бы вот что…

И взял холодящую пальцы стопку. И встал.

— Друзья мои!.. Родные вы мои…

Я точно знал, чего хочу пожелать им всем и себе заодно в этот и впрямь судьбоносный момент, но до пожеланий нужно было ещё добраться.

Я говорил долго. О том, что уходящий год оказался самым, может быть, тяжёлым для каждого из нас, но разве не он же и самый счастливый?.. Отдельным пунктом отметил тот уникальный факт, что человечество впервые сидит за одним столом в полном составе, что обязывает каждого из нас к тому, чтобы…

— Ты щас президента напоминаешь, — не сдержался Тимка. — Только вместо дорогия россияни — дорогия земляни…

— А ну-ка тихо, — припечатал Дед.

— Да ладно, я не в обиде, — на меня накатила волна безудержного благодушия: перебивайте, пожалуйста! сколько хотите, столько и подтрунивайте. — Я ведь только хотел сказать, что…

— Молчь кому говорю! — повторил старик.

И тут действительно стало не до слов — ни мне, ни остальным. Посуда на столе завибрировала и пару секунд спустя натурально задребезжала. Это был тот самый, хотя и хорошенько уже подзабытый гуд-гул: так приближались бегущие. Но теперь рокот казался стократ громче и зловещей обычного. Задремавший было пёс вскочил и глухо зарычал на дверь, и все мы разом побледнели и уставились на Деда.

— А ну-к хлянь Тимонь, — скомандовал тот.

— Лучше я, — прохрипел я.

— Цыц, — осадил Дед, напоминая, чьё слово здесь главное. — И ты цыц, — приструнил он и Кобелину. — Сам он. Без вас…

Таким серьёзным нашего мракобеса я ещё не видал.

Тимка отсутствовал недолго, минуты три. За это время шум снаружи стих. Но лица на нём, вернувшемся, не было. А и было, так не его.

— Оне? — осведомился Дед.

— Оне. Озером ушли. Тушите свет. Я щас.

— Ну куда ты опять? — дёрнулся было я, но лампу слегка прикрутил.

— Они чего же, и по снегу, что ли, голышом? — прошептала Лёлька. — Так ведь не бывает. Они же живые…

Я подошёл к окошку. Ни черта не видно: снаружи намёрзло, изнутри снежинки её мешают.

— Пошли, чего покажу, — позвал Тим, он был уже в шинели и с карабином…

Снаружи было тихо. Но дьявол знает, как передать то, что почувствовал я, бросив взгляд на озеро: там, в полукилометре примерно, на припорошенном снегом льду сиял ряд ослепительных белых огней.

Я насчитал одиннадцать штук.

Сначала они показались здоровенными прожекторами. Вгляделся: нет — одиннадцать маленьких лун.

— Что это?

— Прищурься.

Я прищурился: это была летучая дура…

Вот тебе и голландец с партизанами.

— Эй, вы где там? — окликнула из сеней Лёлька.

— Сейчас, — практически хором.

— Всё нормально? Скорей давайте, — и назад, к столу.

Тимка остался на крыльце. Я вернулся в избу.

— С Новым годом, мальчики и девочки…

И вкратце поведал о незваных гостях.

Если знаете слово покрепче, чем оторопь, считайте, что оно здесь и есть. Растерянность лишила даже способности паниковать. Всех, включая Деда.

Он заговорил не сразу:

— Слухай мене. Айдате-ка обратно в церкву.

— А стоит? Это ж, считай, к ним под бок.

— Делай чаво велю долдон. Одяхайсь девонька.

— А кто они такие? — не удержалась Лёлька, кутаясь в шаль.

— НЯ ЗНАЮ! — заорал Дед; и мне: — Подь сюды, транхспорт.

На передислокацию ушло минут пятнадцать.

Воевода назначил ползти («ползтить»), и мы ползли: Тим, за ним Лёлька, замыкал я со стариком на спине. «На брюхе, сучонок!» — увещевал он Кобелину, и сучонок послушно барахтался сбоку по морду в снегу.

Я благоразумно молчал, хотя и был уверен, что в часовне нас уже поджидают. Кто? Да прыщ их знает, кто — эти, с дуры. Но храмина — о, счастье! — оказалась пуста. Дед тут же велел Тимке сменить шинелку на зипун и иттить в дозор.