Дэвид Гилмор - Что сказал бы Генри Миллер...

• Название: Что сказал бы Генри Миллер...
• Автор: Дэвид Гилмор
• Издательство: РИПОЛ классик
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-386-02127-6

Кто может стать лучшим учителем для собственного сына? Только безработный кинокритик, ни секунды не задумываясь, скажет, что это КИНО.

Сын ненавидит школу? Можно ее бросить. Но при этом он должен смотреть три фильма в неделю. Из тех, что выберет для него отец. «Бешеные псы» и «В джазе только девушки», «Завтрак у Тиффани» и «Последнее танго в Париже», «Крестный отец» и «Основной инстинкт», «Ребенок Розмари» и «Римские каникулы», Франсуа Трюффо и Акира Куросава, Мартин Скорсезе и Брайан де Пальма… Фильмы, долгие разговоры о жизни и сама жизнь: романтические драмы, ветреные подружки, трагические разрывы и душевные муки. Все то, что бывает только в кино.

Книга ранее выходила под названием «Киноклуб».

---

И все же, хоть это выглядит излишне сентиментально, иногда по вечерам, проходя к себе в кабинет мимо комнаты Джеси, я туда заглядываю. Лунный свет падает на его постель, в комнате на удивление спокойно, и мне трудно поверить, что он от нас ушел. Мы с ним собирались кое-что сделать с этой комнатой — переклеить обои, прибить деревянные вешалки для одежды, — но время вышло.

В китайский квартал пришла осень. В бескрайних лесах к северу от города зарделись листья. Женщины, проезжавшие мимо нашего дома на велосипедах, снова были в перчатках. Джеси нашел работу на неполный рабочий день у двух жуликоватых типов: он занимался тем, что по телефону уговаривал людей жертвовать деньги на какой-то «журнал пожарного».

Как-то под вечер я заглянул в его «контору» — маленькое грязное помещение, разделенное на шесть или семь клетушек, в одной из которых сидел какой-то белый парень разбитного вида, в другой — пакистанец, в третьей — очень толстая женщина (на столике перед ней стояла банка кока-колы), и все они говорили по телефону. Господи, подумал я, на какое же жалкое существование обрек я сына. Вот оно, то будущее, которое я уготовил ему!

Джеси сидел там вместе с этими людьми в самом дальнем закутке, прижимая к уху телефонную трубку, и что-то хрипло говорил в спертом воздухе помещения. Его постоянно подгоняли начальники, порой у него даже не было времени, чтобы в перерыве что-нибудь перекусить. Должно быть, он неплохо что-то продавал клиентам по телефону. Ему как-то удавалось находить с ними общий язык, уговаривать их, очаровывать, смешить, шутить и впаривать при этом свой товар.

Хозяева «компании» сидели в том же помещении — пройдоха-коротышка в желтой ветровке и его лощеный партнер, которого звали Дэйл, смахивающий на смазливого жулика. Я представился. Они мне сказали, что Джеси у них лучший парень. Номер первый «в торговом зале». За спиной я слышал чье-то бормотание, которое трудно было даже принять за английский язык, восточноевропейский акцент говорящего был настолько силен, что его речь скорее можно было принять за нарочитую пародию в какой-то комедийной телевизионной постановке. Из другого отсека доносилось что-то на бенгали. В третьем себе под нос бубнила женщина, ее голос прерывался таким звуком, будто кто-то посасывал через соломинку воду из стакана, в котором таяли кубики льда. Эти звуки чем-то напоминали скрежет лопаты по цементному полу.

Джеси вышел из своего отсека и, поглядывая по сторонам, направился ко мне расслабленной походкой, свидетельствовавшей о том, что парень в хорошем расположении духа. Он сказал:

— Пойдем, выйдем отсюда, поболтаем.

Ему явно не хотелось, чтобы я слишком долго общался с его начальством и наводил справки о «журнале пожарного». Потому что если бы я попросил дать мне экземпляр этого мифического издания, то его бы наверняка не оказалось под рукой.

В тот вечер я пригласил сына на ужин в ресторан «Ле Паради». (Если у меня есть какое-то пристрастие, то это не выпивка, не кокаин и не порнуха. Но поесть в приличном ресторане я люблю, даже сидя на мели.)

— А сам-то ты хоть когда-нибудь видел этот журнал пожарного? — полюбопытствовал я.

Некоторое время Джеси с открытым ртом жевал свой бифштекс. Может быть, меня с обеда от какой-то дряни слишком доставала изжога, но то, что он снова ел с открытым ртом, когда я ему четыре тысячи раз говорил этого не делать, вызвало у меня раздраженное отчаяние.

— Джеси, — взмолился я, — пожалуйста, прекрати.

— Что? — не понял он.

Я грубо его передразнил, сделав соответствующий жест губами.

В обычной ситуации Джеси бы улыбнулся (даже если бы ему это не понравилось), попросил бы извинения, и дальше все шло бы своим чередом. Но в тот вечер он от моей выходки слегка опешил. Мне даже показалось, что он слегка побледнел. Парень около минуты неотрывно смотрел в тарелку, как будто принимал какое-то решение, причем решение это было не из легких и требовало от него почти физического усилия. Потом просто сказал:

— Хорошо.

Но в воздухе явно повисла какая-то недосказанность, будто жаром на секунду повеяло, когда открыли и тут же захлопнули дверцу духовки.

— Если не хочешь, чтобы я тебе делал замечания за столом…

— Все в порядке, — перебил меня Джеси, не глядя в мою сторону, будто отмахнулся от назойливой мухи.

Господи, подумал я, зачем я эту рожу скорчил? Я ведь обидел его этой гримасой, даже унизил. Некоторое время мы продолжали сидеть так, будто ничего не произошло — сын жевал, глядя в тарелку, я смотрел на него, и решимость моя с каждой секундой улетучивалась.

— Джеси, — произнес я как можно мягче.

— Да?

Он взглянул на меня не так, как смотрят на отца, а скорее взглядом Аль Пачино на какого-нибудь придурка. Мы, должно быть, перешли какую-то грань. Ему уже осточертело это чувство страха передо мной, и он хотел, чтоб я об этом знал. Но на самом деле положение было значительно хуже, потому что теперь я начинал испытывать страх перед его раздражением.

— Ты не хочешь выйти на улицу перекурить? — предложил я. — И остыть заодно немного.

— Со мной все в порядке.

— То, что я рожу скорчил, было грубо. Прости меня.

— Да ничего, не бери в голову.

— Я хочу, чтобы ты меня извинил, ладно?

Джеси не ответил, думая о чем-то своем.

— Хорошо? — мягко продолжал я настаивать.

— Да, конечно. Заметано.

— Что? — спросил я еще мягче.

Он поигрывал зажатой в руке салфеткой, помахивая ею над незанятой частью стола. Может быть, он вспомнил ту сцену, когда Джеймс Дин поигрывал куском веревки?

И каждый раз отрицательно отвечал на все вопросы, которые ему задавали.

— Иногда мне кажется, что ты слишком сильно на меня давишь, — проговорил Джеси.

— Что ты имеешь в виду?

— Мне кажется, другие ребята не чувствуют себя так… — он подыскивал нужное слово, — такими парализованными, когда у них возникают проблемы с отцами. Некоторые просто посылают их куда подальше.

— Я не намерен дальше разговаривать с тобой в таком тоне, — сказал я, с трудом удерживая себя в руках.

— Мне тоже это не нравится. Но, может быть, ты слишком сильно на меня действуешь?

— Неужели?

— Мне не хочется из-за этого наживать неприятности.

Мне просто плохо становится, когда ты начинаешь из-за меня психовать.

Приглашая сына на ужин, который был мне тогда совсем не по карману, я никак не рассчитывал на то, что наш разговор примет такой оборот.

— Чего же ты боишься? Я ведь ни разу тебя не ударил. Я никогда… — тут я осекся.

— Я все еще как дитя малое. — Взгляд Джеси затуманился от досады и обиды. — Когда мы вместе, я всегда на взводе, а мне это совсем ни к чему.

Я положил вилку на тарелку, чувствуя, как к лицу прихлынула кровь.

— Ты сам влияешь на меня сильнее, чем тебе кажется, — признался я.

— Правда?

— Да.

— Когда, например?

— Например, сейчас.

— А ты не считаешь, что слишком сильно на меня влияешь? — Джеси посмотрел на меня.

Мне все еще было трудно взять себя в руки.

— Мне кажется, тебе хочется, чтобы я лучше о тебе думал, — ответил я.

— А ты не думаешь, что я все еще маленький мальчик, который до смерти тебя боится?

— Джеси, ты уже чуть не под два метра вымахал. Ты бы сам — прости меня за откровенность — мог меня поколотить, если бы тебе такое взбрело в голову.

— Ты считаешь, я на это способен?

— Я хочу сказать, что ты мог бы это сделать.

У меня возникло такое ощущение, что даже тело сына расслабилось.

— Теперь мне хочется выкурить сигарету, — сказал он и вышел на улицу.

Я видел, как Джеси прохаживается по другую сторону французских дверей. Через некоторое время он вернулся и сказал что-то бармену, улыбнувшемуся при этом, потом прошел через зал, и пока он шел, какая-то темноволосая студентка не сводила с него глаз. Когда пружинящим шагом, постреливая глазами направо и налево, Джеси подошел к столику, было ясно, что он счастлив. Он сел, взял салфетку и вытер рот. Он получил от меня то, что ему в тот момент было надо, подумал я, но скоро ему этого станет мало.

— Ты не хочешь поговорить об этом журнале пожарного? — спросил я.

— Конечно, — сказал Джеси, налив себе в бокал вина. (Обычно вино наливал ему я.) — Мне нравится этот ресторан, — добавил он. — Если бы у меня были деньги, я ужинал бы здесь каждый вечер.

Становилось ясно, что наши отношения меняются. Я чувствовал, что раньше или позже — хотя, скорее раньше, — мы, я и Джеси, вступим в противостояние, в котором я проиграю. Как и все другие отцы в истории нашего мира. Исходя из этого я и выбрал нашу следующую картину.

Вы помните эти слова: «Я знаю, что ты думаешь — он стрелял шесть раз или только пять. Ну что ж, по правде говоря, во всей той суматохе я и сам, должно быть, сбился со счета. Но если бы это был „магнум“ сорок четвертого калибра, самый мощный в мире пистолет, из которого тебе напрочь можно отстрелить башку, ты задал бы себе только один вопрос: а может, мне с этим повезло? Ну что, придурок, ты спросишь себя об этом?»