Наталия Лойко - Женька-Наоборот

• Название: Женька-Наоборот
• Автор: Наталия Лойко
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Детская проза
• Год: 1962

Какой школе приятно получить новичка вроде Женьки Перчихина? На родительском собрании одна мамаша прямо сказала: «Нельзя в классе держать такого негативиста». Ребята про это пронюхали, и пошло — Женька-Негативист. Слово понятное. Многие ребята увлекаются фото. Черное на негативе получается белым, а белое — черным. Хотите еще понятней? Женька не просто Женька, а Женька-Наоборот.

Дома у Жени и вовсе не гладко. Стоит ему полниться в квартире Перчихиных, вещи словно бросаются врассыпную, — так уверяет Надежда Андреевна, мама. Жени. Когда он, ее несносный сынок, ложится спать, тахта превращается в логово. Не в постель, а именно и логово, в берлогу дикого зверя. Одеяло дыбом. Кем жизнь дыбом!

В повести показан всего один месяц из жизни восьмого «Б» и чинной семьи Перчихиных. Всего один месяц! Но и за этот срок многое может случиться. Все-таки что же?

Надо прочесть повесть от первой до последней страницы — коротко не расскажешь…

---

Ничего удивительного. Сплав Вуда, который, ясное дело, предназначен не для изготовления ложек, а употребляется, например, в спринклерах, имеет низкую температуру плавления. Чуть ли не шестьдесят градусов. Пей сколько влезет, тем более — Женя это быстро подметил — ложка из Вуда вовсе не растворилась в чае, а, превратившись в лепешку, скользнула на дно.

Эх, будь у Жени сейчас в кармане такая хитрая ложка, он поразил бы сразу трех педагогов: «Разрешите выпить немного расплавленного металла?» Вот это фокус!.. Однако сегодня при Валентине Федоровне не только выкинуть подобную штуку, слово «фокус» опасно произнести.

Валентина Федоровна задумчиво катала по столу шарик из сдобного мякиша. Приближался миг, когда она, по Жениному расчету, должна была наконец спросить: «Хочешь стать моим лаборантом?»

Она действительно размышляла о Жене: не так он прост и вовсе не глуп! Оценила его интерес к физике, не раз вспомнила полюбившееся ей слово «контакт». Ведь вот же Савелий Матвеевич, завмастерскими, чуть ли не подружился с этим мальчиком-наоборот. Надо и ей воспользоваться доброй минутой для откровенного разговора. Мешают два других педагога, невероятно медленно пьют кофе, едят бутерброды и, наверное, никогда не уйдут.

А Валентине Федоровне хватает ее конфуза на теплоходе. При всех предложила Жене разделить с ней ее завтрак, приглашала на «белый» танец. Лучше не вспоминать! А сегодня… Краснела из-за него перед всем классом, проявила горячность, неуместную для педагога. Как бы все-таки начать разговор?

— Вижу, Женя, ты мог бы идти у меня на пятерки…

— А что? Я у Льва Эдуардовича никогда не хватал трояков.

— Кто это — Лев Эдуардович?

— Преподаватель, известный на все Сокольники. Солидный. Опытный. Пожилой.

Валентина Федоровна поспешно оглянулась на своих старших товарищей. К счастью, оба уже встали из-за стола, взяли в руки объемистые портфели и направились к выходу. В смятении проводив их глазами, она почти закричала на Женю:

— Что ты этим хотел сказать? При чем тут возраст! Разве от деда Рязанцева ты не сбежал? Слышишь, от деда! Образованнейший старик, с педагогической жилкой. Стольких ребят, можно сказать, заворожил. Я была у него после твоего постыдного бегства. Я выясняла. Эх, ты!

К ее удивлению, Женя бессвязно пробормотал:

— А я ничего… Скажете тоже — бегство! — Помедлив, добавил: — Да ведь это не лаборантская.

Последняя фраза застала Валентину Федоровну врасплох. Вон куда гнет… Она заставила себя немедленно поостыть: опытный педагог не стал бы так горячиться. Надо прислушаться к желанию Жени стать лаборантом. Все обдумать. Все взвесить. Это решить не легко. Во-первых, лаборант у нее есть, и даже отличный. Просто бедный Коля Ремешко в последнее время хворает. Во-вторых, Женя Перчихин уж очень нерасторопен. В-третьих, он сам не оценит того, что без всяких трудов свалится ему в рот. Нет, тут требуется определенный подход…

Глядя куда-то в пространство, Валентина Федоровна сказала:

— Беда, что Коля Ремешко столько болеет. Замечательный паренек! О чем ни попросишь, все выполнит.

Вместо того чтобы изъявить желание стать таким же, как Коля, Женя медленными глотками допил свой чай и лениво заметил:

— Бывают такие умники… Вот с ними и толкуйте о своей драгоценной физике. А мне, извините, пора домой.

Валентина Федоровна готова была снова вспылить, но ей представился дом Перчихиных. Про себя она назвала его «холодным домом». Так отчетливо все представилось, вплоть до стола, за которым Жене запрещено заниматься, что она мирно сказала:

— Ты погоди… Насчет физики и ты не сплошал…

Но Женя не слышал ее похвалы. Он уже был за дверью.

Вскоре, вслед за звонком, в буфет повалила ватага ребят.

Они видели, что классный руководитель восьмого «Б» сидит, подперев щеку, а перед ним два пустых стакана и тарелки, обсыпанные черными зернышками мака. Одна девочка шепнула другой:

— Интересно, о чем она так задумалась?

Валентина Федоровна размышляла, как ей дальше быть с Женей. Главное, не торопиться. Начать с небольших поручений, с дел, которые ему по плечу. А там будет видно… Однажды на лекции по методике преподаватель привел им, будущим педагогам, пословицу: «Путешествие в тысячу миль начинается с одного шага».

Вот и решай, каким будет первый шаг.

17. Опять в отсутствие Тани

Когда Таня была еще маленькой, она открыла один жестокий закон: то, что случилось в твое отсутствие, произошло без тебя, выглядит страшно интересным, невыносимо заманчивым.

Не выбежишь вовремя во двор, пропустишь урок, собрании, вылазку в лес — после терзаешься. Только и слышишь: «Помните, как мы промерзли, заблудившись на лыжах? Здо́рово было!», «Помните, как Борька на химии грохнулся вместе с мензуркой?» И опять: «Здо́рово было!»

Вот и сейчас… Таня вместе с другими «пытливыми» прибирает по случаю закрытия выставки актовый зал. И слышит со всех сторон:

— Помните, как ботаник разволновался? У каждого экспоната: «О-о-о!»

— А возле сада будущего раз двести протер очки!

Таня отсутствовала, когда преподаватель ботаники Ян Мартынович Круминь осматривал замечательные изделия их клуба. Она вместе с Женей готовилась к контрольной по математике. Она — человек долга. Теперь приходится молчать, слушать, как другие вопят:

— А после-то… Всех нас вытащил в парк, чтобы «прикинуть на место опыт тысячелетий»…

— Помните: «в волнующей перспективе»? Ха-ха! — хихикала, разумеется, Верка.

Остальные радостно восклицали: «Да, да!» Таня убеждена, что все, о чем они вспоминали, было волнующим. Не трудно представить себе картину: высокий, худощавый Круминь, окруженный ребятами, шествует по бывшему пустырю, или, как он всегда выражается, по земельным владениям школы. Лицо у Яна Мартыновича мечтательное, чуть воспаленное от ветра и солнца, брови выцвели добела. Весной почти все уроки ботаники проходят у него под открытым небом.

Он готов сутками не уходить с «земельных владений». Он любит молодой, недавно созданный парк и хочет, чтобы этот парк остался в памяти каждого из ребят самой родной, самой любимой точкой на земном шаре. Он даже требовал этого, выступая на первомайском вечере.

И вот вместе с таким человеком некоторые счастливцы обошли весь участок, обсудили, что и где еще посадить, как сделать дорожки школьного парка такими же яркими, радостными, как в саду будущего. А Таня не ходила, не обсуждала…

— Ты бы слышала, Танька, говорит Петя-Подсолнух, — какой у нас разгорелся спор! Не знали, чего хотеть… С дорожками, например. То ли добывать кирпич разных оттенков, чтобы выложить его красивым узором, словно ковер. — Петя плавно провел рукой над затоптанным полом зала. — То ли пустить и дело цветной песок, или пеструю гальку, или шлак. Знаешь, бывает такой голубоватый шлак? — И давай расписывать товарную гавань, полную сокровищ, необходимых в дорожном деле.

Как будто Таня и экскурсию пропустила!

— А после, — не унимается Петя, — мы тут же, на воле, вместе с Яном Мартыновичем и Валентиной Федоровной перепели все песни на свете. Здо́рово было…

Вот так и прозевываешь самое интересное.

На выставку пришли работники комсомольского райкома, долго бродили по залу. Многие были при этом. Таня, конечно, — нет. Неизвестно, восклицали ли эти серьезные посетители возле каждого экспоната: «О-о-о!», но сегодня радиоузел объявил на все этажи, что райком комсомола предложил сохранить выставку, сделать ее передвижной. Для обмена опытом между школами.

Разве это не здо́рово?!

Сооружения и рисунки, всю коллекцию садово-парковой архитектуры переносят на время в комнату рядом с библиотекой. Переносят бережно: экспонаты стали общественным достоянием. Большой лист с зеленым пингвином, в клюве которого приглашение «всем-всем!» заходить на выставку, аккуратно снят и скатан в тугую трубку.

Таня провожает глазами уплывающую из зала панораму Петергофского парка. Эту панораму она делала вдвоем с Алешей, так же как и макет пейзажного парка… Когда Таня тоненькой кисточкой, обмакнутой в золотую краску, наводила последний блеск на статуи, на скульптуры каскадов, Алеша рассказывал ей, как зверски гитлеровцы разрушили Петергоф и как он вновь засиял, восстановленный ленинградцами. Алеша с дедом сфотографировали и дворец и многие из фонтанов.

Ну, скажите, где справедливость? Некоторые со своими дедушками раскатывают по всей стране, знакомятся со знаменитыми памятниками, а рядом существуют пасынки, которым от их домашних достаются не радости, а побои. Бедняга Женька! Ради него Таня готова пропустить любое захватывающее событие. Зато ради Рязанцева пальцем не шевельнет! С ним она не только разговаривать — здороваться не желает.

Так, во всяком случае, получилось…