Альберт Манфред - Наполеон Бонапарт

• Название: Наполеон Бонапарт
• Автор: Альберт Манфред
• Издательство: Алашара
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1989

Книга доктора исторических наук А. 3. Манфреда — это политическая биография французского буржуазного государственного деятеля и полководца Наполеона Бонапарта. Опираясь на обширный, во многом малоизвестный документальный материал, автор рассказывает об основных событиях и фактах того времени, об окружении Наполеона, о секретах его триумфов и причинах поражений.

Печатается по изданию: А. 3. Манфред. Наполеон Бонапарт. Четвертое издание. — Москва: издательство «Мысль», 1986 г.

---

Но было еще и иное. При всей тщательности подготовки в чисто военной области также оставались поразительные пробелы. Начиная подготовку кампании 1812 года, он не только не имел общего стратегического плана войны, но даже не был в состоянии решить основной вопрос: что будет театром войны, где будут происходить военные действия, куда и как далеко должна будет зайти французская армия, чтобы одержать победу над Россией?

Как это могло произойти? Это объяснялось прежде всего тем, что до последнего момента Наполеон испытывал колебания в вопросе о том, нужно ли идти на эту войну; он не был в том уверен. У него оставалась надежда, что грозные приготовления напугают Александра, что царь не выдержит, пойдет на уступки и тем будет достигнута моральная и политическая победа. Во-вторых, у него были колебания в том, как долго должна длиться война и как далеко может продвинуться французская армия вторжения. Следует обратить внимание на то, что в одном из первых официальных документов — в воззвании к «великой армии» от 22 июня 1812 года — главнокомандующий писал: «Солдаты! Вторая польская война началась!»[1099]. Эта война начиналась для Наполеона не как русская война — она была второй польской войной, повторением 1807 года. Его распоряжения по дислокации военных сил показывают, что он ожидал вторжения русских войск в Великое герцогство Варшавское[1100] и его первоначальный расчет строился на том, что решающие битвы произойдут в начальный период войны. При всех обстоятельствах он и его окружение считали, что война будет кратковременной[1101]. Ни в одном из официальных документов французского командования начала войны нельзя найти никаких упоминаний о Москве. Мысль о глубоком вторжении, о проникновении в глубь Российской империи первоначально исключалась Наполеоном.

Если верить Меттерниху, весной 1812 года в Дрездене Наполеон говорил: «Я открою кампанию переправой через Неман; ее границами будут Минск и Смоленск. Здесь я остановлюсь. Я укреплю эти два пункта и вернусь в Вильно, где будет главная ставка командования, и займусь организацией Литовского государства…»[1102].

Симптоматично также и то, что, начиная кампанию против России, Наполеон намеренно отказывался от плана восстановления независимой Польши. Польские лидеры настойчиво предлагали ему с этого начать: провозгласить образование независимой Польши и сразу приобрести поддержку всех поляков против Российской империи. Император, не желая ссориться с поляками, все же не шел на этот шаг. Поляки, польская проблема его интересовали в 1812 году в плане узко утилитарном: использовать Великое герцогство Варшавское как базу для развертывания наступательных действий и возможно полнее и эффективнее применять в деле польские вооруженные силы Понятовского. С поляками он хитрил: он им охотно давал обещания на будущее, придумывал разного рода планы и проекты, призванные убедить их в серьезности намерений[1103]. На деле же он не хотел радикального решения польской проблемы не только потому, что это вызвало бы недовольство Австрии и Пруссии, но и потому, что он хотел исключить все, что сделало бы невозможным последующее примирение с русской монархией.

***

«Великая армия» Наполеона, беспрепятственно переправившись через Неман и не встречая нигде сопротивления, двинулась в глубь Российской империи. 25 июня был занят город Ковно, 28 июня французская армия вступила в Вильно.

История французского нашествия и Отечественной войны 1812 года описана во множестве работ русских дореволюционных[1104] и советских историков. Не говоря о многих более давних работах, отметим вышедшие сравнительно недавно капитальные труды Е. В. Тарле[1105], П. А. Жилина[1106] и Л. Г. Бескровного[1107], монографически исследовавших тему. К этим интересным исследованиям, внесшим много нового в освещение событий, имевших огромное значение для судеб Европы, и обоснованно опровергшим ряд версий и неправомерных суждений, распространенных в исторической литературе, мы и отсылаем читателя. Французская научная литература о кампании 1812 года значительно беднее русской литературы. Это объясняется главным образом тем, что работы французских историков в основном базируются на воспоминаниях участников похода 1812 года, а не на архивных материалах. Хранящиеся в Национальном архиве материалы[1108] содержат либо второстепенные документы, имеющие косвенное отношение к кампании 1812 года (письма Бассано и письма к нему, польские дела и прочее), либо документы, датируемые началом 1813 года, то есть уже после отступления и гибели «великой армии».

Где же основной архивный фонд «великой армии»? Где же архив похода 1812 года? Исследователи давно уже стремились внести ясность в этот остававшийся невыясненным вопрос. Лишь сравнительно недавно поступившие документы фонда Дарю дали исчерпывающий ответ на этот волновавший историков вопрос. При отступлении наполеоновской армии, уже после Смоленска принявшем катастрофический характер, в Орше 20–21 ноября 1812 года по распоряжению Дарю из-за отсутствия лошадей и повозок весь архив наполеоновской армии, до тех пор тщательно сохранившийся, был сожжен[1109]. Теперь можно уже с полной определенностью утверждать, что архива наполеоновской армии, вторгшейся в Россию, не существует.

Понятно, что в данной работе автор не имеет возможности раскрыть во всей полноте и во всем значении героическую эпопею 1812 года, завершившуюся разгромом и гибелью наполеоновской армии. Лишь коротко и сжато здесь будет восстановлен основной ход событий в их причинной связи.

Как уже говорилось выше, Наполеон, с. величайшей тщательностью подготавливая огромную, могущественную, казалось бы неотразимую, армию вторжения, внимательнейшим образом продумав продвижение и дислокацию корпусов отдельных частей громадной военной машины, странным образом не имел столь же отработанного и ясного для него самого плана последующих военных действий. Стремительным маршем за три дня пройдя немалое расстояние от берегов Немана до Вильно, он затем задержался на восемнадцать суток в этом городе. Почему? Какая в том логика? Ведь все преимущества быстрого, почти молниеносного продвижения первых дней войны были утрачены. Правда, корпус Даву успешно продвигался и занял Минск, и Наполеон тщетно ожидал столь же быстрого продвижения Жерома, надеясь, что тот настигнет Багратиона. Жером не выполнил эту задачу, и рассерженный Наполеон подчинил вестфальского короля маршалу Даву[1110]. Но помимо этих непредвиденных военных просчетов объяснения потери темпов наступления надо, видимо, искать в политических соображениях, оказавшихся ошибочными.

Прибытие в ставку французской армии генерала Балашова с посланием Александра было неправильно истолковано Наполеоном. Со стороны Александра то было не более чем маневром; Наполеон же увидел в нем доказательство слабости Александра; он создал себе иллюзию, будто царь напуган, растерян и не сегодня-завтра снова обратится с просьбой о мире[1111]. Эти ошибочные расчеты продолжали определять действия Наполеона и в дальнейшем.

Нельзя не видеть также, что Наполеон в начатой им войне строил все планы, все расчеты только на последующем соглашении с царем. Стратегия социальной войны, курс на привлечение в качестве союзников угнетенных и недовольных, широко проводимый им в ранних кампаниях, например 1796 года, был полностью исключен в войне 1812 года. Вступив в страну, где сохранялось крепостное право, где сорок лет назад Великая крестьянская война под руководством Пугачева потрясла основы феодально-абсолютистского государства, Наполеон не пытался и не хотел привлекать крестьян на свою сторону. Он до такой степени ощущал себя монархом, властелином, уже настолько проникся пренебрежением к «черни», что ему теперь претило прямое обращение к народу и он уже считал для себя невозможным привлечение раскрепощаемых крестьян в качестве союзников.

Более того, он не решался поднять против царской власти и нерусские народы — литовцев, латышей, эстонцев, финнов. Он даже полякам, давно уже им используемым в корыстных целях, боялся обещать полное восстановление независимости[1112]. Иначе, впрочем, и быть не могло. Мог ли Наполеон призывать народы к национально-освободительному восстанию, когда он сам беспощадно подавлял национальные движения в своей огромной империи и вассальных государствах и пять лет железом и кровью пытался смирить испанский народ?

Он шел теперь в чужую страну как завоеватель, как агрессор, рассчитывающий только на силу штыка. То была агрессия, освобожденная от всякого идеологического оперения, ничем не прикрытая, грубая, рассчитывавшая найти свое оправдание в торжестве силы. Каждая из сторон начинала войну со своего рода манифеста — обращения к армии. Что мог сказать Наполеон? Какое объяснение он мог дать начатой им войне? Ему нечего было сказать, и он прибег к почти мистическим формулам: «Рок влечет за собою Россию; ее судьбы должны свершиться»[1113]. Не примечательно ли, что царь Александр — самодержец, неограниченный властелин империи крепостных — противопоставил этим лишенным реального содержания фразам призывы, звучавшие более определенно и, хотя бы внешне, более прогрессивно: «Воины! Вы защищаете веру, отечество, свободу!»[1114]. Мог ли кто даже лет десять назад, в начале XIX века, предположить, что политический деятель, поклявшийся служить республике и свободе, будет чураться самих слов этих, а всероссийский самодержец, обороняясь от движущихся против его империи несметных воинских сил Наполеона, поднимет против них как щит великое слово — свобода?