Альберт Манфред - Наполеон Бонапарт

• Название: Наполеон Бонапарт
• Автор: Альберт Манфред
• Издательство: Алашара
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1989

Книга доктора исторических наук А. 3. Манфреда — это политическая биография французского буржуазного государственного деятеля и полководца Наполеона Бонапарта. Опираясь на обширный, во многом малоизвестный документальный материал, автор рассказывает об основных событиях и фактах того времени, об окружении Наполеона, о секретах его триумфов и причинах поражений.

Печатается по изданию: А. 3. Манфред. Наполеон Бонапарт. Четвертое издание. — Москва: издательство «Мысль», 1986 г.

---

Император был взбешен. Он выразил свое недовольство Массена и отстранил его от руководства военными делами. Знаменитый полководец оказался в опале. Конечно, эти меры, как и жестокие репрессии против испанского населения, как и выговоры, нотации, которые он читал своему брату — испанскому королю, были бесполезны. Подчинить Испанию было невозможно: весь испанский народ сражался за независимость и свободу; война не прекращалась ни на день.

В Германии дело не дошло еще до взрыва, но он назревал. Король Вестфальский — младший брат Наполеона Жером предупреждал, что если возникнет война, то «все области между Рейном и Одером станут очагом всеобъемлющего восстания». Генерал Рапп говорил, что «при первой военной неудаче от Рейна до Сибири все поднимутся против нас»[1074]. В Италии, которая частью стала французской провинцией, частью вассальным королевством, приходилось увеличивать гарнизоны для того, чтобы держать в повиновении страну: там уже началась освободительная партизанская война. В ноябре 1811 года Наполеон предписывал пасынку — вице-королю Евгению Богарне формировать нодвижные колонны из итальянцев и французов, придать им кавалерийские отряды, поставить во главе генерала и их усилиями покончить с бандитизмом в окрестностях Рима[1075]. Но что представлял собой этот бандитизм? То было антифранцузское партизанское движение итальянских крестьян, итальянских патриотов, поднявшихся на освобождение родины от иноземных угнетателей. Такие же приказы о создании военных формирований для борьбы с бандитизмом были даны генералу Миоллису в Риме и великой герцогине Тосканской Элизе.

Принятые меры не дали ожидаемых результатов, и в апреле 1812 года Наполеон дал новое распоряжение принцу Евгению. Он требовал от него покончить с бандитами, гнездящимися в горах Венецианской области[1076].

Не лучшим было положение в других вассальных государствах. На протяжении ряда лет нарастал конфликт между Наполеоном и его младшим братом Луи, королем Голландии. Из всех братьев Наполеона Луи был ему ближе других. Но Луи, став королем Голландии, удостоверился, что политика французского императора идет во вред народу, монархом которого он стал. Упрямый и своенравный, Луи не захотел покорно следовать предписаниям старшего брата. Конфликт обострился; он закончился тем, что в 1810 году Луи отрекся от престола в пользу своего сына. Наполеон не пожелал выполнить волю брата, он просто присоединил Голландию к французскому государству[1077]. Но дела в Голландии не внушали доверия императору, и в приказе генералу Молитору он обязывал следить за поддержанием порядка в этой части Французской империи.

Императорские орлы по-прежнему парили над Парижем, над огромной Французской империей, над вассальными государствами Европы. От Мадрида до Варшавы, от Гамбурга до Неаполя слово императора звучало беспрекословным приказом.

Но во всей Европе — в Германии, Италии, Испании, Голландии, Бельгии, в самой Франции был слышен подземный гул. То подспудно накапливались силы народного гнева.

Наполеон не хотел отдавать себе отчет в истинном значении всех этих тревожных симптомов. Их действительный смысл он постиг много позже — в часы раздумий сурового уединения на острове Святой Елены. Тогда же, в 1810–1811 годах, когда его слава и власть внешне казались безграничными, он был как бы ослеплен своим всемогуществом Он видел перед собой лишь склоненные головы; никто уже не смел ему перечить, никто не решался вступать с ним в спор. Он и сам разучился спрашивать, выслушивать чужие мнения; жестким, требовательным голосом он лишь отдавал короткие приказания.

Иногда наступали минуты прозрения, и тогда он остро ощущал леденящий страх, который он распространял повсюду вокруг себя, и холод собственного одиночества. «И внутри страны, и вне ее я царствую лишь благодаря внушаемому всем страху», — говорил он. В другой раз, охваченный дурными предчувствиями, он признавался горестно Моллиену: «Когда настанет час опасности, меня все покинут». И как только заканчивался день с его всепоглощающими заботами и наступала ночь и тишина, тревожные вопросы обступали со всех сторон, Наполеон не находил на них ответа. Сон бежал от него в долгие ночные часы; он ходил из угла в угол своей огромной комнаты и снова возвращался к тем же терзавшим его вопросам, и снова не мог найти решений, предотвращавших неясную, смутно ощутимую опасность.

***

По-видимому, с 1811 года, может быть с конца 1810 года, возникла мысль о войне с Россией. Во всяком случае в феврале 1811 года в Петербурге при дворе уже сложилось мнение о вероятности и даже близости войны[1078]. Эта мысль еще не имела отчетливого завершения, и ее трудно было освоить даже самому Наполеону. Едва лишь возникнув, она наталкивалась на само собой разумеющийся вопрос: зачем, для чего, кому нужна война против России? В самом деле, как мог политик, провозгласивший, что единственным союзником Франции может быть Россия, начинать против нее войну? Ради чего? Почему?

Когда в 1811 году возникли слухи о возможности войны против России, они вызвали всеобщее, приглушенное, конечно, негодование: зачем, кому нужна эта война?[1079]

Сам Наполеон в период подготовки к войне порой понимал ненужность ее, а может быть даже гибельность. 1 июля 1810 года он говорил Коленкуру: «Я не хочу завершения своей судьбы в песках пустыни России». Он не раз напоминал, что помнит о судьбе Карла XII шведского, что он не хочет новой Полтавы. Паскье утверждал: «Он сознавал опасности, навстречу которым шел»[1080]. То было верное наблюдение, и многое его подтверждает. Но он старался заглушить тревожные мысли и в спорах с Коленкуром убедить не только своего собеседника, но и самого себя[1081].

Анализируя политику Наполеона 1811–1812 годов, нельзя не видеть глубокие колебания, которые он испытывал. 16 июня 1811 года он говорил: «Надеюсь, что мир на континенте не будет нарушен»[1082]. Он уверял Коленкура, что не хочет войны. В том же 1811 году он снова вернулся к мысли о вооруженном десанте против Англии. Он написал письма морскому министру, товарищу юношеских лет графу Декре. Он ставил перед ним вопрос о спешной подготовке вооруженной высадки на Британские острова[1083]. Эти колебания, это метание между разными вариантами и планами доказывают, сколь неясным представлялось Наполеону будущее. Война против России? Она была бессмысленна, гибельна, и сам Наполеон позже, на острове Святой Елены, прямо признал, что война с Россией была его фатальной ошибкой[1084].

Но и в ту пору, когда он уже стал на путь подготовки войны с Россией и уже создавал огромную армию вторжения, его постоянно охватывали сомнения, раздумья. Летом 1811 года он отозвал из Петербурга Коленкура. Коленкур, по-видимому, оставался одним из тех немногих людей, к мнению которых Наполеон был готов прислушаться; остальных он слушать не хотел. Коленкур был заменен в Петербурге генералом Лористоном. Это назначение было вызвано убеждением Наполеона, что Александр обворожил, заколдовал Коленкура и что Коленкур уже не способен защищать его, Наполеона, интересы.

Коленкур по возвращении в Париж был принят императором. Наполеон поставил перед послом основной вопрос: готовится ли Россия к войне против Франции? Отрицать это было невозможно. Но Коленкур со всем пылом убежденности доказывал, что война против России будет безумием, что она невозможна для Франции и не вызывается никакой необходимостью. Конечно, существует множество спорных вопросов, начиная с Польши, с проблем континентальной блокады, с наличия в Данциге и Восточной Пруссии французских войск, воспринимаемых в Петербурге как угроза России, но все это частные вопросы, по которым можно найти взаимоприемлемые решения. Коленкур доказывал, что Александр I не вынет первым шпаги из ножен. Но если Наполеон нападет на Россию, то это будет означать войну без конца. И он передал фразу царя, столько раз потом повторяемую: он уйдет до Камчатки, но не примирится с завоевателями.

Как рассказывал Коленкур, император Наполеон повторил ему «еще раз, что он не хочет ни войны, ни восстановления Польши»[1085].

Но значило ли это, что он готов отказаться от военных приготовлений и протянуть руку примирения России? Нет, конечно. Внешне все оставалось по-прежнему. Александр и Наполеон, как и ранее, обращаясь друг к другу с посланиями, писали: «Государь, брат мой» — и всякий раз заверяли в глубоком уважении и неизменности дружеских чувств[1086]. Русские газеты почтительно сообщали о всех выступлениях его величества императора и короля Наполеона I и с особой охотой печатали речи августейшего оратора, в которых он клеймил «все зло, причиняемое мятежами»[1087]. Как сообщали газеты, в театрах Москвы 24 февраля 1812 года «императорскими французскими актерами представлена будет в первый раз «Цинна» — трагедия в пяти действиях Корнеля», и знаменитая мадемуазель Жорж, находившаяся в расцвете славы, должна была исполнить роль Эмилии[1088]. Все шло своим чередом.