Алекс Гольдфарб - Саша, Володя, Борис... История убийства

• Название: Саша, Володя, Борис... История убийства
• Автор: Алекс Гольдфарб
• Издательство: AGC/Грани
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-0-9826857-1-6

Эта книга — воспоминания двух людей о третьем, дань его памяти и попытка сказать за него то, что он сам не успел.

Это еще и историческая хроника глазами очевидцев.

В центре ее — взаимоотношения двух ключевых персонажей российской политики на рубеже двух столетий — Владимира Путина и Бориса Березовского.

Но для нас, как авторов, их дружба, сменившаяся враждой, являются в первую очередь обстоятельствами убийства, и уж во вторую — фактами российской истории.

---

ЕСЛИ “ХУЛИГАНСКАЯ” и “спортивная” составляющие официального образа претендента были близки к истине, то чекистская часть, а именно пятнадцать лет, якобы проведенных на тайном фронте борьбы с внешним врагом, по мнению Саши Литвиненко, были не более чем нагромождением белых пятен и нестыковок, за которыми скрывалось нечто такое, что имиджмейкеры не хотели выносить на публику. Саша утверждал, что Путин был чекистом наименее почетной разновидности, которую легко распознать, если понимаешь внутреннее устройство Конторы: это был профессионал политического сыска, а вовсе не разведчик или, как Саша, борец с бандитами. Миф о Путине-разведчике, который должен был представить претендента фигурой романтической и инстинктивно уважаемой, разваливался при ближайшем рассмотрении его профессиональной биографии.

Первым эпизодом этой биографии был визит молодого Путина в Контору в возрасте 16 лет, когда он, романтичный школьник, впечатленный героическим фильмом про шпионов “Мертвый сезон”, пришел просить, чтобы его приняли в КГБ. Человек, говоривший с юношей в приемной Ленинградского управления, объяснил, что в органы не поступают по собственной инициативе. Чтобы стать чекистом, нужно овладеть какой-нибудь полезной гражданской профессией, к примеру юриста, и ждать, пока всевидящая Контора сама не обратит на тебя внимание и не вступит в контакт.

История умалчивает о том, когда этот контакт состоялся, ибо следующей ступенькой в официальной чекистской карьере Путина было распределение в КГБ по окончании ЛГУ в 1975 году. Между тем, утверждал Саша, распределение в Контору не могло произойти на пустом месте. Зачислению в штат всегда предшествует период негласного сотрудничества. Так было и с самим Сашей, который, прежде чем попасть в штат армейской контрразведки, в течение года был тайным агентом в своей войсковой части: отслеживал “случаи дезертирства, контрабанды, хищения оружия и боеприпасов”. Так, безусловно, было и с Путиным, с той лишь разницей, что его осведомительство происходило на десять лет раньше в среде студентов ЛГУ, в самый разгар “застойного периода”, то есть было связано с идеологией и инакомыслием.

Официальная биография Путина умалчивает, чем он занимался первые четыре года службы, пока не перешел в разведку. Известно лишь, что закончив курсы оперативного состава в «401-й школе» на Охте, в которой готовили специалистов по негласному наблюдению, он работал в ленинградском УКГБ “по линии контрразведки”, что могло означать либо слежку за иностранцами, либо “пятую линию” — борьбу с диссидентами. Сослуживцы утверждали, что он работал в “пятерке”, что согласуется с официальным молчанием по этому поводу, ибо имиджмейкеры не преминули бы упомянуть о героических буднях кандидата, если бы речь шла о борьбе со шпионами.

Следующий элемент мифологии Путина-разведчика — его служба в ПГУ, то есть внешней разведке. Перевод в систему Первого Главного Управления состоялся в 1979 году, когда его отправили проходить годичный курс переподготовки в московскую Высшую школу КГБ им. Дзержинского. Однако после ее окончания Путина направляют вовсе не в центральный аппарат в Ясенево, откуда велись зарубежные операции, а возвращают обратно в ленинградское УКГБ, где он работает по линии РТ — “разведки с территории”, что в переводе на непрофессиональный язык означает разработку иностранцев в целях вербовки: сбор компромата, выявление слабостей, затягивание “объекта” в сеть.

Через четыре года следует еще один курс повышения квалификации, на этот раз в Краснознаменном институте (КИ), элитной школе советских Джеймс-Бондов. Там Путин провел год, с июля 84-го по июль 85-го. Попал он в КИ в чине майора в возрасте 32 лет и был явно не ровня “сливкам” шпионской профессии — молодым выпускникам языковых или политологических ВУЗов, проходивших полный, трехлетний курс обучения для засылки “нелегалами” в страны НАТО.

Принадлежность претендента к “черной кости” в иерархии ПГУ не преминули отметить в ходе предвыборной кампании и представители “шпионской элиты” из круга Примакова: “Да какой же он разведчик?!” После избрания Путина президентом эти высказывания закончились для их авторов увольнением из органов.

Злословя по адресу Путина, люди Примакова особенно подчеркивали то обстоятельство, что после обучения на Германском отделении КИ он был отправлен не в ФРГ, Австрию или Швейцарию, а в захолустную ГДР, да еще в провинциальный Дрезден, где “вообще ничего не происходило”. Там, пребывая на официальной должности директора Дома дружбы СССР-ГДР, Путин занимался “обыкновенной разведдеятельностью”: вербовкой агентов, обработкой и отправкой информации в центр и т. п. По его собственным словам в книге “От первого лица”, “речь шла об информации о политических партиях, тенденциях внутри этих партий, о лидерах — и сегодняшних, и возможных завтрашних, о продвижении людей на определенные посты в партиях и государственном аппарате”, иначе говоря, о политической слежке, что, естественно, включало активное сотрудничество с коллегами из “Штази” — службы госбезопасности ГДР. На этом поприще претендент заработал медаль «За выдающиеся заслуги перед Национальной народной армией ГДР».

В 1990 году Путин вернулся в Питер и был откомандирован в ректорат ЛГУ ответственным за международное сотрудничество, где и оставался вплоть до увольнения из органов в чине подполковника и перехода в мэрию в июне 1991 года.

Из всего этого при ближайшем рассмотрении, по словам Саши, вырисовывается “биография опера, специализирующегося на слежке и политическом сыске”, сначала за сокурсниками в ЛГУ, потом заезжими иностранцами, питерскими интеллигентами и восточными немцами. Ничего общего с романтическим образом разведчика в тылу врага или охотника за бандитами и террористами в этой биографии не было. Саша не уставал это повторять: для него было важно, что Путин относился к более низкой касте кагэбэшников и “никогда не работал в условиях, угрожающих жизни”.

В ОТЛИЧИЕ ОТ американских экспертов, московский политический класс прекрасно понимал, что Путина готовят на роль ельцинского преемника. Маша Слоним, моя московская приятельница еще с советских диссидентских времен, ставшая теперь лидером Московской хартии журналистов, зная о моей дружбе с Борисом, сказала: “Передай Березовскому, что он совершает большую ошибку. Путин — это КГБ. С КГБ нельзя играть в игры, они все равно тебя переиграют. Примус, конечно, тоже КГБ. Но, по крайней мере, он старый. Он долго не протянет. А этот — всерьез и надолго”.

Я поговорил с Борисом. Будучи, как и Маша, представителем старой школы антисоветчиков, я также считал, что презумпция невиновности на КГБ не распространяется. Но Борис ответил, что верит Путину. Когда они не соглашаются друг с другом, Путин не хитрит, а прямо говорит, что у него на уме, например, в отношении Литвиненко. Но в целом все они группа единомышленников. Главное качество, за которое его отобрали в преемники — лояльность Ельцинской команде.

— Боюсь, что первое, что он сделает, когда придет к власти, так это посадит тебя в тюрьму на радость себе подобным, — предупредил я.

— Вот-вот, — засмеялся Борис. — Я ему тоже сказал: “Володя, лучший способ нам выиграть выборы — это посадить меня в тюрьму на пару месяцев. Это выбьет у Примуса почву из-под ног. После выборов выпустишь”.

— Ну, а он?

— Согласился с моим анализом, но выразил уверенность, что я найду другой способ, получше.

Год спустя, когда Борис бежал от Путина за границу, я напомнил ему этот разговор. Он только пожал плечами.

— Ну что тут скажешь? Наверное, тогда я видел в нем то, что хотел увидеть.

— Ну а теперь, если оглянуться назад, было хоть что-нибудь, что тебя насторожило, какой-то сигнал, указывающий, что это совсем не тот человек, за которого вы его принимаете? — поинтересовался я.

— Был один момент, когда у меня появились задние мысли, — признался Борис.

Это случилось в августе 1999 года, недели через две после назначения Путина премьером. Борис направлялся к себе на дачу, как вдруг позвонил Путин и сказал, что ждет его в Белом доме. Он развернулся и поехал в город. Путин принял его своем новом кабинете. На рабочем столе премьера стоял небольшой бюст отца всех чекистов Дзержинского — тот самый, который Борис заметил у него еще на Лубянке.

Путин был вне себя.

— Твой друг был здесь. Гусинский. Он мне угрожал.

— Чем?

— Он сказал, что когда Примус станет президентом, вы все пойдете в тюрьму: Таня, Валя, ты, ну и я вместе с вами за то, что вас покрываю.

— Володя, даю тебе честное слово, что в деле “Аэрофлота” ничего нет; все это — старая свара с Примусом из-за денежных потоков.

— Знаю, знаю, — прервал его Путин. — Вы тогда здорово потеснили наши службы. Но дело не в этом. Он мне угрожал!