Алекс Гольдфарб - Саша, Володя, Борис... История убийства

• Название: Саша, Володя, Борис... История убийства
• Автор: Алекс Гольдфарб
• Издательство: AGC/Грани
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-0-9826857-1-6

Эта книга — воспоминания двух людей о третьем, дань его памяти и попытка сказать за него то, что он сам не успел.

Это еще и историческая хроника глазами очевидцев.

В центре ее — взаимоотношения двух ключевых персонажей российской политики на рубеже двух столетий — Владимира Путина и Бориса Березовского.

Но для нас, как авторов, их дружба, сменившаяся враждой, являются в первую очередь обстоятельствами убийства, и уж во вторую — фактами российской истории.

---

Потом он мне объяснял: “В Лефортово до меня дошло, что я сменил принадлежность, в том смысле, что все мы ведь кому-то принадлежим. Понимаешь, Марина мою душу вроде как востребовала. До этого, посади меня на полиграф — ну, детектор лжи, где нужно отвечать первое, что приходит в голову, то при слове “любовь” я бы ответил “родина”; если “верность” — то сказал бы “присяга”; если “выполняй”, то — “приказ”. Мне бы и в голову не пришло подумать о чем-то другом. Потому что я принадлежал им на сто процентов. Как ребенок родителям, которых я, впрочем, мало знал”.

Но Марина изменила все. Когда он ее увидел, он понял, что принадлежит ей, а потом и их сыну, а уже потом всему остальному. С первой семьей все было иначе. Марине каким-то образом удалось отомкнуть замок на цепи, которой он был прикован к Конторе, когда-то заменявшей ему отца и мать.

— Если б я попал в УРПО до нее, я бы, наверное, как робот делал все, что прикажут. Но Марина развеяла этот гипноз, и я стал думать. А потом появился Борис и довершил процесс. Потому что он все подробно объяснял. Не то что наши генералы, которые только и умеют, что орать: “Выполняй! Это приказ!”

Лежа в камере, часами разглядывая потолок, он думал о своих двух семьях: как они будут жить? У него не было ни собственности, ни сбережений. Может, Марина сообразит обратиться к Борису за помощью. Но, конечно, в ФСБ тут же представят это в каком-нибудь безобразном виде или начнут на нее давить, как давили на первую жену Наталью еще до его ареста. Ее вызвали на Лубянку, отобрали все квитанции об уплате алиментов и заставили подписать заявление, что Саша ей угрожал.

А потом сам Путин объяснял по ТВ, что Саша — злостный неплательщик алиментов: “Кстати, жена одного из участников пресс-конференции обратилась ко мне с жалобой”.

— Зачем ты это сделала? — наорал на нее Саша. — Ты же себя ставишь под удар! Тебя попросту убьют и свалят все на меня — ты этого хочешь?

— Я не знала, — рыдала Наталья. — Я слабая женщина. Они меня напугали.

Такие низкие методы простительны какому-нибудь оперу, думал Саша. Но чтобы директор ФСБ опустился до этого! Ни Ковалев, ни Барсуков такого себе никогда бы не позволили!

ЕСЛИ У САШИ в те дни было вдоволь времени для размышлений, то у Марины не было ни минутки, чтобы даже прийти в себя. О том, что Сашу арестовали, она узнала от Понькина, который приехал в тот вечер к ней на работу. Неожиданно на нее свалилась тысяча забот. С утра позвонили из офиса Березовского. Борис Абрамович за границей, сказал секретарь, но велел найти вам адвоката. Потом позвонил следователь из прокуратуры и пригласил на беседу. Толика пришлось отвезти к родителям на дачу.

Наутро она встретилась с адвокатом. Это был заслуженный военный юрист, который сразу же сказал ей, что у него нет опыта ведения политических дел.

— Но политические вопросы все равно будут решаться не в суде, — усмехнулся он. — Могу вам только обещать сделать все необходимое по существу обвинений, как если бы это было неполитическое дело.

Борис также распорядился, чтобы в офисе Марине выдавали по тысяче долларов в месяц — примерно столько же, сколько зарабатывал Саша.

— Не волнуйтесь, мы его оттуда вытащим, — сказал он ей по телефону из Парижа. А она подумала: “Ну что он может еще сказать? Он сам в бегах”.

Затем она поехала в Лефортово.

— Когда я могу его увидеть? — был ее первый вопрос следователю.

Старший следователь по особо важным делам Сергей Барсуков вел себя сдержанно и официально. Он объяснил правила: Саше положено два свидания в месяц по его, Барсукова, усмотрению. Март уже на исходе, так что она может рассчитывать на два свидания в апреле, если, конечно, не появятся причины для отказа. А пока что Барсуков должен произвести обыск у них в квартире. Вот ордер.

Зачем обыск, подумала она, какое он может иметь отношение к предъявленному обвинению? Но это был обыск наудачу. Они перевернули все вверх дном, но ничего интересного не нашли. Марина знала, что все свои записи Саша держал в каком-то другом, укромном месте.

Обвинение было курам на смех: полтора года назад, во время задержания, Саша якобы избил некоего Владимира Харченко, шофера главаря банды. Нанесенное телесное повреждение имело форму ссадины “размером с пятикопеечную монету”. Адвокат сказал, что можно не волноваться: такое дело развалится в суде за пять минут.

В начале апреля ей разрешили свидание. Она встала в шесть утра, чтобы занять очередь на запись, которая заканчивалась в восемь. Разговоры женщин в очереди привели ее в ужас: если в передаче превышен разрешенный лимит — например, окажется лишний грамм мыла или пакетик чаю, то всю посылку завернут!

Зарегистрировавшись, она прождала еще три часа, прежде чем ее впустили в зал свиданий, где в маленькой будочке за толстым стеклом сидел Саша. Говорили по телефону. Охранник объяснил, что нельзя обсуждать обстоятельства дела и произносить что-либо, что может походить на тайное сообщение. Можно о семье, о погоде, здоровье и всяких других вещах, важных только для них одних. За семь месяцев, что Саша провел в Лефортово, было четырнадцать таких свиданий.

ЛЕФОРТОВО — ОСОБАЯ ТЮРЬМА. Ее хорошо финансируют и ею эффективно управляют. По сравнению с другими тюрьмами условия там относительно приличные. И тем не менее, депрессия завладевает тобой моментально. Самым ужасным, по словам Саши, была давящая тишина. Такого тяжкого безмолвия, которое окружало его в лефортовской одиночке, он не ощущал никогда.

— Лефортово морально сокрушает. Там стены излучают негативную энергию! Раньше ведь это была пыточная тюрьма. Говорят, над Лефортово птицы не летают. Я два раза на прогулке видел птицу за семь месяцев, — писал он потом в “Лубянской преступной групировке”.

Будучи тюрьмой ФСБ, Лефортово служит местом содержания весьма серьезного контингента: шпионов, криминальных авторитетов, особо важных экономических преступников. Саша выделялся смехотворностью обвинения — он сидел за то, что кого-то ударил. Но обращались с ним, как с серьезным преступником, и применили к нему весь арсенал методов психологического давления.

С самого начала следователь сообщил, что по существу его дело не стоит и обсуждать. Зачем попусту тратить время? Мол, сам понимаешь, тебя осудят, потом отправят куда-нибудь на Урал и там на зоне благополучно прихлопнут. И никто не заметит и не пожалеет. Ведь ты предатель, и прекрасно знаешь, как поступают с предателями.

Но все еще можно поправить. Ты ведь сам устроил себе эту проблему — и, спрашивается, ради чего? Согласись, что ошибся, связавшись с Березовским. Ты только будь честен с собой, взгляни правде в глаза. Пойми, что Березовский не стоит того, чтобы жертвовать за него жизнью, и все станет на свои места. И вместе подумаем, как тебе выбраться из этой истории.

В течение тридцати шести дней, проведенных в одиночке, Саша не слышал другого человеческого голоса и уже думал, что вот-вот сойдет с ума. И тут к нему в камеру подсадили соседа. Он, конечно, понимал, что это провокатор, “наседка”, но все равно был несказанно рад любому живому существу, хотя и знал, что все их разговоры записываются на пленку.

За семь месяцев пребывания в Лефортово Сашины соседи менялись пять или шесть раз. Он их видел насквозь. Каждый был осужден на большой срок и вместо того, чтобы гнить в каком-нибудь глухом уголке Гулага, зарабатывал себе право оставаться в привилегированной тюрьме тем, что “стучал” на сокамерников. Метод работы был всегда один и тот же: завоевать доверие разговорами о семье и интересах, всякими житейскими байками, а затем, исподволь, вселить в “объект” чувство безысходности, бессмысленности сопротивления. Или, если получится, выудить информацию, интересующую следователя. Все эти методы Саша когда-то сдавал в училище по предмету “Внутрикамерная разработка”.

Он развлекался тем, что вел игру с незримым опером, стоявшим за его “наседками”. Одного из них он сходу “расколол”, сказав, что точно знает, что тот “стучит”. Саша пригрозил, что как только выйдет на свободу, то раздобудет его агентурное дело у своих приятелей в Конторе, цена вопроса — пятьсот баксов, и расскажет всем, на кого тот стучал на протяжении своей “карьеры”.

На следующий день его вызвал лефортовский опер: “Зачем ты мне дуришь агентов?”

— Пришли другого, — ответил Саша. — Этот мне не нравится. Он храпит.

Но что Сашу действительно удивляло, так это вопросы следователя, которые вслед за ним повторяли “наседки”: их интересовало все, что было связано с кремлевской “семьей” — Юмашевым, Волошиным, Татьяной, Ромой и Павлом Бородиным, начальником кремлевского Управления делами. Каковы их привычки, взаимоотношения друг с другом, с кем общаются, как тратят деньги, и так далее. Было очевидно, что следователь совершенно не понимает истинного положения Саши в кругу Бориса. Да, он был знаком с некоторыми из этих людей, но не настолько близко, чтобы ответить на вопросы, даже если бы захотел.