Ю. Щербачев - Поездка в Египет

• Название: Поездка в Египет
• Автор: Ю. Щербачев
• Издательство: Университетская типография (М. Катков) на Страстном бульваре
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1883

Поездка эта относится собственно к 1876 году. Однако, за истекшие семь лет на берегах Нила и Суэцкого канала ничто не изменилось из того, что здесь описано: предлагаемые наброски ни политических, ни экономических вопросов не затрагивают а касаются исключительно путевых впечатлений туриста, осмотревшего то, что осматривалось, осматривается и во веки будет осматриваться в Египте.

Наброски эти разновременно появились на страницах Русского Вестника. В настоящей книжке некоторые утомительные подробности — по большей части археологические — перенесены из текста в примечания.

---

Я припоминал на месте кровавую легенду и старался не слушать комментариев Тольби.

«Their nomber was 7,000», повествовал он, «and all where on their donkeys» [29]…

Близ круглой площади Гумэлэ стоят рядом две большие мечети: одна, еще неоконченная, Эль-Руфайэ, строится исключительно на иждивение матери Измаил-паши; другая — Гассан — сооружена в XIV веке. Интересна только последняя. Основатель её, с ужасно длинным именем (Мелик-эн-Назир-Абу-эль-Маали-Гассан-ибн-Калуан), пораженный великолепием мечети и опасаясь, чтоб архитектор не выстроил подобной или лучшей вне пределов страны, велел будто отрубить ему руки. По моему, храм даже не величествен и только подавляет своею громадой. Внутри, на грязно-белых стенах нет украшений, кроме фальшивых парусов да надписи обручем ниже купола; по средине — гробница Гассана. Темною стариной веет отовсюду; на каменном полу черные пятна, следы кровяных луж: мечеть служила и до наших времен служить местом сходбищ и буйных расправ во дни народных возмущений. Мрачные сказания связаны с её именем: так, по словам историка Макрици, один из минаретов, обрушившись, задавил 300 человек.

Девочки, надевшие мне на ноги, у дверей, нечто в роде соломенных кульков, в чаянии бакшиша, прыгали около меня и удивлялись по-арабски моему уму, красоте и щедрости.

―

Эль-Азар — мечеть мечетей Каира, мне много говорили о ней, и подъезжая к её портику, я искал глазами чудесного купола, уходящих в небо минаретов… Ожидания мои не сбылись. Обстроенная со всех сторон, Эль-Азар, если можно так выразиться, не имеет наружного вида: с улицы [30] её почти не заметно. В сущности это ни что иное, как некрытый, выложенный плитами двор, замкнутый стенами, вдоль которых идут галереи с рядами мраморных и гранитных столпов (в одной из галерей их более трехсот). Такого рода постройка служит прототипом мечети: мусульмане начали сооружать свои храмы на подобие христианских церквей лишь после завоевания Константинополя.

Итак, Эль-Азар вовсе не похожа на современную мечеть, да и не имеет как мечеть особой важности. Значение её другое: она светоч науки, alma mater, главный университет ислама на Востоке. Жаждущие и алчущие знаний стекаются сюда со всего мусульманского мира. Двор и галереи служат необъятною аудиторией, в которой однако нет ни кафедры, ни скамеек, ни стульев; воспитатели и воспитанники без различия сидят на полу. Студентов насчитывают до 11.000, профессоров до 350.

Университетский курс сводится к изучению Корана и несметных его толкований: богословие, риторика и грамматика истекают из сей «реки премудрости» лишь как придаточные науки, а родившиеся на Востоке алгебра, геометрия и астрономия теперь преданы полному забвению.

Меня долго заставили ждать у входа: кроме общего разрешения посещать мечети, для Эль-Азара требуется специальное свидетельство, «кэтабэ», и путешественник допускается не иначе, как в сопровождены консульского каваса. Со мной были и кавас, и кэтабэ. но встретившему нас имаму последнее показалось сомнительным. и он понес показывать его по начальству. Из двора долетал в глухой ропот множества голосов. В воротах, как пчелы в дырочке улья, толпились входящие и выходящие студенты; останавливаясь, чтобы снять или надеть туфли, они осторожно взглядывали на меня, на каваса, и чинно шли далее. Одежды их мало отличались от костюма Тольби— разве чалмы были чище, но юноши держали себя весьма степенно и походили на людей — если не благовоспитанных, то по крайней мере дисциплинированных. Мне не верится, чтобы в Эль-Азаре, более чем где-либо, следовало опасаться мусульманского фанатизма.

Духовенство наконец удостоверилось, что свидетельство мое не фальшивое: я впущен и хожу среди колеблющегося

моря белых тюрбанов. В тени колонн и на солнце, покачиваясь на поджатых ногах, поклонники Пророка читают вслух рукописи, декламируют наизусть, бормочут зажмурясь; все шевелится, спешит куда-то, и ничто не движется с места… не подвигается вперед и наука, зиждущаяся на Коране.

Мулла в черном подряснике при помощи длинной гибкой трости расчищал нам дорогу, то-есть безо всякой церемонии бил до одурения закачавшихся студентов — бил их со всего размаха почему попало, бил в одиночку, где потеснее бил в кучу… Подчас доставалось даже профессорами И хоть бы малейший протест, бранное слово или косой взгляд; морщясь от боли, прихрамывая и потираясь, наставники и ученики безмолвно расступались пред знатным иностранцем; если кто отходил медленно, вдогонку ему сыпались немилосердные удары.

―

При расставании мулла выпросил у меня два франка «за труды».

На рубеже города, в каменистой степи, над полуразрушенными оградами, одна красивее другой, высятся стройные арабские мечети: очертания их дивно совершенны; от основы до вершины желтовато-дикого цвета, цвета окружающей почвы, они как будто сами собою, без посредства рук человеческих, выросли из пустыни. Их называют «Гробницами Халифов». Строились и содержались они на деньги, которые султаны оставляли «по душу», но в начале нынешнего века образовавшиеся таким образом имущества были отобраны в казну, и мечети мало-помалу пришли в упадок и некоторые уже опасно входить; другие служат складами военных материалов: к этим и близко не подпускают. Я посетил только Бэрху и Каит-бей, лучшие образцы сарацинской архитектуры.

Бэрху (по произношению Тольби, или но Путеводителю Баркук) имеет два купола: под одним покоятся в земле султан Бэрху с сыновьями (старший, Фараг, воевал с Тамерланом), под другим — женщины султановой семьи.

В Каит-бей хранятся под балдахинами два камня, красный и черный, с оттисками неестественных по величине людских ног; Тольби, с обезьяньим проворством поцеловавший оба камня, заметил, что тут по пятницам стоит Магомет. Я впрочем полагаю, что обстоятельство это было безразлично для Тольби, и камни поцеловал он лишь за тем, чтобы показать свою ловкость.

Хотя для осмотра гробниц не надо ни разрешения, ни каваса, ни туфель, хотя вместо муллы вас сопровождает голодная толпа нищих детей, — потомки когда-то многочисленных церковнослужителей, — хотя от прежнего величия видны лишь бледные следы, войдя в любую из мечетей,

….. смущенный, ты
 Вдруг остановишься невольно,
 Благоговел богомольно
Перед святыней красоты.

Кисти великого художника ждут — и не рассыпаются в прах — потолки, пестрые как персидский ковер, альковы, выложенные цветною мозаикой, иссеченные в мраморе надписи вязью, выпуклые арабески архитравов…. Со всякой железной обивки дверей, с каждой скобки хотелось бы снять фотографию. И несмотря на ветхость и запустение, здесь не веет угрюмою стариной, как в Гассане: со стен, со сводов, с могильных памятников — отовсюду сквозь пыль столетий глядит на пришельца вечно юная красота.

Недалеко от «Халифов» находится холм с ветреными мельницами — любимая моя прогулка во время солнечного захода. Вид отсюда схож с видом из цитадели; Каир, Нил, яркая зелень полей и на окраине земли Сахара с пирамидами. Но прекраснее всего гробницы; озаренные лучами заката, они залюбовались с высоты своих узорчатых куполов и очарованным городом, и рекою— красавицей, и багряною далью пустыни.

―

Дервиши дают свои представления по пятницам, от часу до двух пополудни, вертуны в Гаме (мечети) эль-Акбаре, ревуны в Гаме Каср-эль-Айне.

Вертуны или вертящиеся дервиши носят суконную куртку, юпку — иногда черную, иногда белую — и набекрень шапку верблюжьего войлока, напоминающую опрокинутый цветочный горшок (у потомков Магомета она внизу обмотана зеленою чалмой). Поклонившись пред началом церемонии сидящему в глубине шейху и разметнув руки, они кружатся сперва медленно, потом все скорее и скорее, и чрез пять минут пред зрителем целое собрание заводящихся кукол: каждая, подобно юле, как бы привертелась к полу; абрис наклоненной шапки быстро мерцает — то справа, то слева; юпки с широко отпахнутыми краями приняли форму неподвижных конусов. Верчение длится непонятно долго и под конец нагоняет уныние, но куклы заведены во всю пружину…

В Каире я не смотрел вертящихся дервишей: мне слишком часто приходилось их видеть на Босфоре. Там же познакомился я и со скутарскими ревунами; но что касается ревунов, то здешние гораздо типичнее. Собираются они в небольшой, чисто выбеленной мечети, Каср-эль-Айне: пол её покрыт камышовою стелькой: стены украшены стихами Корана на пергаменте: в одной из ниш висит оружие необыкновенного рисунка, скорее похожее на орудия пытки, чем на ятаганы и ханджары; впрочем, в мое посещение оно в действие не приводилось. У порога мне навязали на ноги тряпки: любопытных так много, что даже соломенных туфель не хватает. Явился я одним из первых: ревнители веры, большею частью зверской наружности, только что повставали со своих овчинных шкур и, готовясь к богослужении), сбрасывали верхнюю одежду.